Юрий Погуляй - Компас черного капитана Страница 5

И ни о чем кроме ярмарки в тот день не думал. Это было редкое ощущение сиюминутного счастья. Тот исключительный момент, когда ты можешь понять и отделить чувство радостного восторга и дать ему название. Понять, что именно этот момент важен, что именно он расправляет за твоей спиной крылья, а все твое тело переполняет волнительная легкость и предвкушение чуда. Чуда вполне реального.

Вот, что занимало мои мысли, когда Эрни показал мне компас и сказал:

- Смотри, что мне дал Одноглазый!

Он вошел в таверну, когда все места за столами уже были заняты, и народ толпился в проходах, вытягивая головы и силясь разглядеть представление циркачей. Эрни уверенно протиснулся через взбудораженную массу ко мне и остановился рядом.

Можно сказать, что мы с ним дружили. Сейчас, оглядываясь назад, и вспоминая того белобрысого и вечно лохматого паренька с кривыми передними зубами и молочно белой тоненькой кожей - я понимаю, что он-то со мною действительно дружил. А вот с моей стороны это сложно было назвать дружбой. Это нехорошо, но нельзя открещиваться от своего прошлого. Мы это то, что осталось в памяти окружающих, как бы нам не хотелось думать иначе.

Ему было немногим меньше моего, но я почти никогда не воспринимал его всерьез. Кроме того случая.

- Что это? - я посмотрел на маленькую коробочку, зажатую в меховую рукавицу. Эрни счастливо улыбался, наслаждаясь моим вниманием. Глаза парня заблестели от удовольствия, а я почувствовал как злюсь на то, что он тянет время, отвлекая меня от веселья циркачей.

Акробаты веселились, глашатай загорланил известную песню про Ледового Короля и шаркуна, и слова подхватили во всех уголках таверны, отбивая ритм по столам и топоча ногами. Я не пел. Моим вниманием завладела черная коробочка, с вырезанными на ней гравюрами. В темноте зала было сложно понять, что на них изображено, и слишком утонченным казался сам рисунок.

- Одноглазый сказал, что это из Ледяной цитадели! Компас! - жарко прошептал Эрни. Он жадно ловил мой взгляд и радостно просиял, когда с моих уст сорвалось:

- Ух ты!

Вне всяких сомнений, эта штука бывала в Ледяной цитадели. Прикрыв ее от чужих глаз, я посмотрел на Эрни и кивнул в сторону прихожей:

- Пойдем!

Мы ловко протиснулись сквозь галдящую и веселящуюся толпу, проскользнули в темную прихожую, и я сразу же запахнулся. Здесь было чуть выше нуля, но после теплого, почти жаркого зала эта прохлада очень бодрила.

От уличной двери ощутимо тянуло холодом.

Эрни с благоговением вытащил резную, украшенную коробочку и, высунув язык от сосредоточенности, открыл ее. Темнота прихожей озарилась голубоватым пульсирующим светом, и я увидел, что стрелка компаса мягко сияла бирюзой. По краям ее разбегались в стороны красненькие огоньки, а центральная ось, на которой держалась сама стрелка, блестела золотом.

- Ого! - прошептал я. - Вот это да!

- Интересно, куда он показывает? Как думаешь? - Эрни был счастлив. В мягком свете артефакта его лицо показалось мне ликом сказочного существа.

- Не знаю, - я осторожно забрал у него компас, почувствовав, как он испугался, на один единственный миг, но испугался, что у меня хватит наглости отобрать подарок Одноглазого. Стрелка качнулась и уткнулась куда-то за окно. Куда-то на юг.

Я повернулся, и компас послушно отреагировал на мое движение. Бирюзовая стрелка скользнула по кругу и остановилась, успокоившись.

Она указывала туда же, куда и до этого.

- Как ты думаешь, что там?! - спросил Эрни.

Мне так не хотелось отдавать ему это сокровище. Темная частичка моей души хотела обладать этой, может быть даже бесполезной, игрушкой. Но я пересилил себя и вложил коробочку в ладошку приятелю.

- Он сказал, что я очень хорошо работал. Он сказал, что я заслужил ее, - сиял от радости Эрни. Таким я его и запомнил. Стоящим в темноте прихожей, в голубоватом свечении компаса. От его дыхания в воздухе повисали облачка пара, которые тотчас рассеивались, растворяясь во влажном воздухе.

У него были такие счастливые глаза…

- Цирк едет! Ци-и-и-ирк! - радостно и пронзительно закричал снаружи Тони "Пискля". И мы с Эрни вздрогнули, переглянувшись. Эрни сунул коробочку себе за пазуху, торопливо застегнулся и бросился из таверны на улицу, а я поспешил в зал, где веселились акробаты. Схватил висящий на грубой вешалке тулуп, шапку, сунул ноги в унты и побежал следом за приятелем.

К деревне вдоль путевиков ползла вереница ледоходов. Самым первым шел покрашенный в белый цвет двупалубный скорт охраны. Солнце уже взошло достаточно высоко, и снег слепил глаза, таким образом скрывая черты хищного, приземистого корабля. Я поспешно нацепил очки, наблюдая за процессией.

Защищенные броней гусеницы скорта вгрызались в лед, поднимая в воздух морозную крошку. Орудийные порты были надежно закрыты, и это не удивительно. Кому здесь воевать с циркачами? А бдить ревностно и только ради жесткой дисциплины - так это вколачивают солдатам далеко на юге, где есть регулярная армия. У нас все проще да спокойнее. Обычные наемники-охранники, как и все любящее тепло и мирную службу. Зачем лишний раз палубы вымораживать?

За охраной катился обычный корабль попроще, скорее всего торговый, а вот следом грохотал сам цирк. Огромный многопалубный ледоход, высотою ярдов, наверное, в сорок, если не больше. Мощные гусеницы, расположенные вдоль бортов, неумолимо крошили стенающий, раненый предыдущими странниками лед. Медленно и неотвратимо вращались гигантские четырехярдовые железные колеса, приводящие в движения грубые обледеневшие, скрежещущие траки. Страшно представить, сколько времени и сил уходит у команды, когда от усталости металла лопаются "пальцы", и невероятно большие гусеницы сползают с катков. Открыв рот, я смотрел на приближающееся чудо.

На верхней палубе корабля находился разукрашенный купол, по обе стороны от которого в небо тянулись трубы, чадящие черным дымом от сгоревшей энгу. Чуть ниже была парадная палуба, для гостей и потому богато украшенная, ухоженная, с рядами окон и перилами для прогулок на свежем воздухе. Еще ниже, как я понимал, находилась жилая палуба, где обитали сами циркачи и команда ледохода. Последние три палубы скрывали в себе трюм, машинные отсеки, мастерские для ремесленников цирка, помещения для баков с энгу, запчасти, возможно торговые блоки и прочая-прочая-прочая.

Я остановился рядом с Эрни, который восторженно смотрел на приближающиеся ледоходы. Караван циркачей с каждой минутой был все ближе к деревне.

- Здорово, правда? - сказал мне Эрни, и я кивнул, соглашаясь. Колючий мороз щипал щеки, сияло солнце, искрился снег на пушистых крышах домов, царило почти полное безветрие, и жизнь казалась настоящим подарком, невзирая на все ее трудности. Я предвкушал, как вечером, стоя в теплой зале, буду смотреть представление, о котором, кто знает, может быть, буду вспоминать, когда совсем состарюсь.

Цирк неторопливо обогнул деревню и остановился на северной окраине, ярдах в двухста от тягача Пухлого Боба, показавшегося игрушкой в сравнении с гигантским ледоходом "Четырех хвостов". Работа в Кассин-Онге замерла. Все, абсолютно все погрузились в подготовку к неожиданной ярмарке. Наш полубезумный инструментарий Форж возился со своими бесполезными, но всегда милыми игрушками, надеясь сбыть их чужестранцам. Кто знает, может быть и приглянется кому-то из циркового каравана ходящая кружка, или самоподсекающая удочка. В нашей деревне никто товарами Форжа не пользовался, а коллеги по цеху над ним даже не смеялись. Ворчали лишь и отводили глаза, когда встречали.

Санса, засучив рукава, пекла лепешки, которые появлялись на столах только по праздникам (у Пухлого Боба не очень то и росли травы, дающие нужное зерно), с шахты приехали рыбаки ан Арконы, вместе со свежим уловом и старыми запасами копченой да вяленой рыбы. Где-то доставали из подвалов древние инструменты, кто-то вытряхивал из сундуков ненужную одежду. На ярмарке в ход могло пойти все что угодно.

Пухлый Боб стоял на крыльце своего дома и смотрел на суету с ленивым прищуром. Сегодня было тепло, воздух прогрелся до минус десяти градусов, и хозяин теплиц вышел на улицу без шапки, наслаждаясь солнечными лучами и собственным величественным бездельем. Сегодня ему нет нужды суетиться, разве что только если он хочет отведать лепешек Сансы до того, как жена начнет обменивать их на безделушки с ярмарки. А готовить товары, да лихорадочно придумывать что можно предложить на торгах - это не к нему. Боб - самый богатый человек в деревне, и расплачиваться он будет самым ходовым товаром к югу отсюда.

Порошком черноуса, да хорошей, сочной землей. Впрочем, последнюю он вряд ли решит менять. Все-таки его ферма единственная на много лиг вокруг, а без свежей зелени можно быстро заболеть и сойти в могилу. Впрочем, я знал, что у Боба также есть множество различных монет с юга, но здесь, у нас, они не стоили ничего и возможно он воспользуется шансом сплавить эти деньги на ярмарке.