Юрий Иванович - Шагнуть в неизвестность Страница 5

Конечно, имелись вполне обоснованные опасения, что мои подруги что-то не так скажут, что-то не так сделают, ввяжутся в какой-либо скандал и их элементарно запрут в какую-нибудь каталажку. Но в любом случае короткое лишение свободы ничем смертельным не грозит, скорее и на пользу пойдет некоторым. А уж со своими связями, знакомствами, талантами и «денежными средствами» я любую проблему в самом Рушатроне решу не напрягаясь. Опять-таки если в самый первый момент нашей встречи вдруг не станет известно о моей любовной связи с Мансаной. Что-то я слишком опасался этого момента и никак не мог докопаться до причин такого опасения. Вроде и ничего страшного или постыдного, но как представлю несущуюся на меня со своей рапирой Машку, так сразу плохо становится и ноги подкашиваются. К чему бы это?

Ну и в-третьих, спешить мне никак не следовало по одному простому, очевидному размышлению: выхода обратно на Землю в Рушатроне, а то и во всем тамошнем мире может и не оказаться. При всей несуразной многочисленности символов в лабиринтах Сияющего кургана ни один из них не подвластен простому человеку, а рискнуть и вновь отправиться в замок людоедов ради сомнительного шанса вернуться домой — такое я даже гипотетически представить себе не мог. Меня сразу начинало трясти и лихорадить при одном только упоминании о людоедах.

Поэтому сразу и бесповоротно я вполне сознательно решил: на Землю нам больше вернуться не удастся. Ни мне, ни девчонкам. Значит, следовало взять с собой в мир Трехщитья как можно больше ценного, необходимого и полезного, а взамен оставить у наших родственников твердую уверенность в нашей целостности, безопасности и счастливом существовании. Никогда не забуду тот траур и печаль, которые окутали род Ивлаевых после гибели нашего друга детства Димочки и его родителей. Так что повторного горя ни для кого не хотелось. Пусть уж лучше считают нас предателями, черствыми и бесчеловечными негодниками, неблагодарными чадами, чем сомневаются в нашей жизнедеятельности. Несколько фантастических задумок на эту тему у меня имелось, да и реалии иных миров могли подсказать что угодно.

О своих вещах я тоже не переживал: еще как минимум неделя у меня в пейчере проплачена, и за это время ни одна живая душа в моих вещах копаться не посмеет. Вот была у меня в этом твердая уверенность, была. Да и потом, после истечения сроков оплаты Емлян не сразу отыщет запасной ключ и допустит внутрь членов своей семьи. Потому что о моем пленении и вытекающей из этого факта гибели никто и не догадывается. Вряд ли кто видел, как меня в сумерках с почти безлюдной улицы похитили подлые кречи, а если кто и видел, то будут укорять неизвестную мамашу-ротозейку, не уследившую за сбежавшим из дому ребенком. Связать похищение мальца со взрослым обитателем южной пейчеры никто и никогда не удосужится.

То есть меня наверняка ненавязчиво ищут или попросту ждут скорого возвращения. А так как я никому не должен, то скорее даже не ищут. Ну разве что Мансана изводится.

При воспоминаниях о девушке, открыто возжелавшей связать со мной свое семейное будущее, у меня сладко щемило на сердце и тревожно сосало под ложечкой. Вряд ли у нас что-то путное получится, но в любом случае все интимные разборки следует отложить до момента моего возвращения в Рушатрон.

Но еще больше меня волновали в моих мыслях воспоминания о волшебстве нового мира. Я его помнил отлично, ощущал каждой клеточкой тела, не мог искоренить из сознания. И самое важное: я верил в это волшебство. А значит, следовало возвращаться в Трехщитье в любом случае.

Хотя в то же время и понимал прекрасно: легко не будет. Одни воспоминания о глотании щитов могли вывернуть наизнанку любого человека. А уж о том, как мне промывали желудок, благодаря чему меня спасли в больнице Черкасс, — об этом даже подумать страшно. Просто чудо, что я оказался без сознания и добрые врачи чисто случайно меня спасли. Но где-то в глубине души и сожаление оставалось: так близко был от возможной победы над злой судьбой, и все сорвалось. По большому счету я готов опять, сию минуту проглотить этот мерзкий кусок кожи, настолько сильно, настолько жутко мне хотелось стать здоровым, рослым и сильным! Так почему бы не помечтать о скором будущем?

Вдруг мне и в самом деле удастся купить первый щит, проглотить его и впоследствии выздороветь? Да еще и стать при этом вполне нормальным мужчиной среднего роста? Да что там среднего, согласен и чуть ниже среднего! Даже чуть ниже нормального! Ха! Да тогда я стану самым счастливым человеком во Вселенной! И ради такого выздоровления готов без сомнений покинуть Землю на веки вечные.

Кстати, новый как бы повод для расставания с родителями.

Вот только поверят ли они?

А дорога проносилась подо мной и оставалась сзади длинными километрами асфальта. Мои спасители и благодетели вели себя весьма нейтрально: Геннадий топтал педаль акселератора, а его Зоечка то и дело ставила диск с новыми записями.

Расстались мы поздним вечером на автобусной станции маленького городка, после того как я получил на почте деньги, пересланные родителями, и восполнил денежные потери, понесенные парочкой из-за моих пертурбаций со здоровьем и последующими дорожными перемещениями.

Понятно, что ни Зоя, ни Геннадий полными глупцами или богатыми альтруистами не оказались, деньги взяли и, тепло со мной распрощавшись, укатили по дороге дальше к своей цели. А я остался на развилке двух магистралей, откуда через час отправлялся и мой автобус, почти довозящий до самой Лаповки. Но перебирая в кармане жалкие остатки мелочи, пожалуй, впервые в жизни задумался на тему приличных заработков. Причем не собственных заработков, а тех, которые имели мои родители. Хватит ли им средств, когда они станут старенькими? Смогут ли им помочь остальные родственники? Не поставят ли в укор отсутствие единственного сына, который и должен по гуманитарным меркам всячески поддерживать давших ему жизнь людей на закате их существования?

И так мне это разбередило душу, что вдруг в голову пришла сумасбродная идея: а что, если и отца с мамой забрать в мир Трехщитья? Реально? Еще как! Только и сложностей, что заставить поверить в существование иных миров. Ну и как в них не поверить, если можно пощупать собственными руками? А там пробный шаг в Дикий мир и…

Сорвался с места и побежал искать телефон-автомат. Для одного солидного звонка должно вполне хватить оставшихся денег. Вариантов моего звонка было много: родители могли просто спать в деревенском доме и мобильная связь их не достанет. Могли сорваться в дорогу и уехать сегодня, в субботу, хотя и обещали быть в Лаповке еще целое воскресенье. Вот как раз этот вариант меня больше всего и взволновал, не хватало нам только разминуться! Зато на магистрали отличная связь. Лишь бы мама не дремала в пути и ответила, а то отец ночью так гонит, что на пиликанье мобильника не отвлекается принципиально.

Повезло дважды. Родители были на магистрали, но в город пока не ехали. Наоборот, возвращались в деревню для последней ночевки. Все-таки решили меня дождаться и переговорить о последних моих путешествиях. С этого моя матушка и начала:

— Боренька? Ты все еще в пути?

— Да, мамульчик. Буду в Лаповке только на рассвете. И мне очень нужно с вами встретиться и переговорить.

— И у нас взаимная тяга к разговорам. Родственное, наверное.

— Не сомневаюсь. Значит, утром я вас бужу на завтрак?

— Да нет, — решительно возразила мать, — это мы утром тебя встретим на магистрали и сразу подбросим домой к готовому завтраку. Небось отощал в своих путешествиях?

Я прислушался к собственному желудку, который сразу напомнил о голоде тигриным урчанием, и чуть не подавился нахлынувшей в рот слюной.

— Кхе, кхе. Отощал не отощал, но сейчас бы литровую банку сгущенки выпил не отрываясь.

— Так деньги у тебя еще остались? — заволновалась родительница. — Купи себе хоть чего-то пожевать.

— Тогда до завтра! — успел выкрикнуть я, решив ни в коем случае не бросать последние монетки в телефон-автомат.

После чего поспешил в некое подобие киоска, в котором торговали жвачками, сигаретами, пивом и водкой. Ничего этого мне и даром было не надо, но другого на этой автобусной станции, видимо, никогда не продадут по умолчанию. А кушать хотелось все сильнее, поэтому я заглянул в маленькое оконце, пытаясь рассмотреть опухшее от беспробудной пьянки лицо продавца:

— Эй, парень, а из еды у тебя что-либо есть?

Оказалось, что и такая роскошь имеется, хоть и не пылится за стеклом с решетками. Но вся суть упиралась в наличность, и про разносолы пришлось забыть сразу. Только и получалось: могу купить либо небольшую колбаску докторской в четыреста граммов, либо две буханки серого хлеба. Причем хлеб оказался черствым и твердоватым. Глаза мои жадно пожирали аппетитную колбаску, а здравый рассудок взял под контроль непослушные губы: