Дмитрий Ермаков - Метро 2033: Третья сила Страница 49

– У нас гость! – коротко представил незнакомца полковник Бодров. – Борис Андреевич Молотов, сталкер из Приморского Альянса.

Лена не слышала, что говорил Борис Андреевич. Она не вслушивалась в слова, слетавшие с его губ, не могла сосредоточиться на смысле речи, с которой обратился к жителям Ладожской гость с левого берега. Но она успела отметить про себя, что огромная толпа, запрудившая всю платформу, слушала Молотова так же внимательно, как и Дмитрия Александровича…

Борис поклонился всем собравшимся и покинул трибуну. Начиналась культурно-развлекательная часть праздника. Театральная студия приготовила по случаю Дня Победы представление. Школьники по очереди выходили на импровизированную сцену возле мемориала «Дороге жизни» и читали стихи о войне.

Лена выступала последней. Она исполняла песню «Священная война» под аккомпанемент гитары. Сопровождаемая громом аплодисментов, девушка поднялась на сцену. Парень-гитарист присел на табурет, настроил инструмент. Ожидая, когда Василий Васильевич объявит номер, девушка обвела взглядом толпу. Она искала отца, друзей, товарищей, одноклассников… И гостя из Приморского Альянса. Но Бориса Андреевича в толпе не оказалось.

«Жаль, он не услышит, как я пою», – подумала Лена, но в этот момент Стасов объявил:

– Поет Елена Рысева, встречайте!

И девочка, мгновенно выбросив из головы все посторонние мысли, запела, вкладывая душу в каждую строчку, в каждое слово своей любимой военной песни. Музыкант бил по струнам гитары, зрители тихонько притопывали ногами в такт. Лена пела, прижимая к груди сжатые кулачки. И когда во время третьего куплета она мимоходом поймала взгляд отца, то увидела в его глазах гордость. Святослав радовался вместе с нею, казалось, все те чувства, что переполняли в эту минуту душу юной Лены, отражались, как в зеркале, в добрых мудрых глазах ее отца…

Песня кончилась. Лена, страшно утомленная коротким, но тяжелым выступлением, спускалась со сцены следом за гитаристом. В этот момент откуда-то сзади к ней подошел Борис Андреевич. Оказывается, он все это время стоял рядом, только не вместе с остальными слушателями, а за спиной полковника. Поэтому Лена его и не увидела.

– Спасибо. Ты замечательно пела, – произнес сталкер из Альянса, слегка наклонив голову, и учтиво пожал маленькую ладошку Лены. – Нигде, ни на одной станции я еще не слышал, чтобы так пели…

От волнения девочка не смогла ответить Молотову ни слова. Она смутилась, покраснела, машинально кивнула Борису, и тут же ретировалась. Праздник закончился, гости разошлись, отец увел Лену обратно на Проспект Большевиков, и больше в тот день она не увидела Бориса Андреевича. Зато по пути подробно расспросила отца, кто этот сталкер, чем он знаменит и как часто бывает у них.

– Молот младше меня лет на десять, – рассказывал Святослав, – но он очень опытный сталкер. И отважен невероятно. Его даже Нева не пугает, представляешь. Мы с ним друзья, кстати. Правда, он не часто сюда заглядывает. И все же странно, что ты его раньше не видела. Ничего, еще увидишь обязательно.

Отец сдержал слово. Уже месяц спустя Борис Андреевич оказался в их доме и целых полчаса проговорил с Леной с глазу на глаз. Он рассказал ей о жизни в Большом метро, о своих рейдах по руинам города…

Чувство, возникшее было в душе юной Лены, так и не развилось во что-то большее. Это была просто кратковременная вспышка, за которой ничего не последовало. Слишком велика была разница в возрасте между ней и Борисом Андреевичем. Слишком редко он заглядывал на станции Оккервиля. Зато на долгие годы Лена и Борис стали друзьями, и каждый раз, когда сталкер оказывался в гостях у Рысевых, они оба искренне радовались друг другу. О своей минутной влюбленности девушка теперь уже и не вспоминала, но всегда чувствовала: рядом с Борисом ей становится как-то особенно хорошо, легко и спокойно. Точно за каменной стеной…

Сталкер Молотов много лет работал на Приморский Альянс. Жил на Адмиралтейской в отдельной комнате. Рядом в каморке спали его люди – Игнат Псарев и Кирилл Суховей, фамилию которого все считали кличкой.

Они ходили в рейды, неизменно заканчивавшиеся успешно, пользовались всеми благами, доступными сталкерам крупнейшего в метро объединения станций, но оставались при этом, как говорил Молотов, «тиграми, которые гуляют сами по себе».

Начальство Молотова ценило, на многие его фокусы закрывало глаза. Осторожно, исподволь руководство Альянса начало «одомашнивать» свободного стрелка: то квартиру предложат на Невском, в самой глубине Альянса, то девушку красивую подсунут, чтобы, значит, семьей обзавелся. Аналогичные предложения получали и соратники Бориса, Игнат и Кирилл. Те, однако, хоть с девушками и развлекались, но семьями обзаводиться не спешили. Молотов эту нехитрую комбинацию довольно быстро разгадал. От уютной хаты и теплого женского бока отказался. Начал тайно подыскивать новое жилье… И вот в один прекрасный день Борис поверг всех в шок, перебравшись из богатого, влиятельного Альянса на нищую станцию Владимирская.

Сталкеры-приморцы лишь покрутили пальцами у виска.

– С жиру бесится мужик, – говорили про Молота. – Казака вольного из себя корчит. Ну, иди, иди, придурок. Скоро обратно попросишься.

Молотов и его друзья на насмешки не отвечали, на угрозы не реагировали – молча взвалили на спины весь нехитрый скарб и зашагали прочь с Адмиралтейской. В сырую, вязкую тьму. Отдать приказ остановить Молота никто из офицеров так и не решился. Все понимали: строптивому сталкеру лучше уступить.

Гулкие шаги прозвучали под сводами подтопленного туннеля, и три фигуры растворились во мраке и тишине, точно и не было их…

Борис Андреевич знал, что делает. Готовясь к переезду, Борис обошел многие независимые станции. На Горьковской от влажности в пять минут отсырела вся одежда сталкера. Значит, и оружие тут постигла бы та же судьба. Посмотрев на жителей Петроградской, поклоняющихся кустам, Молотов буркнул: «Психи». Сброд, ютившийся на Черной речке, Борис назвал «отбросами». Женоподобных жителей Пионерской окрестил таким выразительным словом, что его оттуда прогнали. И на Выборгской Молоту не понравилось, слишком много там народу толклось. Так бродил он по метро много дней – где-то напрягало соседство бандитов или выродков, где-то просто было неуютно или, напротив, слишком уж сонно и спокойно.

А вот Владимирская Борису полюбилась сразу. Безоговорочно. Почти центр метро. В случае необходимости хоть до Альянса, хоть до Торгового города – рукой подать. Выход на улицу тоже удобный: все крупные магистрали города рядом. Близость зловещего Разлома, делившего красную линию на две части, Молоту тоже пришлась по душе: оттуда ждать нападения не приходилось. Местные жители, постоянно спускавшиеся в Разлом, заметили бы монстров, если бы они там обитали. От безбожников и Империи станцию отделяла заброшенная Достоевская, переход на которую владимирцы хорошо укрепили. Да и народ на Владимирской жил хоть и шумный, хоть и потрепанный жизнью, но веселый, радушный.

Одни называли себя спелеологами. Это были серьезные, немногословные люди. Они изучали Разлом, пытались постигнуть его тайны. Другие, молодые и отчаянные, именовались прыгунами, они просто туда прыгали. Не во имя науки, а просто так. Адреналина хотели. Не боялись дергать смерть за усы. С других станций иногда заглядывали мужики с диковинным снаряжением, их тут называли туристами (сами они называли себя гордо «альпинистами»). Они были моложе первых и старше вторых, и цели у них тоже были не совсем научные; альпинистами двигало скорее любопытство[26]. Имелся тут и музыкант, прозванный почему-то Психопатом, без конца бренчавший на старенькой гитаре. А Молот музыку очень любил. Да и вожак прыгунов, Прохор Кузьмич, мужик внушительных размеров по прозвищу Жбан, носивший забавную вязаную шапочку, сразу понравился Борису.

«Этот не станет нос в мои дела совать», – понял Молотов.

В общем, едва попав на Владимирскую, Молотов почувствовал себя в своей тарелке. И жалеть о выборе сталкеру не пришлось.

Он приходил и уходил, когда и куда ему было надо, перед Жбаном не отчитывался. Коротал вечера, беседуя с местными парнями. Пел песни с Психопатом, а потом и сам начал учиться играть на гитаре. Один раз Молот сам прыгнул в Разлом вместе с гитаристом, обвязавшись тросом. Так он и среди прыгунов окончательно стал своим, и убедился: никакой опасности Разлом, о котором столько ужасов рассказывали на других станциях, не представляет.

Постепенно появилась у сталкера и работа – то от одного бывшего заказчика весточка пришла, то от второго. Молота помнили. В Молоте нуждались.

На улицах центральной части города Борис работал редко: тут все уже было разграблено, а остальное поделено. Но этот факт Молота не сильно огорчал – он давно протоптал дорожку на правый берег Невы. Во владения Оккервиля…