Борис Громов - Выстоять. Буря над Тереком Страница 49

Не ошибся. Меня, не мудрствуя лукаво, просто цепляют цепью наручников за крюк, словно боксерскую «грушу». Ага, я «груша», а эта парочка уродов — боксеры. По сравнению с ними седой младший лейтенант из Червленной — просто дите малое. Эти били просто и без изысков. Уже минут через десять, получив очередной, неизвестно который по счету удар по печени, я просто вырубился. Но долго «отсутствовать» мне не позволили — окатили из ведра ледяной водой, и все началось по второму кругу. Одним словом, когда меня волоком втащили в камеру и, немного раскачав, прямо от лестницы зашвырнули на нары, выглядел я, наверное, — краше в гроб кладут. Да и чувствовал себя не намного лучше. Сокамерник мой, до того все так же безучастно сидевший на нарах, как только дверь за турками захлопнулась, достал откуда-то наполовину пустой глиняный кувшин с отбитой ручкой. Напившись, молча возвращаю ему посудину и благодарно киваю. Тот кивает в ответ. Вот и поговорили.

Утром разлепить глаза удалось с большим трудом: разбитое лицо отекло, веки набрякли. На ощупь голова сильно напоминает гигантскую подгнившую картофелину: мягкую и какую-то коряво-бугристую. Утро китайского пчеловода, блин! Отбитые, но вроде не сломанные ребра болят страшно, да и ливеру вчера пришлось несладко. Ладно, уроды, бог даст, придет время — сочтемся. Я едва успел еще раз напиться и «прогуляться» до отхожего места, которое тут заменяло большое ржавое ведро, как за мною снова пришли. Снова двое солдат, но уже других. У вчерашних, похоже, смена закончилась. На меня снова надели наручники и повели через окруженный высоким каменным забором двор к зданию райотдела. Правда, на этот раз мы к подвалу не пошли. Пройдя ободранный и обшарпанный коридор примерно до половины, вошли в двери какого-то кабинета.

Да уж, похоже, что все убожество снаружи совершенно не коснулось места, в которое меня привели. По сравнению со всем только что увиденным кабинет выглядел просто роскошно: толстый ворс ковра на полу, основательная, по-моему, даже натуральной кожей обитая мебель, звериные шкуры и оружие на стенах. Вошедшие следом конвоиры статуями замерли у порога, так и не убрав рук с пистолетов. Оружием на стене заинтересовался особо, очень уж не похож был этот арсенал на парадную коллекцию: «Винторез» с расщепленным прикладом, пара американских карабинов М-4 разной степени ушатанности, один — обычный, второй — в хорошем тактическом «обвесе» вроде того, что я снял с командира группы «Оборотней», обычный АКС-74 с подствольным ГП-25 и очень необычная снайперская винтовка. Я в оружии разбираюсь неплохо, уж если сам в руках не держал, так хотя бы по плакатам или картинкам знаком, но тут пришлось честно признать — такой никогда не видел. Толстый ствол с длинным и узким цилиндром дульного тормоза-компенсатора на конце, явно ручной работы, красивое и, скорее всего, удобное ложе необычной формы из матового темно-зеленого пластика. Приклад с регулируемой «щекой» и затыльником. Скользящий затвор и маленький, едва выступающий снизу из корпуса, отъемный магазин патронов на пять. И большой оптический прицел. Я в них разбираюсь плохо, но явно не наш ПСО, а какой-нибудь «Льюпольд» или еще какая-то дорогущая импортная игрушка, за которую наши отрядные снайпера готовы были душу продать. Эта винтовка чем-то неуловимо напоминала нашу СВ-98[51] или финскую TRG,[52] но в то же время была как-то элегантнее, что ли. Одним словом, видно было, что ручная работа, эксклюзив, а не конвейерная сборка. Красавица!

— Что, заинтересовался моей коллекцией? — разглядывая висящие на стене стволы, я даже и не заметил, как сквозь занавешенный тяжелой бордовой портьерой дверной проем в кабинет зашел его хозяин. — Это не просто оружие, оно принадлежало моим самым лучшим, самым опасным и дерзким врагам. Я, знаешь ли, немного тщеславен, люблю иногда вспомнить былые победы. Будь уверен, твой автомат займет — на этой стене достойное место.

Потом полковник что-то говорит по-турецки, и один из конвоиров снимает с меня «браслеты», а когда я начинаю растирать отекшие кисти рук, жестом указывает мне на стоящий посреди кабинета стул. Что ж, присядем, если предлагают.

Если бы меня попросили коротко описать внешность полковника, я сказал бы: скользкий мерзкий тип. Хотя, если уж совсем откровенно, неприятной его внешность вовсе не была, скорее полковник был похож на актера Омара Шарифа в возрасте лет сорока пяти — пятидесяти: смуглое, с правильными чертами лицо, черные глаза, густые брови, ухоженные усы с проседью. Такие вот восточные красавцы часто женщинам нравятся, но лично у меня почему-то ассоциируются с сутенерами. Не знаю, наверное, просто не люблю таких вот лощеных типов, этаких манерных и приторно-утонченных. Тоже мне, аристократия, блин! С помойки…

— Ну, здравствуй-здравствуй, мой юный друг, — в отличие от мамелюков, с их вполне обычным южнорусским говором, полковник говорит с чуть заметным, но необычным акцентом. — Много о тебе слышал, уже и не надеялся встретиться, тут — такой сюрприз. Я — полковник турецкой армии Атмаджа Кылыч. Можешь звать меня Атмаджа-эфенди.

— Спасибо, обойдусь без этой высокой чести.

— Ай, как невежливо, — осуждающе качает головой турок. — Впрочем, отлично тебя понимаю, профессионал такого уровня, и вдруг глупо попадается, как мальчишка, полезший за алычой на соседский сад… Согласен, обидно. Да, и еще, ты все еще жив по одной-единственной причине — потому что мне интересен. Напомнил ты мне меня самого в молодости, вот и захотелось на тебя посмотреть. Но если будешь вот так вот хамить — интерес пропадет. Последствия для тебя — очевидны. Так что пыл свой поумерь. Представиться не желаешь?

— А зачем? Все мои вещи все равно у вас, удостоверение в том числе. Читайте на здоровье.

— Да я и без удостоверения про тебя, юноша, все знаю.

У меня в душе заворошились нехорошие предчувствия. Это что же именно он имеет в виду под словом «все»? Неужели «кроты» в Червленной и Ханкале докопались до истории моего появления на Терском Фронте? Нет, быть не может!

— А не слишком ли самоуверенно? Прямо-таки все? Сильно сомневаюсь!

— Может, проверим? — в глазах полковника загорелся азартный огонек.

Ну, надо же, какой интересный мне собеседник попался! Другой бы давно молоток, клещи и паяльную лампу расчехлял или давешних костоломов вызывал, если самому пачкаться неохота, а этому пообщаться вздумалось. С чего бы? Вроде пустомели и дешевые позеры в разведке не задерживаются и уж тем более до полковничьих погон не дорастают. Разве что… Похоже, этому типану тут просто скучно. Сидит в глухих горах явно неглупый и наверняка очень амбициозный дядя, а весь круг общения — или подчиненные, с которыми по-человечески говорить не позволяют устав и субординация, или полудикие Непримиримые. Прямо скажем — те еще собеседники для образованного человека. А тут я подвернулся, вот и захотелось ему поговорить. Что ж, попробуем подыграть. Развожу руками, как бы говоря: «Я весь внимание». Что ж, уж лучше пусть этот турок мне расскажет, чего он про меня самому себе навыдумывал, чем будет паяльной лампой из меня признания выжигать. Да и во вчерашний подвал мне что-то совсем не хочется.