Альфред Ван Вогт - И вечный бой... Страница 5

Вдруг человек-лиса вскочил на ноги.

— Эй! — он почти визжал от возбуждения. — Лучше нам добиться, чтобы нас выслушала комиссия.

Модьун встал, как и другие. Он был немного обескуражен — хотя и не сильно. Их неожиданное (а на самом деле, закономерное) намерение, казалось, положит конец его плану поселиться вместе с Руузбом. Ему не пришло в голову, хотя и должно было прийти, что они должны присутствовать днем на собрании.

Действительно, это было не настоящее препятствие. Перед ним стояла проблема: где найти комнату? И он должен был ее решить.

Модьун направился к ближайшей двери, понимая, что другие идут следом. Он думал:

«Когда они пойдут на собрание комитета, я попробую справиться с квартирным компьютером. И мы увидим, кто главный: человек, творец или машина».

С этой мыслью он прошел в дверь, оглянулся и обнаружил, что он снаружи — один!

4

Остальные ушли.

Поразительно!

Только что они были сзади. Иггдооз хрипло смеялся; Дуулдн что-то говорил глубоким мурлыкающим голосом, Руузб тяжело ступал по полу, а человек-лиса что-то отвечал лающим голосом.

Слова совсем не имели значения, но звуки, которые издавали его знакомые, стали привычной частью окружающего.

Модьун остановился и оглянулся. Вот дверь, через которую он вышел.

Он помнил, что она была непрозрачной.

Непрозрачной!

Когда Модьун бросился к ней, он заметил, что на ней нет ни ручки, ни задвижки. Он сделал три шага, и теперь стоял, ощупывая дверь ладонями и пальцами и пытаясь открыть ее.

Под руками была лишь маслянистая гладкая поверхность. Дверь не откроется. Сзади, на улице он услышал слабый шум… Что-то в его мозгу мгновенно отреагировало.

Модьун обернулся.

Высокий — более восьми футов — человек-гиена стоял на расстоянии всего в дюжину футов с автоматическим пистолетом в одной руке; он сказал странным голосом:

— Что случилось?

Потом Модьун сделал неопределенное движение своим телом, словно покачнулся, и пистолет выпал из вытянутой руки гиены, ударившись о тротуар с металлическим звуком.

Это было как сигнал. Огромный человек-гиена опустился на колени и прошептал:

— Помогите…

Модьун мог бы помочь, но не помог. Он стоял, чувствуя свою вину.

Умом он чувствовал, понимал, что это было. Модьун сразил человека-гиену, выделив из своего тела газ.

Невероятно, но какая-то часть мозга Модьуна уловила звук у него за спиной или, может быть, уловила лишь настолько, насколько это возможно из намерений другого при передаче мыслей, и объяснила это как угрозу.

Больше всего Модьуна удивило то, что его реакция была агрессивной.

В течение всей жизни Модьуна с ее философией полного — именно полного отказа от насилия, он никогда не нападал, но его мозг был способен на это.

Итак, это рефлекс тела, с его животным бешенством.

«Господи, я должен следить за этим», — подумал он.

Пока он пришел к такому решению, человек-гиена перекатился на бок и теперь лежал на бетоне, скрючившись, стонал и извивался. Модьун подошел и с сочувствием посмотрел на подергивающееся тело.

Через минуту Модьун увидел, что пистолет лежит в нескольких ярдах в стороне. Он подошел, поднял его, осмотрел и увидел, что он заряжен.

Модьун не знал, что и думать. Поэтому он спросил:

— Где вы взяли оружие?

Никакого ответа, только стон.

Модьун спросил настойчивее:

— Я думал, что их больше не выпускают.

На этот раз ему ответили.

— Ради Бога, — простонал человек-гиена, — я умираю, а вы задаете глупые вопросы.

Все оказалось не так плохо. Действительно, первоначальное чувство сильной вины отошло на задний план. Оно еще присутствовало, но стало более слабым, когда Модьун с облегчением осознал, что инстинктивно воспользовался защитной функцией организма.

Тут у человека-гиены начался отвратительный приступ желудочных спазмов. Возможно, он чувствовал сильную изжогу и другие признаки отравления, которые порой испытывают и животные, и люди.

Это страшно, болезненно, но он не умрет.

— С вами будет все в порядке примерно через час, — сказал Модьун и положил пистолет в карман пальто. — Но я уверен, что вы собирались стрелять. Это делает вас потенциальным убийцей, и поэтому я только запишу ваше имя.

Подозревая, что ему не ответят добровольно, Модьун снова потребовал.

— Глидлл, — ответил человек-гиена.

— Хорошо, Глидлл, — сказал Модьун, — мы не хотим дальше нарушать ваше право на свободу мысли, поэтому сейчас я не требую больше информации. Что-то в этом мире неправильно, и я не могу поверить, что вы персонально ответственны за это. Но я буду знать, как связаться с вами, когда, наконец, приму решение.

С этими словами Модьун повернулся и пошел влево, туда, где заметил дырку в заборе, ведущую к входу в столовую.

Когда Модьун попал на улицу, четверо его друзей вышли из здания. Увидев Модьуна, Неррл, человек-лиса, облегченно вздохнул. Они все остановились.

Несколько минут они говорили все вместе. Из этой смеси слов Модьун смог выделить всего несколько битов информации. Он понял, что они решили, что потеряли его. Модьун задумчиво смотрел на них. Все четверо излучали наивность, что делало всю историю совершенно приемлемой для него. Что бы ни случилось, они тут были ни при чем.

Он подумал, что происшествие приобретает вид случайного. Совершенно случайно он вышел через боковую дверь в тот момент, когда — как они теперь это описывали — они остановились и оглянулись, чтобы что-то рассмотреть. Когда они повернулись, его уже не было.

Но как случилось, что человек-гиена с автоматическим пистолетом как раз стоял на заднем дворе? Совпадение требовало напряжения воображения, но так как никто не знал Модьуна и не знал, кем он был, это должно было быть именно совпадением.

Модьун почувствовал, как его напряженное тело при этой мысли расслабилось.

Он наблюдал, как четверо друзей заторопились на собрание. Сначала они воспользовались движущимся тротуаром, чтобы добраться до улицы. Один из них махнул рукой, и к тротуару подъехал автомобиль. Они забрались в него, и двери закрылись. Минутой позже автомобиль отъехал, и Модьун быстро потерял его из виду.

Чувствуя себя спокойным, но немного несчастным, Модьун направился к квартирам на террасе. Первые неудачи немного беспокоили его. Он потерял своих четырех спутников. В их компании он чувствовал себя в какой-то мере счастливым.

Модьун пошел, чтобы показать, как одурманивают мозги настоящего человеческого существа. Его удивило, что обучающие машины не подготовили его к таким ловушкам. Тот, кто программировал машины, уже забыл такие подробности. Или, наверное, знал, но игнорировал.

Модьун все еще мысленно качал головой, хотя его, в действительности, не беспокоили различия, когда он приехал на улицу, где жили другие и где он тоже надеялся устроиться. С облегчением он увидел, что небольшая квартира между человеком-медведем и человеком-ягуаром еще не занята. Так как она свободна, ему не придется позже объяснять, почему он переехал.

Теперь он не терял времени на дальнейшие споры с машиной. То, что он делал, было одним из способов, с помощью которых человеческий ум контролировал положение дел. Сила, которая была мгновенно приведена в движение, уничтожила прочные электрические соединения этой специальной системы реле, открывающих дверь.

Так как его логика была безупречной, он не повредил небольшой выключатель, с помощью которого компьютер дистанционно контролировал крошечную квартирку. Он просто открыл дверь. Через минуту, когда он повернул ручку и толкнул дверь, она открылась.

Теперь он мог войти. Но вместо этого он остался стоять. У него возникло чувство, чувство, идущее из мозга в тело.

Он стоял на крыльце этой маленькой блочной квартирки и смотрел с ее скромной высоты на часть города Галли. И он чувствовал, что он — человек, и другие не такие, как он. Большинство из них приспособилось и не изменилось. Рост человеческого самосознания из глубин животного для большинства существ, населяющих Землю, не был трамплином для прогрессивного развития.

К ним насильно применили чудеса биологии. С этого времени цепи молекул оказались закодированными, чтобы поддерживать изменение; и за тысячи лет кодирование точно выполнило свою задачу.

Не больше и не меньше. Модьун отчетливо представлял себе огромные массы животных-людей, которые счастливо общались, подходили к автоматам для раздачи пищи, пробивались в свои квартиры, докладывая компьютерам, энергично обсуждали подробности того, на что они были запрограммированы, или, как это случилось с его знакомыми, делали то, что заставлял их человек-гиена.

Какая удивительная случайность, что люди-гиены из всех людей-животных оказались единственными, кто как-то пробился через внутреннее кодирование.

Стоя здесь, Модьун все еще предполагал, что это незначительный прорыв; что в человеке все еще есть что-то большее, чем в любом животном. Это ощущение засело в его мозгу.