Фред Саберхаген - Слепая ярость Страница 5

Но все оставалось по-прежнему. Он просто не мог заставить себя сделать это.

В решающий момент последнего выбора космонавт Гифт понял, что не в состоянии смотреть в лицо неминуемой смерти. Какой смысл думать о смерти, если ты сам как мертвый? Но страшнее смерти была мысль о том, что он может стать пленником берсеркера, который заживо сдерет с него шкуру ради того, чтобы добыть крохи информации, которая для обеих воюющих сторон скорее всего не представила бы никакой ценности. Ему приходилось слышать жуткие истории, и никто не отрицал, что часть их была правдивой. Пленника могли мучить как мышь, которая участвует в каком-то непостижимом эксперименте врага, раз за разом пытающегося понять человеческую психику.

Внезапно к Гифту пришло понимание собственной натуры. Все это напоминало попытку распахнуть дверь и предстать перед чем-то чужим и совершенно неожиданным. Выбрать такой путь было так же невозможно, как пройти сквозь кирпичную стену. Последний шанс Террин и Траскелука на спасение, каким бы ничтожным он ни был, целиком зависел от того, сумеет ли Гифт направить к ним космический курьер. Но Нифти понял, что и этот шанс, и их жизни значат для него очень мало.

Глядя на плоскую маленькую панель величиной с человеческое лицо, на которой пылали лампочки индикаторов, Гифт обнаружил, что часть символов ему незнакома, а остальные совершенно неразборчивы. Почему-то — возможно, благодаря недосмотру технических служб — приборы были снабжены табличками, заполненными словами из языка, который смогли бы понять лишь несколько членов экипажа корабля-разведчика. Во всяком случае, сам Гифт знал этот язык очень плохо.

Чтобы перейти на другой язык, достаточно было лишь отдать соответствующую команду. Однако по какой-то причине, которую он потом так и не смог понять, Гифт этого не сделал.

Впрочем, главное было ясно без слов. Гифт не выполнил приказа Террин и не включил двигатель, предназначенный для перемещения в ближайшем пространстве. Он не стал пользоваться клавиатурой или речевым входом и для того, чтобы послать курьера в самоубийственную атаку. Вместо этого пальцы (с которых он не сводил глаз) сами собой нажали на кнопку экстренного спасения. Тут нет искусственной силы тяжести, напомнил себе Гифт. Ничто не защитит тело от ускорения. И вдруг он испытал странное чувство, что его тело делает все необходимое для собственного спасения, не обращаясь за советом к разуму.

Его драгоценная плоть и кровь приняла управление на себя, заставив забыть об абстракциях, называемых приказами и ответственностью, и вынудив искать спасения в бегстве. Гифту казалось, что тело предало его… но оно спасало себя, а тем самым и его. Правила, долг, моральные ограничения — все превратилось в дым. Речь шла лишь о физической жизни или смерти.

Складывалось такое впечатление, будто он, космонавт Себастьян Гифт, наблюдает за поведением своего тела со стороны.

Решение было принято; он надежно укрылся внутри курьера. Сцена, на которой разыгрывалась битва, исчезла; звуки, громыхавшие в наушниках, умерли. Место, где он чуть не погиб, быстро оставалось позади…

Вибрация окружавшего Гифта тонкого металла подтвердила показания панели: главный двигатель курьера пробудился. А мгновение спустя Нифти почувствовал некий внутренний толчок, означавший, что он сам и несущее его транспортное средство находятся в космическом полете. Слово «ускорение» потеряло свой обычный смысл.

Когда Гифт понял, что все еще жив, на него накатила волна слабости. Ведь и берсеркер тоже остался позади… теперь их разделяло столько километров, сколько человек не смог бы пройти пешком за всю свою жизнь.

Умом космонавт Гифт понимал, что автопилот курьера, специально спроектированный для межзвездных полетов, прекрасно может за несколько дней доставить его в Порт-Даймонд. Фифти-Фифти или любой другой безопасный космопорт.

Но не прошло и десяти минут полета, как его начала донимать мысль, что автопилот неисправен. Или что-то неладно с двигателем. А через мгновение — тут Гифт затаил дыхание и прислушался — ему почудился какой-то странный негромкий звук, доносившийся из внутреннего корпуса, как раз из того места, где полагалось быть автопилоту. Он включил микрофон скафандра, прижался шлемом к стенке внутреннего корпуса и снова прислушался.

Спустя несколько секунд он подумал: да, что-то не так. Но сказать это наверняка было нельзя.

На задворках сознания Гифта медленно зрела мысль, что двое выживших в битве с берсеркером отсутствуют здесь случайно, это просто невезение. Некая ужасная ошибка автопилота курьера. Внезапный отказ техники привел к самопроизвольному включению системы экстренного спасения, и курьер отправился в полет еще до того, как космонавт отдал ему соответствующий приказ; Гифт слышал, что такое случается. Что бы ни случилось с Террин и Траскелуком, в этом был виноват сбой автоматики, от которой зависела жизнь всех троих.

Конечно, Гифт был бессилен исправить ошибку. Математическая вероятность этого равнялась нулю. Повернуть и найти исчезнувших было невозможно. Примитивная астронавигационная система курьера никогда не позволила бы ему вернуться к месту старта.

Гифт с большим трудом работал в тесном пространстве — с трудом, потому что его левая рука постепенно немела и теряла чувствительность. Несмотря на это, он нашел маленький набор ремонтных инструментов, снял панель с цилиндрической поверхности внутреннего корпуса и принялся методично искать неисправность.

Чем дольше Нифти Гифт смотрел на показания своего маленького мультиметра, тем сильнее ему казалось, что двигатель барахлит, хотя он не слишком помнил, какими должны быть показания.

Да, решил он, возможно, что какая-то небольшая механическая неисправность заставила двигатель включиться раньше времени. Некий крошечный дефект в электронных цепях. Всем известно, такое иногда бывает. Простая случайность. Вместо того чтобы подобрать Траскелука и женщину, он оказался в нескольких световых годах от них и не имел возможности вернуться. Он, Нифти Гифт, был так же беспомощен, как и его товарищи. Вот правильное объяснение того, что случилось.

Как и большинство случайных отказов, данную неисправность нельзя было заставить повториться по требованию.

Правой рукой Гифт снова и снова пытался — старательно, но без особого успеха — соскрести с поверхности скафандра какие-то высохшие коричневатые пятна. Нифти сразу понял, что это такое: кровь кого-то из членов экипажа, нечаянно попавшая на сталь еще до того, как он покинул гибнущий корабль.

Гифт вел курьера вручную. Начальные знания того, как управлять кораблем в случае экстренной необходимости, полученные несколько лет назад в ходе краткого курса и почти забытые, неожиданно вернулись. Следовало лишь слегка подправлять программы двигателя и астронавигационных приборов с помощью маленького компьютера, не забывая гасить индивидуальное ускорение в определенных точках. Почему бы ему и в самом деле не вернуться домой, сведя к минимуму шансы встретиться с другим берсеркером? Этот простенький способ делал эти шансы и в самом деле ничтожными.

Полет Себастьяна Гифта длился три или четыре стандартных дня (хотя для космонавта, зажатого между внутренним и внешним корпусами, время тянулось намного дольше). Одинокий человек в космосе может помечтать о том, что он будет делать, когда вернется в знакомые кварталы Юхао или обратно на Землю, свою родную планету, но Гифт об этом не думал. Точнее, он пытался думать, но в принципе ему было не до этого.

Он постоянно двигался, пытаясь справиться с онемением, которое охватывало одновременно несколько групп мышц рук, ног и туловища.

Гифт был уверен, что тонкий металл внешнего корпуса вспучился и покорежился от давления его скафандра, но сомневался, что это окажет сильное влияние на полет курьера.

Он не мог избавиться от мыслей о семье, оставшейся на Земле. Думать об этом не хотелось, но выбора не было.

Чтобы сменить направление мыслей, он пытался сам с собой играть в шахматы. А когда дело стопорилось и через минуту-другую умственное изображение доски исчезало, он старался вообще ни о чем не думать.

Кроме того, он старался не думать о раненой кисти и предплечье и преуспел в этом. В крайнем случае, пальцы можно будет заменить. И даже конечность целиком.

Время от времени он принимался соскребать со скафандра пятна крови — по крайней мере, с тех мест, до которых могла дотянуться здоровая рука. Но в конце концов решил, что можно оставить все как есть.

Во время полета Нифти спал очень мало, а когда это случалось, его сон был наполнен мучительными кошмарами. Не раз Гифту казалось, что Траскелук и Террин находятся вместе с ним; их скафандры стискивали его так, что он не мог дышать. Ощущение бесконечного падения, вызванное отсутствием силы тяжести, порождало у него глубокую тревогу. Стоило вытянуть любую часть тела на пять-шесть сантиметров, как скафандр лязгал либо о внутренний, либо о внешний корпус.