Алексей Быков - Тень [СИ] Страница 5

– Три, тьфу, – пена лезла в рот, – три года.

– Ну-ну. – Торопыжка устроился в кресле и, закинув ногу на ногу, наслаждался видом смывающей пену девушки. Она не видела, но знала ли? Наверняка. И знала, что Торопыжка получает только эстетическое удовольствие любопытствующего натуралиста созерцающего новую разновидность дикого рододендрона, если вид её или любой другой девушки, или как выразился бы сам Торопыжка странно сконфигурированного человека, можно было бы так назвать. Его тонкие пальцы скользнули по подбородку.

– И сколько взнос.

– Половина.

– Зарплаты?

Она кивнула, не сомневаясь, что он видит.

– С ума сошла. Ты вообще на что живешь?

– Какая разница.

– Разница? Ты чего подруга?

– Я же только выпустилась. Бакалавр-инженер… тьфу… по направлению биоэлектроники. Биоэлектроники, понимаешь? Кому я нужна без опыта, – она осторожно отжала волосы и из стены выехало полотенце.

– А почему сюда?

Девушка завернулась в махровое полотенце и в клубах пара шагнула наружу.

– Так почему? – рука требовательно сорвалась с тщательно выбритого подбородка.

– Сам-то как думаешь?… Эмм. Ну-ка давай, отвернись.

Торопыжка сделал вид, что прикрыл глаза ладонью. Принюхиваясь к запаху алоэ, ждал ответа, но маленькая каюта смущенно ответила тишиной.

– Итак, почему?

Тэра тоже смолчала. Под тихий шелест опомнившейся вентиляции прошлепали босые ноги. Скрипнул шкаф, звякнуло расколотое зеркало, и полотенце прошуршало к ногам. Торопыжка видел, как девушка раскрыла шкаф, быстро натянула темно-синие шорты, топик и резво развернулась. Как только кудри опали на плечи, выдала:

– Давай уже, убирай свою руку, – и грустно улыбнулась, – ты хорошо блефуешь, но не в этой игре.

– Ммм?

– Выставить тебя что ли…

– Так почему?

Тэра вздохнула, подумала, – как всё это некстати. Зачем ему? – Решила не терзаться догадками и сдалась:

– Это было лучшее предложение. Доволен?… Многие с курса до сих пор без работы.

– Мда, дорогая, и когда же следующий взнос?

– Угадай.

– Месяца через три? – предположил Торопыжка, следя, как она опускается на диван. Кудри дернулись, и он попробовал еще раз:

– Два?

– Мне-а. – плечи поникли.

– Что, никаких запасов? В следующем?

– Через две недели.

Торопыжка замер. Логические выкладки и связи под его аккуратной белой прической вопили, что это безумие, но он просто смотрел. Ждал объяснений. Тэра грустно потерла лицо руками, вздохнула, а ответа все не было.

– Я никогда не пойму женщин.

– Что?

– Ты не могла подождать до зарплаты?

– Ради чего?

– Ну, хотя бы, чтоб после пафосного шнобелевёрта иметь несколько степеней свободы.

– Чего?… Торопунчик, миленький, второй час ночи. Глаза слипаются. Пожалуйста, выражайся яснее. – она встала и повела рукой вдоль тела, – ты же с девушкой все-таки говоришь. – Два шага и Тэра устроилась за терминалом. Пальцы привычно пробежались по виртуальной клавиатуре, ввели пароль, и уставший голос потребовал:

– Биржа. Вакансии.

Компьютер недоверчиво просканировал опухшее красное лицо и подчинился.

– Нет, подруга, из этой дыры так просто не выбраться. Куда теперь? Обратно в гетто?

Кудри резко качнулись в сторону.

– Нет?… У тебя на дорогу-то хватит?

Девушка молчала, листая списки.

– Э-эй?

– Да я лучше на синтетическом хлебе и воде сидеть буду, чем вернусь в гетто… или к этому… гаду… – снова погрузилась в компьютер, а Торопыжка стукнул по модному дракончику-клипсе на воротнике, перед глазами вспыхнул полупрозрачный экран и программист ушел в свой аккаунт.

Время шло, а вакансий так и не находилось. Спрос на выпускников без реального опыта всегда мал. Торопыжка погасил голограмму своего поисковика и встал.

– Пока, подруга.

– До завтра.

– Я что-нибудь поищу.

Он ушел, а она прикрыла руками лицо и тихо заплакала над опустевшим экраном.

Он всегда предложит мороженку

Утро началось скверно. Даже, очень скверно. Тэра пыталась набить тощую сумку, когда в дверь начали дубасить. С той стороны ревело в подправленный кулаком нос Бульдогово:

– Откдывай, двадь куддастая!

Из черной сумки удивленно смотрел старенький потрепанный плюшевый медвежонок, чистый комбинезон, бельё.

– Два даза повтодять де буду!

Тэра подумала и тихо потребовала:

– Дверь.

Полотно разошлось дырой, в которой подбоченился бывший босс. Расквашенный шнобель опух. Набит ватой. А сам улыбается в меру сил как натертый до блеска пинтик. Пыжится.

– Ду что, твадь. Да кодени и моди, тьтоб обдатно взяд. Погдузчики здуд.

Девушка разогнулась от сумки и крохотную каюту окутало гордое:

– Да пошел ты.

– Дя дак и думад. – босс даже умудрился осторожно кивнуть. – Вышвыдните её.

В дверь ввалились охранники. Заломили руки и поволокли вон.

– Сумка. А!… Сама дойду… Сумка!

– Здесь подоздёд. Девадься дебе все давно декуда. Бадинки мде лизать будешь.

Тэра визжала и пиналась, пока охрана волокла ее по коридорам. Мимо изумленно таращащегося Торопыжки, хрипло матерящегося в бороду Шкипера. Вопли наполняли склад по пути в пустыню. Охрана выволокла за ворота и с размаху отправила бывшую работницу на раскаленный утренний песок. Рядом остановился Бульдог. Пнул под ребра, и дыхание перехватило раскаленной сжимающей паутиной. Рот беспомощным хрипом потянул ставший густым воздух.

– Космоподт там, – ткнул пальцем в низкое солнце, и вся троица пошла обратно к воротам. Бросил через плечо, – зджрать захочешь – пдиползёшь.

Тэра сжалась в комок от растекающейся по животу горячим свинцом боли. И что, вот, теперь делать. Работы нет, денег тоже. Медвежонка и того отобрал, скот. Уй, больно-то как. Попыталась вдохнуть. Была бы хоть надежда на утренний транспорт до космопорта, но площадка у ворот пуста. Кто бы сомневался, что это происки Бульдога. Пять миль по палящей пустыне. Без воды по этой чертовой рифленой сковородке. В пекле. Одно слово – крематорий. Хоть здесь подыхай. Разум трусливо требовал ползти к воротам. А гордость… Кулак с тихим рыком врезался в горячий песок. Давясь хрипом, Тэра прихватила ноющий бок, медленно села:

– Не дождётесь – пять миль по жарящим барханам и спасительная прохлада космопорта. Чего проще для почти труппа? – Взглянула на часы. Семь ноль две. И тут ожила клипса. От воротника под самым ухом прорезался Торопыжка:

– Утречка, Тэ. Что-то мне вчера не спалось.

– А, Торопуньчик, миленький… издеваешься?

– Воздухом выходил подышать.

Тэра осторожно встала и побрела к солнцу. Направление на космопорт.

– Дорогая, а тебя не зря Пантерой прозвали. Всю шкурку охране подрала.

– Залижутся.

– До космопорта доковыляешь?

– Справлюсь.

– А за три часа?

– Три часа? Торопыжка, тебе совсем делать нечего?

– Транспорта не будет Тэ, но ты за барханчиком нырни направо.

– Зачем?

– Говорю ж – гулял-блудил. Где-то там термос посеял. Вообще, последнее время какой-то рассеянный стал. – Голос был такой размеренно-сосредоточенный, как будто Торопыжка шлифовал пилочкой ногти.

Загребая руками горячий песок, Тэра припустила на бархан. Отплевываясь от мелкой пыли выкрикнула:

– Торопыжка!

– А?

– Я тебя люблю!

– Да упаси боже. – даже по радиоканалу чувствовалось, как замерла пилочка в ухоженных пальцах.

Неудачливый техник модели "сопротивляющийся судьбе трупп" перевалилась за гребень бархана и с визгами поскользила вниз. Какой-то черный жук с вонючим комком отскочил от волны песка, хрустнула невесть откуда взявшаяся корявая ветка и Тэра, отплевываясь, затормозила у маленького холмика на дне между барханами. Тонкие руки торопливо разгребли обжигающий песок, осторожно откинули прохладный и обняли ручку двухлитрового термоса. Полного.

– А ты, я смотрю, любишь насосаться в прогулке.

– Ну, дорогуша, – ответил программист, – у каждого свои причуды.

Два литра воды. Почти спасение! Почти. Тэра обняла прохладный термос.

– Так что ты говорил про три часа?

– Там четверть часа будет загружаться челнок "Иствика".

– Иствик? Это ж сырьевики. И вообще, где я и кто Иствик?… Что они вообще тут забыли?

– Ай, лапочка, ты у них сама уж спроси, с какого перепугу в эту дыру сунулись. В общем, у них наверняка есть несколько вакансий. Можешь попытать счастье. Но помни, ты не одна.

– В смысле?

– Пять миль, три часа и один шанс на всё. А желающие обставить тебя, уж поверь мне, найдутся.

– Торопыжка…

– Погоди. Вакансии инженеров на всех складах ночью разом закрылись.

– Кто бы сомневался. Торопыжка, что у Иствика за вакансии?

– А тебе уже не всё равно? Дуй, давай, лапочка.

Судя по тихому шороху, пилочка отправилась в путешествие по ногтям.

И Тэра припустила через барханы. Большие. Маленькие. Широкие. Она соскальзывала и продиралась. Бежала мелкой рысью по гребням. Жалкая тень иссушенных акаций, или чего-то на них похожего, служила коротким привалам. В тени она жадно пила. Вытряхивала песок. Вопила. Махала проносящемуся высоко в небе транспорту, пытаясь привлечь внимание. И снова бежала. Шла. Ее тень становилась короче, тонкий черный комбинезон пёк нещадно, и остатки воды ушли издыхающей струей на голову и раскаленные плечи. Песок набился в ботинки. Наверное, даже мелкие ящерки посмеивались из-под выветренных камней, глядя на качающуюся, бредущую смертную. Ноги заплетались. Но она шла. Шла и слушала ветер. Шум в ушах. Переставляла ватные ноги и вглядывалась в переливающийся в мареве космопорт. Вот он. Рукой подать. Тэра потянулась и мираж дрогнул. Исчез. Сил не осталось даже на любимое "чёрт". Вой ветра усилился. Струя горячего воздуха сбила с ног, и она покатилась вниз. Распласталась, и даже заплакать сил уже не осталось. В голове звенело "двадь куддастая!". Руки беспомощно комкали раскаленный песок. И хотелось только одно, из последних сил выкрикнуть: не дождёшься. Она обещала вытащить родных из гетто. Обещала!