Сергей Попов - Я иду Страница 5

Тот секунду помолчал, помотал головой, а затем ответил мрачным голосом:

– Пойдем-ка в бар, Марк… Хреново мне что-то…

Марк помог подняться, мгновенье постояли вместе, глядя на холодное небо, и неторопливо пошли к лестнице…

На улице сыро и по-осеннему прохладно. Депрессивное дождливое небо с темными тучами тяжело нависло над вымокшим городом, едва ли не касалось верхушек обезображенных домов с арматурами, торчащими из побитых стен. В уцелевших квартирах гудел ветер, скрипел старый металл, что-то ломалось, чахло. На наклоненных фонарных столбах, обросших какой-то тошнотворной буро-красной порослью, каркали вороны, не брезгующие лакомиться даже таким нелицеприятным деликатесом. Валяющиеся то тут, то там смятые и разбитые легковушки, грузовики, автобусы покрывала странная на вид паутина, в какой уже «покоился» высушенный голубь, и толстые омерзительные лианы, опутывающие целиком. Такая же гадость разрасталась и на стенах домов, и на сохранившихся балконах, беспрепятственно проникая в оставшиеся без крова квартиры, где давно воцарилась тишина. Из окон таких квартир валила сероватая пыльца, избегаемая даже падальщиками. И недаром: эта зараза сжигает глаза и легкие за считанные секунды, обрекая любое живое существо на мучительную гибель. Обычно тут здорово выручает противогаз, но обзавестись им проблематично – очень редкий и дорогой. Свой я вот нашел совершенно бесплатно – снял неделю назад с солдата на БТР[1] на окраине города. Бедняге высосали кишки, он нехорошо пах, но даже это не оттолкнуло от редкого трофея…

Неторопливо брел вдоль захламленной старой техникой грязной улице родного Грултауна и невольно заглядывал то в один салон автомобиля, то в другой в надежде отыскать что-нибудь полезное и ценное. Но все, на что натыкался – это скелеты, у каких помимо лохмотьев – прошлой одежды – ничегошеньки не имелось. Так обошел несколько машин, лежащих кверху брюхом, как жуки, пока не обратил внимания на стоящий прямо поперек дороги насквозь прогнивший автобус, сплошь обросший всякой инопланетной порослью.

– Заглянуть, что ль… – задумчиво протянул я, прошел по скрипучей автомобильной крыше и, спрыгнув на потресканный асфальт, со всем присущим мне любопытством рассмотрел гиганта со спущенными колесами. – Блин, может, правда заглянуть, а?..

Призадумался.

– Эх, ладно!.. – постояв в нерешительности пару минут, крякнул я и махнул. – Как говорится, была не была.

Высморкался, отпихнул продуктовую корзину – та отлетела в трухлявый остов машины с торчащим из лобового окна велосипедом и вспугнула ворон. Они тревожно каркнули и разлетелись кто куда, наполняя мертвый город жутковатым эхом. Перешагнул через разбитый вдребезги плазменный телевизор, утопленный в луже, с подозрением посмотрел на развалины, заросшие всякими инопланетными зарослями, на разоренный магазин с обвалившимся потолком и, ничего не заподозрив, – выбил покореженную автобусную дверь.

– Перестрахуюсь, – решил я и достал из вещмешка М2000[2] с последним фильтром, – а то мало ли чего там… – задержал дыхание, надел и – сверху капюшон, – …а так все получше будет.

Как оказалось, внутри проржавевшего автобуса действительно было не все благополучно: разросшиеся лианы в конце, покрытые огромными пульсирующими язвами, «цвели», испуская желто-серый пух, а паутина, растянувшаяся от задних дверей до середины салона, и вовсе не внушала доверия. Залитый водой пол сплошь завалило полусгнившими листьями. Слабый холодный ветер то и дело носил их по салону, заметал в щели. По почерневшим от сырости поручням и порванным кожаным сиденьям стучали редкие капли, а над давно погибшими пассажирами и древним мусором роились откормленные помойные мухи, искали, чем бы поживиться.

– Спите спокойно, – вымолвил я, оглядев мокрые скелеты в рваных лохмотьях и, постояв так секунду-другую, прошел к водителю в выцветшей форме, лежащему на покореженном руле. – Не обессудь… – перекрестился и, стараясь не обращать внимания на усопшего, быстро осмотрел целые карманы – пусто. – Извини…

Но тот в ответ лишь скрипнул и выронил пожелтевшую челюсть с гнилыми зубами. Она отскочила под педаль газа и легла прямиком на порыжелые наручные часы. Они меня, конечно, не интересовали, а вот перед водителем стало совестно – потревожил, получается, карманы хотел обчистить. Надругательство самое настоящее, кощунство. Ну а что поделаешь-то? Жизнь отныне далеко не сахар – волей-неволей и мертвецам позавидуешь: они, на счастье, спят и не видят, и не слышат всего этого кошмара вокруг…

Отмахиваясь от приставучих насекомых и опасного пуха, уже успевшего измазать стекла, – прошел в глубь автобуса и остановился, внимательно разглядывая имущество покойников, чья большая часть совсем сгнила, пришла в негодность и не представляла абсолютно никакой ценности. Всю роскошь и драгоценности уже наверняка прибрали к рукам банды мародеров еще до появления лиан, а все что осталось – это никому не нужный сор. Однако среди всего этого гнилья, хранившегося в костлявых руках своих хозяев, все же нашлось то, до чего не успели добраться грабители и вряд ли уже когда это сделают – чемоданчик, покоящийся под грудной клеткой и горой смертоносных хлопьев.

– Да уж… проблематично будет до него добираться… – тяжело вздохнув, сомнительно изрек я, протирая стекла. – Да и уходить вот так вот не хочется – зря, что ли, лез?

Пару секунд постоял, подумал.

– Ладно, – собрался я духом, – живы будем – не помрем.

И, расчехлив нож, решительно зашагал в конец салона, на ходу прорубаясь через паутину. Та падала на пол, как занавеска, странно шипела и испускала едкий дым. Только вроде прошел сквозь нее, – моментально с ног до головы облепило крупными болезненно желтыми хлопьями, так и норовящими просочиться под противогаз. Но все, что они могли мне сделать – доставить легкий дискомфорт: ходить, как снеговик, – удовольствие, конечно, малоприятное.

Переступив через пульсирующую толстую лиану, – кинул опасливый взгляд на поручень, целиком обмотанный сочной кровавой порослью, рискнул дотронуться.

– Мясистая, – и сам же содрогнулся от ощущений, весь перекривился, – Господи, какая же мерзость… – потер пальцы, испачканные алым соком. – Чем же вы, сволочи, планету-то нашу так загадили?..

Глубоко вздохнул, вытер жижу об левый рукав накидки.

– Ладно, – совладав с собой, промолвил я, – не за этим лез в эту чащобу.

Опустившись на колени, – стер пух со стекол, с осторожностью отодвинул мокрую человеческую грудную клетку и подвинул к себе чемоданчик, смахивая хлопья.

– Что же в тебе такое лежит-то? – хмыкнул я и, покрутив в руках, принялся ножом откупоривать скрипучие замки. – Ну-ка…

Наконец, после недолгой возни, неподатливый чемоданчик послушно щелкнул и раскрылся, высвобождая многолетнюю пыль.

– Хо-хо!.. – довольно потирая ладони, по-пиратски усмехнулся я и, собрав несколько пятидесятидолларовых купюр в хорошем состоянии, убрал к себе. – Так, а тут что у нас еще?.. Расческа… футболка… мобильник… зубная паста, щетка… Нормально… – и ахнул от удивления – бритвенный станок. – Сильно. В командировку собирался, что ли? А впрочем, мне все равно.

Скинул вещмешок и наспех покидал в него редкие находки, прикидывая коммерчески:

– Телефон, в принципе, можно загнать, а все остальное…

Мои размышления нарушили громкий собачий лай, гавканье и вой, заставившие меня мигом умолкнуть, тихонько затянуть мешок, живо забросить за плечи и крайне осторожно подползти к окну позади себя. Нарушителем городского спокойствия стала голодная исхудавшая свора бродячих собак, что кружила вокруг уличного фонаря со свисающими прядями отвратной растительности и рычала и гавкала на одинокую ворону, почему-то не собирающуюся в страхе улетать.

– Беда, – совсем невесело отметил я и, пригнувшись, двинулся к выходу. – Только их еще не хватало для полного счастья… – осторожно высунулся, пригляделся – две, три… двенадцать, тяжело вздохнул, снял с ноги арбалет, зарядил. – Попал, круто попал…

Тем временем дворняги одна за другой начали швыряться на столб, провоцируя ворону, но та лишь хрипато каркала в ответ, махала крыльями и по-прежнему не собиралась покидать присады. А вот голод пожирал изнутри падальщиков так сильно, что они вновь и вновь бросались на этот проклятый фонарь, вцеплялись зубами, пенились, истекали слюнями и опять неистово гавкали, словно всеми правдами и неправдами пытались заставить чертову птицу слететь на землю, а лучше – кому-нибудь в пасть. Ворона же, глядя на них, только напоследок издевательски каркнула, одним взмахом взмыла в небо, перелетела через дорогу и затерялась во мраке пятого этажа уцелевшей высотки. От постигнутой неудачи свора вконец освирепела и с бешеным рычанием разбежалась по улице в поисках прокорма, вот только нюх почему-то повел прямиком в мою сторону…