Валерьев Валерьевич - Фаранг-1. Как я провёл лето. Страница 5

— Добре. Удачи всем, хлопцы. Гуд лак, ёлы-палы…

Гёкхан посмотрел на глаз Фатимы и потянул штурвал.

'Удача нам сейчас не помешает…'

Горючего на борту самолёта оставалось на сорок пять минут полёта.

Глава 2

Участвовать в собственной судьбе, а не сидеть с остальными пассажирами в салоне, тупо ожидая, что же будет дальше, было чертовски приятно. Витька с удовольствием перекинулся с украинцем парой фраз, рассказал бородатый анекдот и снова занял 'своё' кресло позади пилотов. Что характерно — ни командир лайнера, ни второй пилот даже не подумали прикрыть дверь в кабину и Егоров чувствовал себя почти что членом команды.

На прощание Пётр Александрович сказал, что его 'корыто' поползёт по курсу самым экономичным ходом. 'Аннушка' сразу и бесповоротно отстала от двух лайнеров и 'Гольфстрима', который покачав на прощание крыльями, унёсся по обговорённому курсу. Следом за ним, сбросив скорость и переведя турбины в режим экономии, полетели чартеры. В иллюминатор Витя прекрасно видел, как в километре от них, сверкая бликами на солнце, летел немецкий самолёт. 'Гольфстрим' молчал, украинцы безнадёжно отстали, и связь с ними прервалась, но зато скуку полёта Вите скрашивала болтовня вторых пилотов. Турок с немцем трепались о погоде, о Берлине, в котором у Йилмаза живёт брат, о зарплатах и тому подобной чуши. Изредка в эфир выходили командиры экипажей и весомо озвучивали идеи о том, где они и что происходит. Из разговоров лётчиков Виктор понял, что и немцы тоже попали в сильную турбулентность. О том же говорил и украинский пилот, а Зака спросить об этом как-то не успели.

Витя сидел в кресле и просто наблюдал за тем, как секундная стрелка делает оборот за оборотом, отсчитывая минуты, которые у них остались. Этот дядька, как его… Гокан, поинтересовался, нет ли среди пассажиров близких ему людей. Получив от Егорова отрицательный ответ, турок почему-то успокоился и попросил Витю вообще с места не уходить и о том, что он слышал, пока с другими пассажирами не делиться.

'Бу-бу-бу… дела хреновые…'

Стрелка сделала ещё круг.

'Командир решил никому ничего…'

Из-за занавески возник озабоченный хмурый стюард. Ткань на некоторое время отодвинулась и один из пассажиров, заметив славянскую Витькину рожу у кабины лётчиков, заорал.

— Э, братан, чё происходит? Мы уже полчаса как сесть должны были. И земли под нами не было. Мы что до Турции…

К подвыпившему мужику подскочила стюардесса и жестом велела ему замолчать. Пассажиры зашумели, но затем быстро утихли. Уж слишком беззаботно-лучезарными были улыбки утомлённого экипажа.

— Друг. Друг.

Пилот махал рукой, подзывая Егорова к себе, а когда в небе тебя приглашает к себе командир воздушного судна…

Витька проигнорировал красномордого мужика и пошёл в кабину к лётчикам.

— Переведи и прочти это в микрофон.

Пилот сунул Вите в руку лист бумаги. Егоров поднёс каракули турка к глазам и начал было читать их вслух, как снова ожила радиосвязь.

— Я ГЛФ, я ГЛФ, как слышно? Это Зак. 'Боинги', как слышите меня? Вижу землю! Впереди, мать её, суша!

Голос англичанина был едва слышен.

— Я примерно в десяти минутах впереди вас, слышите? Земля!

Витька радостно хлопнул второго пилота по плечу, тот радостно скалился, переводил дух и утирал пот со лба, а вот командир…

Командир 'Пегаса' угрюмо смотрел направо, где под яркими лучами солнца блистал белоснежный германский лайнер.

— Я Berlin, вас понял. Прямо по курсу — земля.

Голос у немецкого лётчика был какой-то очень нехороший. Слишком спокойный. Безжизненный такой голос.

Витя встретился взглядом с первым пилотом и всё понял. У них горючее на эти десять минут было. У немцев — нет.

В Турции Катя была много раз. Иногда по три-четыре раза за лето. Ну что тут поделаешь, если с мужем фактически разошлись, воздух свободы опьяняет, а денег куры не клюют? Да и то, чаще всего платить ей не требовалось. За всё платили её спутники.

Не то чтобы их было очень много… Совсем терять тормоза Катерина не хотела, желая оставаться в тех рамках, чтобы саму себя можно было честно называть приличной женщиной, но и ханжой она тоже не была. Ухаживания богатых и симпатичных мужчин, которых в нефтегазовой сфере всегда было немало, Екатерина принимала с удовольствием и без жеманства. В конце концов, личную жизнь надо было устраивать. Коротать свой век в одиночестве Катя не хотела. Тридцатилетний юбилей она отметила без всякой помпы, посидев с немногочисленными подругами в скромном кафе. Тридцать лет — чем гордиться? Разве что сыном. Добрым, умным, а самое главное, тьфу-тьфу-тьфу, здоровым мальчишкой. А бизнес — это мелочи. Нет дома, нет любимого человека, нет семьи — это главное.

По трезвому размышлению — жизнь не удалась.

Катя тяжело вздохнула и постаралась прогнать всё тёмные мысли из головы. Впереди был отпуск, впереди был шанс. Мизерный, призрачный, но всё же… Да! Она будет ходить топлесс по пляжу, будет носить эти чёртовы нитки вместо трусов, только чтоб…

Только бы всё наладилось!

Игорь снова уснул, но сейчас он, по крайней мере, не храпел. Да и коньяк он больше не пил, припрятав купленную бутылку.

'А каким он раньше был!'

Катя снова вздохнула. Она ясно понимала — любви уже нет. Но она попробует. Попытается полюбить его снова. Того замечательного весёлого уверенного человека, что подошёл к ней давным-давно на автобусной остановке.

'Да. Как заселимся — первым делом на море!'

Катя представила, какой фурор она произведёт на пляже и хихикнула. Бог и родители не обидели её ни красотой, ни умом, а регулярные изматывающие тренировки по шейпингу и фитнессу плюс постоянные визиты в салоны красоты позволяли поддерживать фигуру в идеальном состоянии.

'Пусть Гоша немножко погордится… кстати, а сколько времени?'

Женщина вынырнула из мечтаний и посмотрела на часы. Странно, по времени они уже точно должны были сесть в Анталье. Катя посмотрела в иллюминатор. Вместо ожидаемых коричнево-бурых гор, долин и скал, под крылом самолёта всё так же синело море. Единственное, за что цеплялся глаз — это большой белый самолёт, который летел параллельным курсом.

— Странно!

Екатерина бывала в Анталье раз десять и чётко помнила, что последний час полёта проходит над Турцией. Над СУШЕЙ.

— Извините, мужчина, да. Извините, — пассажир на кресле впереди обернулся, — вы не замечали, мы над сушей летели?

— Вы тоже заметили? Вы тоже обратили внимание?

Мужчина лет пятидесяти в очках и с бородкой затряс головой.

— Не было земли. Ни-че-го не было! А мы, — тут он посмотрел на свои часы, — в воздухе уже больше шести часов. Где мы болтаемся, я не знаю, но после Кавказских гор больше никакой земли не было.

Разговоры вокруг сами собой смолкли. Пассажиры озабоченно напрягали слух, прислушиваясь к разговору. Проснулся Антошка, проснулся Игорь. Со своего места Катя отлично видела, как над большинством мест в салоне мигают лампочки вызова стюардессы. Снова раздался сигнал 'пристегнуть ремни'. Люди, наученные горьким опытом, умолкли и принялись лихорадочно пристёгиваться.

А потом из динамиков над головами пассажиров как следует прокашлялись и на чистом русском языке произнесли.

— Минуту внимания. Сообщение от командира корабля…

В полном молчании прошло несколько минут. Затем из динамиков радиоприёмника снова раздались факи и щИты. Зак сообщал, что суша — сплошные горы, густо заросшие джунглями, и где тут можно сесть он и понятия не имеет. Турки недоумённо переглянулись. В их красноречивых взглядах Витя прочёл только одно.

Откуда здесь джунгли?

Сквозь шум эфира снова пробился голос.

— Окей, 'Пегасус'. Мы — всё. Идём на парах. Минута, может две. Буду садиться на воду. Отметьте где. Если вдруг на суше найдёте помощь…

— Окей, Berlin.

Командир хотел добавить ещё что-то, но не смог. Говорить было нечего. У Витьки, стоявшего позади кресел лётчиков, защипало в глазах. Пришлось незаметно их протереть, что немедленно принесло результат.

— Впереди. Смотрите. — Егоров затряс спинки кресел. — Воооон суша.

На горизонте показалась тоненькая тёмная полоска. Командир сразу ожил и сообщил об этом немцам, на что те едко ответили, что они и сами не слепые, после чего выпустили закрылки и, отставая от 'Пегаса' пошли на снижение. Витя не был лётчиком и ни черта не смыслил в авиации, но даже ему было ясно — до берега германцу не дотянуть. Лётчики молча проводили глазами гибнущий лайнер, а затем снова показали на бумажку в руке Вити.