Олег Кулагин - Русские сумерки Страница 49

Постучал ещё раз. Внутри – всё так же темно, зато кто-то сердито отозвался:

– Вот щас пальну картечью!

– А не промажешь? – улыбнулся я.

– Тень? – радостно послышалось из форточки, и над крыльцом зажёгся свет.

Скрипнула дверь, и у порога возникла тощая, чуть сутулая фигура в меховой безрукавке.

– Ну, здравствуй, отморозок!

– Здравствуй, старый хрыч!

Мы обнялись.

– Что, больше не охотишься на живоглота? – спросил я.

– А ты – не суешь голову в мясорубку?

Илья – сам из трикстеров. Но уже лет пять не ходит за периметр. Так что сейчас все его приключения – в напичканной аномальщиной округе. И правда, где ж ещё поселиться отставному охотнику за товаром – тому, кто не успел скопить на чистые документы и безопасную городскую квартиру?

А тут… Можно держать хозяйство, понемногу собирать серый мох. И не бояться общения с государством – ни одного полицая сюда калачом не заманишь.

Опять же – рядом с Ярмаркой. За скромную плату ловкачи оставляют под присмотром у Ильи машины и мотоциклы. Ведь отсюда до самой Глуши – только пешком.

Я уже заметил: чей-то исцарапанный джип сейчас припаркован у него на заднем дворе.

– Это не Ракетчика машина?

– Его, – усмехнулся Илья.

Отлично, значит, мой дружок ещё на Ярмарке!

Старик качнул головой:

– А вот ты – припозднился в этот раз!

– Не смог вырваться раньше… Кстати, как нога?

– Тьфу-тьфу! Уже полгода – не болит. Помогла твоя вонючая мазь! – Он зыркнул мне через плечо. – Ты один? Вещи, машину оставлять будешь?

– Мотоцикл. И ещё… кое-что… – Я обернулся и помахал рукой в сторону околицы.

Через несколько секунд Белка загнала «Фалкон» во двор.

– Ого, – обрадовался Илья, – да у тебя появился напарник… то есть напарница! – добавил он, когда сестрёнка сняла шлем.

Пёс бдительно тявкнул.

– А ну, тихо! Это мои гости, – погрозил пальцем хозяин.

Я сказал Белке:

– Подожди здесь, нам надо поговорить.

Мы с Ильёй вошли в дом. Присели на кухне, окнами выходившей в сторону огорода.

Я полез во внутренний карман и выложил на стол пачку долларов.

– Это что? – округлил глаза старик.

– Пять тысяч баксов.

– Зачем?

Я вздохнул:

– Илья… Эта девочка – моя сестра… И больше у неё – никого.

– Понимаю.

– А мне предстоит одно дело… Могу я оставить её у тебя?

– О чём речь, Тень! – встрепенулся он. – А деньги убери. Ты что!

Я качнул головой и мягко положил ладонь на его изломанные артритом пальцы:

– Возможно, я задержусь… Надолго. Очень надолго… Белка – хорошая девочка. Но о ней не должна знать полиция.

– Ясно, – моргнул он. – Не волнуйся. Буду заботиться, как о родной!

– Спасибо, дружище. – Мне захотелось его обнять. Он ведь и мне как родной… Но это смотрелось бы глупо. Я просто пожал ему руку и встал.

– Не поужинаете? – спросил Илья.

– Её накорми. Уложи спать. А мне пора. И вот ещё что… Пока ничего ей не говори.

Пару минут спустя я уже двигался по тропе. Над деревьями взошла луна – яркая, почти полная, так что фонарик можно не включать.

Абсолютное безмолвие царило кругом. Только где-то на дальнем конце Дивеево лаяла собака. Ночная прохлада гуще окутывала лес.

Я ускорил шаг.

Это не очень разумно – таскаться тут впотьмах. Хоть и не Зона, но даже опытные ловкачи предпочитают ждать до рассвета.

А у меня нет времени ждать.

Я знаю тропу наизусть. И надеюсь… Очень надеюсь – тут не слишком сильно всё изменилось с прошлого года.

Три тропы ведут в Глушь – эта, восточная, а есть ещё северо-западная и «московская» – с юга. В принципе «московская» даже безопаснее. Но так сложилось, что последнюю пару лет я ходил в Глушь именно с востока.

Сосновый бор – самый безопасный отрезок. Постепенно на смену ему пришёл ельник – тени сгущались, тьма смыкалась вокруг меня. И возникло нехорошее чувство – будто кто-то смотрит оттуда. Словно эта тьма живая…

Какие-то шорохи доносились справа и слева…

Нормально!

Я не сбавлял шаг. Только пару раз обогнул странные кочки. И один раз остановился – переждал, пока уплывёт в сторону непонятное белёсое пятно.

Достиг болота через полчаса.

Прошёл вдоль берега и в ярком лунном свете отыскал приметное кривое дерево. Двинулся к нему по осоке.

Под ногами влажно зачавкало. И что-то прошуршало в стороне – я кого-то спугнул?

Рядом с деревом было сухо. А дальше – сплошная вода до следующего островка – того, где растёт вон та ива.

Я осторожно ступил в воду. Есть!

Под поверхностью – гать из веток и досок. Так что я даже не очень замочил ноги.

Следующий остров был обширнее. Сотню метров я прошёл почти по сухому. И увидел вполне добротный мостик.

Тут уже можно не опасаться шпионов с неба. Из-за аномалий такие искажения, что ни с самолёта, ни со спутника ничего толком не разглядеть. А вертолёт сюда просто не долетит – вся электроника вырубится ещё над лесом.

Я проворно шагнул на доски. Кругом отражались в чистой воде луна и звёзды. Но как раз это место нравилось мне меньше всего.

Будем надеяться, для водяной глотки тут слишком скудная кормовая база. Не одними же трикстерами ей питаться!

Всё…

Под ногами – опять твёрдая, надёжная земля!

Чёрная стена леса смыкается вокруг. Но я почти дошёл!

Ветра нет, а ветки колышутся справа и слева. Сосны и ели – какие-то странные, изогнутые. Изменённые…

Я безошибочно придерживаюсь зазора между ними. И минут через двадцать выхожу к заросшим травой и кустарником деревенским огородам.

Тут, на опушке, – последняя черта, которую нельзя пересекать посторонним. Это ещё Доктор придумал – через каждые пять метров закопал вдоль деревенской околицы музыкальные камешки.

На всё живое – размером от собаки и крупнее, они реагируют истошным пиликаньем. Если у тебя в кармане нет такого же фиолетового камешка.

У меня – есть.

И потому дозорные заметили меня только у крайних домов Глуши.

– Стой, стрелять буду! – предупредили из темноты.

– Стою.

– Пароль!

– «Зона поражения»! – пароль этой Ярмарки прислали мне по е-мэйлу месяц назад. Тогда я и не думал, что он пригодится…

– Проходи, – ответил голос из кустов.

И кто-то второй удивлённо добавил:

– А ты – рисковый парень! Не побоялся ночью-то идти?

– Так вышло.

Эти были из новичков, эти меня не знали.

Оно и к лучшему!

Я миновал пустые дома. В этом конце деревни никто никогда не останавливается. А вот впереди, с центральной улицы, слышались голоса. И даже приглушённо звучала музыка…

От Дивеево километров десять я отмахал пешком, но в эту минуту не чувствовал усталости. Наоборот, радость захлестнула – будто прыщавого школьника перед встречей с компанией таких же оболтусов.

Повернул за угол полуобвалившегося сруба. И притаился в тени.

Ближайший двор был ярко освещён.

Группа мужиков сидела за столом под переносной лампой, висевшей у крыльца на крюке. Рядом жарился шашлык. На столе были ветчина, лук, помидоры. А ещё красовалась бутылка водки и ополовиненная двухлитровая банка с мутным содержимым – «сталкеровка», настойка на сером мху.

Хорошо сидят!

Поминают добрым словом какого-то Гая, месяц назад погибшего в Самарской Зоне. И, несмотря на количество выпитого, очень бодро обсуждают скупщиков, снизивших в этом году расценки на товар. За столом звучат остроумные, многоэтажные выражения, вполне достойные Ракетчика.

Но его самого там нет. Локки – тоже…

По тёмной стороне улицы я прошёл дальше.

Миновал ещё несколько домов. Главное веселье происходило где-то у деревенской площади, рядом с обшарпанным общественным зданием – то ли магазином, то ли сельсоветом.

Именно оттуда негромко, почти задушевно лилась музыка:

Облака в небо спрятались,Звёзды пьяные смотрят вниз…[5]

Но я на звуки не пошёл. Повернул в переулок к бревенчатому дому с дощатой надстройкой второго этажа. Сруб потемнел от времени, зато выглядел крепким, основательным, как башня средневековой Руси. С обращённой к болоту стороны это монументальное сооружение сильно заросло мхом. А вот чёрная, крытая толем крыша выглядит совсем новенькой.

Ещё бы! Два года назад мы с Локки лично её крыли. А Ракетчик снизу помогал мудрыми советами…

Я шагнул во двор. Окно на первом этаже – то, в котором сохранились стёкла, было распахнуто, ставни аккуратно закреплены деревянными упорами.

Я замер, вслушиваясь, и различил внутри характерные, мелодичные аккорды. Ни с чем их не спутаешь!

Так храпеть может только человек с чистой совестью, с большим внутренним достоинством… И я даже знаю, как его зовут!

Пододвинул гнилой ящик к окну. Встал на него, подтянулся к подоконнику. И просунул голову в комнату: