Руслан Галеев - Черепаховый суп Страница 5

6. « I Did It My Way»

– Эй-эй, чувак, ты чего?! Ты же меня задушишь, нигер!

Рефлексы нелегко контролировать. Даже умные ребята Брокгауз и Эфрон утверждали, что данные реакции организма происходят «без участия воли и сознания».

Я ослабил захват, а потом и вовсе расцепил руки.

– Извини, брат...

Тощий Сабж, потирая шею, отступил на шаг и удивленно смотрел на меня.

– Послушай, – сказал он, – я всего лишь увидел знакомую машину и труп на капоте. И собрался заняться мародерством и некрофилией. Разве это преступление?!

– А я всего лишь попытался придушить одного знакомого подонка, – усмехнулся я.

Что мне нравится в Сабже, так это его неистребимо веселое настроение. Этот доходяга будет острить даже там, в потустороннем Освенциме, куда рано или поздно попадают все хорошие парни.

– Благими намерениями устлана дорога в ад, – ответил он, протягивая мне руку.

Сабж плохой боец, но его ценят за другое. Он – Проводник, из тех людей, кто чувствует и знает Эпицентр. Насколько это вообще возможно. Хотя Сабж никогда не любил Эпицентр и не считал его своим домом. Впрочем, не знаю, как бы оно обернулось, проживи он там чуть дольше. Нормальному человеку, такому как мы с вами, это не под силу. Нужно родиться там и впитать все, что приносят люди с их неуемным стремлением загадить окружающее. Сабж родился в Эпицентре. Он – Проводник, высшая каста сталкеров.

Вообще-то, подробностей о его прошлом я не знаю. Мне известно то же, что и всем нашим.

Мать Сабжа спрятали в Эпицентре, когда в конце шестидесятых началась «охота на ведьм». «Холодная война» была в самом разгаре. Всех инакомыслящих мгновенно записывали в государственные преступники, прятали в психушки, тюрьмы и так далее. В общем, ничего нового я вам по этому поводу не скажу. В архивах Полковника вы сможете найти исчерпывающую и более достоверную информацию о том периоде.

Мать Сабжа жила в метрополии Вашингтона. Во время учебы в университете она увлеклась марксистскими идеями, и ей не хватило ума скрывать это. Короче, в конечном итоге она выложила необходимую сумму моим коллегам, и ее вместе с еще парой бедолаг спрятали до поры до времени в Эпицентре. К тому времени она была уже беременна.

Сабж родился на Неподконтрольной Дистанции, на Территории Штиля. Теоретически это самое безопасное место за забором, но практически безопасных мест там не существует. Сабж провел в Эпицентре первые три месяца жизни, после чего всех беглецов вывели окольными путями в Токийскую метрополию. Но выйти с территории Эпицентра не значит избавиться от него. Если у эмигрантов рождается ребенок, он автоматически признается гражданином той метрополии, где родился. Эпицентр пометил Сабжа как свою собственность. Поселился в его внутренностях, медленно убивал его, никогда не отпускал. Поэтому у Сабжа нет причин любить Неподконтрольную Дистанцию, зато до хрена причин ненавидеть.

Любитель дорожного мародерства откинул сиденье и, упершись ногами в торпеду, с глупой улыбкой глушил пиво, иногда принимаясь подпевать Синатре с хорошо узнаваемыми интонациями Сида Вишеса.

– Сабж, какого черта ты опять едешь автостопом?

– А у меня угнали машину. Пару дней назад. Ну, я и решил прогуляться. Тряхнуть, так сказать, стариной.

Не так давно Сабжу стукнул сороковник, и хотя выглядел он на двадцать пять – двадцать восемь, здоровье у него было хуже, чем у шестидесятилетнего.

Врачи не раз обещали Сабжу скорую кончину, но всегда ошибались. Вероятно, в этом и кроется секрет перманентно хорошего настроения Проводника. Каждый новый день он радовался тому, что еще жив, и был не настолько глуп, чтоб тратить оставшееся ему время на сопли и уныние. Конечно, все мы стараемся не думать о таких вещах, но у Сабжа все куда конкретнее. Если бы большинство людей относилось к собственной жизни так же, как мой приятель, уверен, на земле было бы куда приятнее и интереснее жить.

– В полицию, я так понимаю, не заявлял?

– Э-э-э... Видишь ли, я эту тачку сам не так давно позаимствовал. Как пришла, так и ушла. Вот я и решил подойти к проблеме философски и не привлекать органы правопорядка.

– Скажи мне, – покачал головой я, – на хрена ты все время угоняешь чужие тачки? У тебя же денег куры не клюют...

– Ну и что? Мне просто нравится их угонять, а покупать – не нравится.

– Это, конечно, железный аргумент, – усмехнулся я и переключил магнитолу на другой диск. Синатра уже в печенках сидел.

– Ну вот, – вздохнул Сабж, – испортил песню. – И принялся голосить во весь голос: – «Ай дид ит ма-а-ай уэ-эй».

Я рассмеялся. Мне всегда нравилось, как он дурачится, а в тот момент ему чертовски не хватало белого смокинга и игрушечного пистолета с пистонами.

7. Трасса «1969»

Озеро Киакуако встретило нас ослепительной зеркальной гладью, которая отражала свет клонящегося к горизонту солнца. Тот, кто не бывал (а теперь уж и не побывает) на берегу этого предгорного водоема, может смело вписывать в свою биографию жирный минус. Киакуако – прекрасно. От него веет первозданностью, которой нет места в сегодняшнем мире. То ли отдаленность от основных муниципальных центров, то ли капризный климат не позволили превратить озеро в очередную туристическую мекку. И это славно. Туристы загадили бы Киакуако, превратив здешнюю дикую природу в грязную клоаку. Они привели бы за собой предприимчивых дельцов, и через несколько месяцев берега озера уже заполонили бы гостиницы и кормушки разного уровня.

К счастью для Киакуако, здесь особенно не позагораешь и не расслабишься. С гор налетает холодный ветер, а дожди начинаются так внезапно, что способны свести с ума любого метеоролога. Минимум два месяца в году температура держится ниже нуля, и озеро покрывается толстым слоем льда. Правда, некоторое время на его берегах торчала какая-то хипстерская коммуна (понятия не имею, куда они потом делись), но при всем моем неприятии этого пассивного племени, должен признать: к природе они относятся бережно.

Одним словом, Киакуако повезло. И это еще один повод ехать по «1969», а не через Вально.

Для меня, как для и большинства людей, побывавших в Эпицентре, отношение к природе – пунктик. Мы отлично знаем, к чему может привести ее уничтожение, и давно убедились, что хотя теоретически это известно всем, такое знание никого не остановит. Деньги, гонка вооружений, религиозные и расовые распри творят с людьми странные вещи. Они готовы на все, лишь бы насолить неугодному соседу. Впрочем, я и сам ничуть не лучше. Мы, люди, отличаемся друг от друга не так сильно, как принято считать. Вообще практически не отличаемся.

И еще одну ошибку я допустил, написав «никого не остановит». Если прав старый Полковник, правильно писать «не останавливало».

Между тем воздух пропитывался вечерними сумерками. Сабж задремал. Магнитола запустила по второму кругу пиратскую нарезку «Красных Элвисов» из разных альбомов, но в основном из саундтрека к «Шестиструнному самураю». Они мне нравились. Трасса «1969» сделала плавный поворот, разветвившись на Старый тракт (сразу за озером), и Седьмую восточную (у самых отрогов Плуцеровских гор). Я решил остаться на «1969» и минут через двадцать уже летел по зажатой меж двух скал дороге. В ущелье было намного темнее, поэтому я врубил сначала ближний, а потом и дальний свет: встречных машин все равно не было.

В какой-то момент ЗИС основательно тряхнуло на выбоине, Сабж отчаянно всхрапнул и проснулся.

– Ого! Сколько я проспал?

– Около часа.

– Здорово... Я что спросить-то хотел. А ты почему один, без Буги? Вы же вроде всегда в паре работали.

– Мы больше не работаем вместе, – ответил я, чувствуя, как накатывает очередная волна флэшбэков.

– Вот как... – Сабж пожал хилыми плечами, – ну, тогда я снова в люльку, – и надвинул на глаза бейсболку.

До ближайшего мотеля, что находился сразу за выездом из ущелья, было около часа езды.

Трасса «1969» появилась, как нетрудно догадаться, в самом конце шестидесятых.

Хипповская вольница сменялась тенденциями к радикальному консерватизму. Вчерашние длинноволосые активно переодевались в строгие костюмы-«тройки», прятали в чуланы (но никогда не выбрасывали) потертые джинсы, кожаные куртки с бахромой и фотографии собственных голых задниц, запечатленных на задворках Вудстока. Эти бывшие адепты кислотной революции стали читать своим детям заунывные лекции о вреде наркотиков. Я лично знавал особу, которая состояла в комитете по защите нравственности молодежи, выступая за запрет абортов и против легализации проституции, хотя в былые дни сама практиковала свободную любовь, сделала четыре аборта и участвовала в кастингах на порностудиях. Ее не приняли ни в одну, хотя, если покопаться в Интернете, думаю, нетрудно найти эти винтажные ролики (кастинги ведь, как правило, записываются).

И все же тогда, в конце шестидесятых, еще можно было встретить расписанные черепами и ромашками автобусы, еще не придали забвению вчерашнего гуру Бротигана, еще не во всем разуверились. Остатки длинноволосого воинства, обвешавшись ржавеющими пацификами, ринулись на восток и в Азию. Переделать этот мир никто уже не надеялся и не стремился. Новое, идущее следом поколение, наплевав на нравоучения родителей, выбрало для себя кардинально иную философию «no future», а бывшие друзья и единомышленники теперь при встрече делали вид, что не знакомы, либо превращались в опустившихся джанки, выпрашивающих мелочь на очередной дерьмовый дозняк.