Час скитаний - Алексей Алексеевич Доронин Страница 5

На Луне эти клетки, как и всё содержимое капсулы, будут находиться при температуре, близкой к абсолютному нулю, а уж он позаботится о том, чтобы проклятый луноход обрёл свой вечный приют в какой-нибудь расщелине, дабы не подвергаться воздействию прямых солнечных лучей.

Там, в Море Спокойствия, где должен завершиться цикл работы аппарата, его и найдут будущие посетители Земли и её естественного спутника. Жаль, что они не увидят заложенной в этом названии иронии.

Вряд ли пришельцы не додумаются применить мощный детектор металла на спутнике подозрительной планеты, находящейся в «зоне жизни» у жёлтой звезды нужного спектрального класса. Да, капсулу заметит только цивилизация, более развитая, чем земляне. Но только такая и сможет попасть в чужую звёздную систему.

Элиот поймал себя на мысли, что рассуждает об этом, как о неизбежности.

Своего рода покупка индульгенции.

«И богу свечка, и чёрту кочерга, как говорят русские… – вспомнил он. – Сукины дети! Какого чёрта этим потомкам Чингисхана не живётся спокойно? Почему они именно сейчас по заветам духов предков ударились в поход до Последнего моря? Почему не через двадцать лет? Тогда разрыв стал бы ещё фатальнее, и мы прихлопнули бы их вместе с их ракетами, балалайками, водкой и боевыми медведями одним щелчком пальцев. Ну почему?!».

* * *

Обо всём этом он вспомнит 23 августа в Гамбурге, во время перерыва на ланч, когда горизонт взорвётся красным, а башня из стекла и бетона, где он принимал корпоративных посетителей, находясь в этой части Европы, потеряет все стёкла и начнет крениться.

«Люцифер повержен. Кирие элейсон!» – вспомнил он в тот момент слова католического гимна, которые один автор – американский военный лётчик и самоубийца – использовал в своей книге о ядерной войне, которая была изображена не как конец, а как циклическое проклятье человечества.

Вспомнил за секунду до того, как комнату, где он находился, окутала тьма опускавшейся с потолка пыли.

Глава 1

Молчун

2075 год, Васильевский остров

Обычно туман приносило с моря, но в этот вечер он пришёл со стороны материка, от которого остров отделяла узкая полоса воды. Пришёл со стороны мёртвых районов и охватил единственный жилой район с трёх сторон, как подкова.

Казалось, что подступал он медленно, не быстрее, чем идёт пешеход. Но это была иллюзия. На самом деле густая пелена наползла мгновенно. И вот уже языки тумана лижут подножия древних зданий, которые стали историей задолго до Войны.

Уж чего, а истории в этом месте было много. Истории с большой буквы.

А вслед за туманом с востока шла уже настоящая ночная темнота. Мрак казался другой разновидностью тумана, вот только он не стелился по земле, а разливался до самого неба. Всё, что было к востоку от Острова, уже ему покорилось. Там не было ни одного источника искусственного света, чтобы с ним бороться.

«Наверное, так выглядела мгла, пришедшая со Средиземного моря, на которую смотрел страдающий головными болями прокурор Понтий Пилат», – подумал Молчун.

Он всё никак не мог привыкнуть, что летом тут темнеет очень поздно. И совсем ненадолго.

Они опять засиделись за полночь. Хотя Молчун с трудом мог вспомнить, о чём они с Анжелой говорили. Интересно, хороший это знак или плохой?

Скверная погода часто не давала даже заметить эти «белые ночи». Вот и сейчас лишь на западе над заливом небо было относительно чистым. Хотя и там вдалеке над горизонтом нависали несколько крупных туч, но в просвете между ними виднелся край багрового солнца, садящегося далеко в море. Со всех остальных сторон стеной стояли тёмные облака.

Дождя ещё не было, хотя он вполне мог пролиться этой ночью. Тут очень часто шли дожди. И лето было прохладным – хотя зимой не случалось таких морозов, которые выстуживали всё в глубине континента. Море забирало тепло, но оно же его и отдавало. Физика. Это уже второе его лето на этой земле, и оба были одинаково сырыми и стылыми.

Из окон седьмого этажа длинного дома на Морской набережной открывался отличный вид. Дом был заселён едва ли на четверть. Большинство подъездов стояли безлюдными. Здесь находилась их летняя квартира.

Зимой, когда отапливать её становилось тяжело и невыгодно, они переезжали в приземистый дом из кирпича, стоявший дальше от побережья – на Наличной улице, где в двух подъездах жили, кроме них, еще человек двадцать, включая отца Анжелы. Он разрешал им жить в соседней с ним квартире с ремонтом.

Свободных домов здесь хватало, хотя, конечно, почти всё жильё находилось в ужасном состоянии. Но с тем, что творилось по ту сторону Невы, которая огибала остров с севера и юга, конечно, не сравнить. Многоэтажные дома и тут, на острове, не знали капитального ремонта, но всё же сохранились лучше. Здесь хоть как-то жильцы чинили крыши, просушивали подвалы, подмазывали трещины. Но если здесь заходить в необитаемые дома было просто опасно, то на материке – самоубийственно из-за риска обрушения. И всё равно сталкеры туда ходили.

Поэтому отец и не был в восторге, что они с Анжелой живут здесь. Но им хотелось хоть иногда чувствовать свою независимость как семьи.

Над мокрыми проваленными крышами кружились вороны, которые отсюда казались чёрными точками. На берегу конкуренцию им составляли чайки, а над морем ворон и вовсе не встретить. Но город принадлежал именно этим наглым чёрным птицам. Их тут почти не убивали на еду, как на материке, вот они и обнаглели.

Не то чтобы не было надобности – голодные в городе имелись – просто добывать птицу тут не любили. Гвардейцы в таком мясе не нуждались, а у простых людей оружия не было, даже пневматического. Не разрешалось. Убивали только голубей, но они редко спускались на землю, а карабкаться за ними на верхотуру – чердаки и крыши, – рискуя провалиться и упасть, был готов на Острове далеко не каждый. Обленились. Наверное, потому, что жили тут всё-таки более сытно. А многие ещё и зарплату получали. Почти как раньше. Хоть и едой. Пусть и немного, только чтобы не умереть.

«В этом плане почти ничего не изменилось», – говорил кто-то из старожилов.

Так и жил этот диковинный осколок прошлого. Остров Петербург. Который раньше назывался Васильевским островом и был малой частью второго по величине города страны. Жил