Михаил Михеев - Путь домой Страница 48

В общем, расслабился, на следующее утро проспал почти до обеда и решил провести здесь еще один день – хотелось отдохнуть хоть немного в человеческих условиях, да и цены не кусались. Здесь, по эту сторону гор люди вообще, похоже, были попроще – и на жизнь смотрели иначе, и были не столь меркантильны. Первое впечатление, во всяком случае, было именно таким и, как это часто бывает, оказалось обманчивым.

День-то прошел хорошо – Петр прогулялся по деревне, на окраине которой, собственно, и стоял постоялый двор, прикупил припасов взамен истраченных при переходе через горы, почесал языки с местными мужиками, уточнив особенности дальнейшего пути, и вдоволь полюбовался на женщин – последнее время он был лишен женского общества, и это настроения совсем не добавляло. Конечно, во время путешествия на то были объективные причины, такие, например, как отсутствие женщин в радиусе нескольких десятков километров, но все равно печально. А здесь женщины были прямо как на подбор – красивые, фигуристые, все, что называется, при них. Правда, сногсшибательный эффект, который они производили на курсанта, мог быть следствием все того же воздержания, но легче от этого не становилось. Впрочем, доступная красавица нашлась быстро, и вечером настроение у курсанта было как у кота, дорвавшегося до сметаны. Гормоны, что поделать, – не тот у него был пока возраст, чтобы не обращать на это внимания.

Деревня ему, надо сказать, понравилась – вся такая чистенькая, аккуратная, дома небольшие, но очень ухоженные. Вроде бы и не видать особого богатства, но и бедности тоже нет – достойный средний уровень, что называется, причем во всем. У той молодки, у которой Петр провел большую (и лучшую) часть дня, например, дом прямо сиял чистотой, даже ни одного таракана не обнаружилось. А уж этих тварей в деревне вывести, казалось, вообще невозможно. Впрочем, он над этим не сильно задумывался, предпочтя посвятить день проверке старой истины о том, что Библия призывает возлюбить ближнего, а Камасутра объясняет, как именно это лучше всего сделать. Камасутра, кстати, написана куда убедительнее.

Словом, день прошел хорошо, а неприятности начались вечером, и принес их курсанту все тот же Мурзик. Даже, возможно, не столько Мурзик, сколько собственная глупость – ну кто, спрашивается, заставлял, идя на ужин, брать зверя с собой? Ну поорал бы немного, ничего страшного, за закрытыми дверями и не слышно почти, но вот жалко стало. А когда начинаешь кого-то жалеть – дело всегда кончается неприятностями.

Вначале, правда, все было неплохо. Мурзику, как внезапно появившейся местной достопримечательности, выделили глубокую миску из обожженной глины. Такие миски, как уже знал Петр, местный горшечник лепил в огромных количествах и продавал на вес, задешево, так что было ее совершенно не жалко. Котенок, радостно урча, залез вместе с миской под стол и лопал размоченный в молоке хлеб, да так, что за ушами трещало. Посетители смотрели на него с интересом, но вчерашнего ажиотажа не было – насмотрелись уже.

Сам Петр наворачивал огромную порцию тушеного мяса с капустой, одновременно наблюдая за обстановкой в зале. Наблюдать было удобно – сел он по привычке в дальнем углу, спиной к стене, здесь был легкий полумрак, что мешало разглядеть его лицо, зато он при этом мог видеть все, что творится в зале. Правда, смотреть особо было не на что – завтра намечался какой-то праздник, поэтому собирались местные пропустить кружку-другую пива, и все. Набралось их человек двадцать – сидели, языками трепали и Петру не мешали ничуть. Единственное – слегка раздражало то, что пламя больших светильников, освещавших зал, колыхалось, в результате чего по стенам плясали тени, отвлекая и рассеивая внимание, однако это было лишь мелкое неудобство, на которое не стоило и внимания обращать.

Ближе к ночи градусы у некоторых посетителей зашкалили, разговоры стали громче, а слова – резче. Среди тех, кто помоложе, вспыхнуло несколько драк, правда, как отметил Петр, дрались тут цивилизованно и мебель ломать, похоже, было не принято. В углу зала, сдвинув столы, организовали нечто вроде ринга, где деревенские парни с чувством размахивали кулаками, демонстрируя силу и удаль, обходясь в то же время без особого членовредительства и, что интересно, без злобы. Стравили пар – и все, пошли пить пиво дальше, зачастую в компании недавнего противника. Даже классическая картина была, когда одного из мужиков, изрядно перепившего, уволокла домой внезапно появившаяся жена, дородная баба гренадерского роста. Мужичок, на голову ниже женщины и заметно более хлипкого сложения, упирался и верещал, что он мужчина и сам разберется, когда и сколько ему пить, но, схлопотав тяжелой жениной дланью (хорошо, не скалкой) по хребту, моментально скис и дальше противился насилию абсолютно пассивно. В смысле вместо того, чтобы перебирать ногами, подогнул их и волочился по полу, цепляясь за все подряд. Впрочем, жене его это надоело моментально, она одним рывком закинула непутевого мужа себе на плечо и гордо уда лилась, сопровождаемая одобрительными взглядами женской части посетителей (нашлось здесь и несколько женщин – не из местных, а из числа постояльцев) и восхищенно-осуждающими (как одновременно можно выражать оба этих чувства, для курсанта осталось загадкой) – мужской. Впрочем, похоже, наблюдать этот спектакль местным было не впервой – почти сразу заполняющий зал ровный гул разговоров возобновился как ни в чем не бывало.

После триумфального шествия истинного главы семьи (Петр, впрочем, не сомневался, что в большинстве семей наблюдается подобная же ситуация, разве что не выставляемая вот так вот напоказ) вечер снова вошел в привычную колею. Постепенно и сам курсант расслабился, перестав обращать внимание на происходящее, тем более что ничего угрожающего не происходило. Вдобавок на небольшой сцене возле барной стойки организовалось нечто вроде концерта – крепкий дедок с бубном и чем-то похожим на флейту, цыганистого вида парень с наглой физиономией и невысокая худощавая девушка чуть помладше курсанта, вооруженная гитарой. Вместо подсознательно ожидаемой Петром заунывной мелодии они заиграли вполне приличную и даже чем-то знакомую музыку, уходящую корнями, похоже, в те далекие времена, когда предки этих людей путешествовали между звезд и способны были на такое, что Петру и не снилось. У парня оказался неожиданно мощный, хорошо поставленный голос, вдобавок, спев пару песен, он в свою очередь извлек откуда-то гитару и «вдарил роком по этому захолустью». Точнее, даже не роком, а чем-то вроде классических испанских мотивов. Петр и сам считал себя не дураком побренчать на гитаре, но так не смог бы никогда – парень был мастером.