Александр Митич - Игра в поддавки Страница 5

А смеемся мы вот над чем. Из всех известных мне сталкеров Француз был самым неопрятным в уходе за одеждой и снаряжением. За что и кличку схлопотал – похож, дескать, на француза в двенадцатом году с известной картины. И этот разгильдяй теперь в «Долге», полувоенной организации с подобием устава и строгой дисциплиной? Умора. Ему бы в «Свободу» – там разгильдяев хватает, нашлись бы родственные души!

– Так он напоказ ушел! – ликует Хвост. – Прямо здесь и сказал: мол, надоел мне бардак, да не только ваш, а вообще бардак в Зоне. И ушел. Никто и отговаривать не стал, думали, вернется. Да куда там!

– А Лысый?

– Сидит Лысый. Пять лет строгача.

– Понятно. А Кипяток?

– Жив Кипяток. Бросил сталкерство вслед за тобой, а потом вернулся. Года не прошло – и вот он. Соскучился по вам, сволочам, говорит. И в первый же вечер – драка…

Хвост смеется, ему хорошо. Он нашел благодарного слушателя. Может, и еще кто подсядет к нам языки почесать. Может, ребята и выпивку мне поставят. Не откажусь, хотя на голодный желудок не стоило бы. Слушая Хвоста, обшариваю глазами помещение и вижу: шепчется народ, на нас искоса поглядывает. Незнакомые – те просто буравят глазами. А из знакомых никто, кроме Хвоста, к нам так и не подсел, хотя свободные стулья есть.

Симптом.

Где Сидор? Мне нужен Сидор, но пусть инициатива исходит не от меня. Доложили ему уже?

Наверняка. Но он не спешит, он всегда был из неторопливых и обстоятельных. Потому, наверное, он и со Штангелем ладит, что они два сапога пара: Штангель точен, аккуратен и осмотрителен. И так же безжалостен, как Сидор Лютый, когда прикинет в уме варианты, найдет линию поведения и будет двигаться по ней с мощью локомотива. Торчишь столбом на его дороге? Разок предупредит, если сможет. Не злодей же он. Иногда даже способен договориться по-хорошему и слово обычно держит. За то и уважаем. Но если не договорился с ним и не внял предупреждению – пеняй на себя. Стопчет. И весь клан признает, что не он жесток, а ты глуп.

– А ты-то какими судьбами? – интересуется Хвост с виду простодушно, но глаза его выдают. – Соскучился? Снова вписаться хочешь?

– А я и не выписывался.

– Да ну? А кто говорил: уеду, женюсь, буду жить, как все нормальные люди живут, а? Не напомнишь?

– Пожил. Обрыдло. Скучно там.

– И не женился?

– Женился. Домик у Черного моря, сад, виноградничек, пристройка для курортников. Машина. Микроавтобус. Поселение и экскурсионная программа. В сезон, конечно.

– Дети?

– Бог миловал.

– Мне бы такую жизнь, уж я бы обратно в Зону не рвался, – вздыхает Хвост. – Ты всегда умел устроиться. Э, погоди, да ты на время, что ли, вернулся? Не насовсем?

– Как получится. В случае чего – тыл есть.

– Это если твоя благоверная за кого-нибудь другого замуж не выскочит, – язвит Хвост и, видя, что я каменею, спешит добавить: – Шутка.

Ох, зря ты так шутишь, приятель. Я на такие шутки памятливый. Без тебя, проходимца, знаю, что виноват перед Адой… сбежал ведь и ее одну бросил. Не в курортный горячий сезон, правда. Там, в Коктебеле, сейчас декабрь, ветер пронизывает до костей, далеко в море ходят водяные столбы, и смотреть на них зябко. И в Киеве тоже декабрь, только слякотный, и повсюду декабрь, кроме Зоны. Здесь своя погода. Слабовата зима перед Зоной.

– Давай за твое возвращение. – Хвост поднимает стакан. Поднимаю и я свой, там осталось на донышке. – Ты чего скромничаешь? Хабара нет, что ли?

– Места попались не грибные…

Хвост скорбно поджимает губы, сочувственно кивает. Угостить друга-приятеля выпивкой он и не подумает, всегда был халявщиком. Небось и сейчас думал сделать два дела сразу: прощупать меня и угоститься на дармовщинку.

В первом он отчасти преуспел, самую малость. Но сообразительному достаточно, чтобы понять: мы пробирались сюда по безлюдным местам. Это на севере леса безлюдны из-за того, что никакие человеческие мозги не выдержат тамошнего пси-излучения, а здесь иначе: нет артефактов – нет и сталкеров. Пустые места, никому не интересные, даже бандитам. Правда, при очень большой необходимости там можно спрятаться, отсидеться, выждать… И Хвост мучительно разгадывает ребус: чего ради мы сами сунули головы в капкан? Совсем дурни или, напротив, шибко умные?

Меня тоже интересует ответ на этот вопрос.

Глава 2

В подвале тускло светится пыльная лампочка. Смахнуть пыль и паутину здесь никто и не подумает. За столом с фанерной столешницей двое – я и Сидор Лютый. На табурете в углу сидит третий – телохранитель, а рожа у него такая, что хоть сейчас в комикс или на экран, тупых злодеев изображать. Надбровным дугам позавидовал бы неандерталец, а объему черепной коробки – разве что микроцефал. Мне нет дела до его рожи, но есть дело до «узи» на его коленях. Это немного нервирует. В сущности, глупо Сидору телохраняться – большей глупостью была бы лишь моя попытка взять его в заложники. Тогда мне точно каюк при любом раскладе. Уж на два-то хода вперед я просчитывать варианты умею, а потому не собираюсь делать резких телодвижений. Но Сидор в своем праве, он тут хозяин, а кто я – пока не известно.

Вычет остался наверху – скучает и мается, в ужасе глядя на моих бывших дружков. Правильно себя поведет – ничего ему не сделают, даже морду не набьют. Сейчас его морда мало меня интересует – я выцарапываю жизнь нам обоим.

Сидор глядит на меня почти ласково. Я знаю: он ищет решение. Наиболее очевидное из решений уже давно сидит в его голове: уничтожить нас тем или иным способом, и лучше не самолично. И не в лагере. Но он не спешит. Как истый купец, он должен прежде обдумать иные варианты.

– Хабар есть? – так начинает он разговор, едва кивнув мне в знак приветствия. Как будто не было моего трехлетнего отсутствия.

– Нет.

– Совсем ничего?

– Слезы, а не хабар. Одна «медуза».

– Бывает… – Сидор не выглядит расстроенным. – Зашел, значит, на огонек к старым друзьям… Просто так зашел или надо чего?

– Переночевать.

– А еще?

– Еды, водки и кое-какого снаряжения. В долг.

– Зачем? Уж не к Монолиту ли решил прогуляться?

– К нему. – Мне нет смысла врать.

Крякнув, Сидор достает из-под стола бутылку водки, режет на газетке колбасу. Старая сталкерская привычка решать проблемы за выпивкой. А голова у него крепкая.

Появляются стаканы. Летит и дребезжит по цементному полу крышка с банки маринованных огурцов.

– «Медузу» бармену сдашь. А это – так, угощаю…

– Твое здоровье.

– Ты бы лучше за свое выпил. Что с тобой творится, а, Чемодан? Не расскажешь?

Что ж, можно. Я излагаю с самого начала – как, покинув Зону, нашел Аду и осел у моря, как заскучал, как нашел родственника с проблемами и понял, что вдвоем в Зоне мы составим неплохую команду…

– А это не вы пытались долететь до ЧАЭС на параплане с моторчиком? – перебивает Сидор.

– Было такое дело.

– А потом приплыли по реке на байдарке и хотели высадиться ниже Припяти?

– Тоже мы.

Кажется, Сидор доволен: я ему не вру. Но следующий вопрос он, по-видимому, сам считает чисто риторическим:

– Ну и на хрена?

Как объяснить ему, что Вычет непременно хотел сначала испробовать пути, кажущиеся ему – ему! – самыми простыми и очевидными? Лишь тот, кто сидит вдали от Зоны, может позволить себе увлечься такими фантазиями.

И как объяснить, почему я пошел у Вычета на поводу?

Не знаю.

– Понимаю, глупо… – Вздыхаю с сокрушенным видом, ерошу волосы. – А с другой стороны, почему не попробовать? Давно уж никто не пробовал. Вдруг что-то изменилось?

– А оно изменилось? – ухмыляется Сидор.

– Служивые не меняются. Оба раза нас засекли, оба раза мы сделали ноги. Чудом, кстати сказать. И в третий раз уже пошли, как ходят все нормальные люди…

Другой бы на месте Сидора сострил, что зря меня Чемоданом зовут – надо бы Бледнолицым. Ибо только он, согласно анекдоту, может наступить два раза на одни и те же грабли.

– Слушай, Сидор, – говорю я задушевно, – мы идем к Монолиту. Хочешь верь, хочешь не верь. Да, я псих. И дурак. И так далее. Но мы идем к Монолиту, и этот парень – не «отмычка». Я его доведу, если смогу. Ему надо.

Сидор молчит, но и молча умеет вытягивать слова. А мне наплевать. Я говорю чистую правду, и в этом, возможно, наш единственный шанс.

– Жена у него умерла. Недавно. Лейкемия.

– Просить идет? – Сидор поднимает бровь.

– Нет, блин, на прогулку вышел! Вопросы, извини, у тебя… Конечно, просить идет, зачем же еще?

Остро чувствую недоверие. Нет, в том, что Вычет идет просить Исполнитель Желаний вернуть любимую, Сидор не сомневается – повидал уже таких на своем веку. Экскурсанты в один конец. Он не Вычету – он мне не верит. Я никогда не был самоубийцей, я всегда был очень осторожен, так чего ради сейчас я по своей охоте готов пойти туда, откуда не возвращаются? Или я баки ему забиваю?