Владимир Стрельников - Ссыльнопоселенец Страница 5

Так, вещи. Может, там что ясно будет? Сделал шаг до вещей, и обратил внимание на небольшую деталь, на которую раньше не обратил внимания. Прямо над вещами, на стене, под прозрачным пластиком, висело объявление, напечатанное на обычном листе бумаги, и по-русски.

Внимание!

Ссыльный, не заряжай оружие! Ссыльный в камере с заряженным огнестрельным оружием, считается бунтовщиком и уничтожается без суда и следствия!

Афигеть! Этим корытом управляет капитан первого ранга! То, что такой анахронизм как огнестрельное оружие здесь есть — это меркнет перед тем, что этим суденышком управляет человек, который по званию минимум эсминцем командовать должен, а то и отрядом кораблей. В голове всплыло, что эта планета находится под Эдиктом, и потому к ней кроме как Корпус Эдикта никто доступа не имеет. Это еще та организация, прав у нее столько, что все спецслужбы нервно курят в сторонке. И даже свой флот из сторожевых кораблей есть. Не сказать, чтобы уж очень зубастых, но для любого пирата с головой хватит. А флоты систем Корпусу Эдикта не помеха. Но она, насколько я знаю, никогда этими правами не злоупотребляет. Точнее, не дают ей особо злоупотреблять, чтобы планета попала под эдикт, нужно нечто из ряда вон выходящее. Например, на одной, вполне себе нормальной планете были обнаружены паразиты, живущие в головном мозге. Как они туда попадают, не знаю, но то, что из-за этого и эта планета, и еще одна, вполне себе терраформированная планеты были закрыты напрочь — это история очень шумная была. Опасность пандемии галактического масштаба — не шутки. Пока медики не научатся справляться с напастью на сто процентов — не откроют.

Так что, я на планете под Эдиктом. А так же, что я сейчас во Внезаконье. Зазеркалье. Стране, находящейся вне юрисдикции и судебной власти, где правит только сила. Только оружие. Что, в принципе, мне как-то по барабану, пока жив, а что будет дальше неизвестно. И так пожил подальше, чем некоторые знакомые парни.

Словно подтверждение моих воспоминаний, за стальной дверью неподалеку раздалась короткая автоматная очередь. Скрежет ключей, скрип тяжелых петель, одиночный выстрел. Неразборчивые голоса, постепенно удаляющиеся. Опять одуреть, двери с ручным управлением, механические замки, ключи. Такое бывает до сих пор, но редко. И дорого.

— Суки! Палачи! — опять же рядышком молодой мужской голос, истерический, с подвизгиванием. — Пустите меня! — И негромкие удары в сталь, будто кулаками молотит. Потом погромче, и размереннее, наверное, повернулся и каблуком сапог молотит. Сапоги, кстати, вот стоят. Юфтевые, хорошо начищенные. И накрытые сверху портянками. Похоже, я уже перестаю удивляться тому, что одежда и обувь для ссыльных выполнена из натуральных тканей.

Одеться надо. Нечего в исподнем ходить. И вещи разобрать, и поскорее. Неизвестно, долго ли мне здесь еще околачиваться. Так. Что тут у меня?

Чехол ружейный, простой, брезентовый, с кожаными надставками на углах, клапане и кожаным цилиндром там, где ствол заканчивается. И патронташ, кожаный. Что-то мне такое отношение к снаряжению навевает странные мысли. Неужто огнестрельное оружие? Но неважно какое, главное — оружие! Блин, как же я соскучился за надежной тяжестью в руках!

Подрагивающими руками вытряхнул из чехла пару чехлов из бязи. Ствол, ложа со ствольной коробкой. Оба-на! Прошерстив память имплантов, нашел, что это курковый „Иж-17“ шестнадцатого калибра, простенькое, недорогое, и очень хорошее ружьишко по прозвищу „ёжик“. Новодел, конечно, на клейме кроме стрелы „Ижмаша“ еще комета „ЕрАрмз“, завода с одной из планет внешнего кольца. Он как раз специализируется на выпуске реплик охотничьих ружей и винтовок конца девятнадцатого, двадцатого и двадцать первого веков. Но ружье на самом деле неплохое. Длинный ствол, цевье и приклад из хорошего ореха. Так, заряжать нельзя, но нет запрета собрать и не зарядить. Вообще-то, ружьишко мне очень прикладистое и удобное. Нечто подобное у меня осталось, там, на воле. Не огнестрел, конечно, парализатор, но общая развесовка и даже слегка дизайн схожи. В нашем мире с чокнутыми зелеными убивать дичь нельзя. Даже рыбачить строго по лицензии, и очень дорого. В Метрополии вообще жизнь недешева, прямо скажем, если ты не живешь на велфере. Работяга, военный, полицейский — со всех тянут, чтобы толпу бездельников накормить и немного развлечь. Но поохотиться можно, окольцовывая птиц и зверей. Прошлым летом мы с Ларой ездили в Поволжье, на флотскую базу. Хорошо отдохнули. Но нужно проверить, работает ли это ружье, вот только как это сделать? Мда, вот уж незадача, несколько раз бывал на окраинных планетах, и хоть и крутил охотничьи реплики огнестрела в руках, и даже стрелял в тире, но поохотиться ни разу не сподобился. Хватило практики по „карасёвке“, когда нас на полигоне учили разделывать дичь и рыбу, и готовить ее в полевых условиях, на живом огне. Хотя сразу инструктора признались, что окромя Земли нам такое умение ни к чему. При всем при том настреляться именно из огнестрельного оружия во время обучения пришлось вдоволь. Основные навыки курсантам преподают именно с огнестрелом, правда, не таким архаичным.

В ответ на мысленный запрос о проверке работоспособности охотничьего оружия в мозгу всплыла информация из тех сайтов, что опять-таки сбросил мне старый киборг. Оказывается, все гениальное просто. Кстати, буду жив-здоров, нужно будет тщательнейшим образом разобрать эти объемы информации, Васильич явно что-то знал. А пока…

Выдернул из-под банки рюкзак, высыпал на палубу все то, что было в нем. Шустро раскидал рукой, выискивая подходящее. Вот оно! Маленькая жестянка с заворачивающейся крышкой, в которой оказались охотничьи спички. По весу — чуть тяжелее, чем латунная гильза.

Взведя курок, поставил на лоб ствольной коробки жестянку, и нажал на спуск. Боек ударил жестянку, подкинув ее почти до потолка каюты. Нормально, гора с плеч. Живое ружьишко. И патроны вроде нормальные, гильзы в гнездах, яркие, пластиковые. Десять патронов подписаны, что пулевые, восемь картечин и восемь с дробью—„пятеркой“. Отлично! Но до сих пор ничего не понятно. Зато хоть и древнее, но оружие в руках, очень неплохо.

Торопливо оделся, в плотные штаны из серой ткани, рубашку из такой же, простой, плотной, больше похожей на свитер с тканевыми усилениями на плечах и локтях. Намотав портянки (слава инструкции!), обул сапоги, потопав по полу. Ну вот, почти красавец, если на морду лица не смотреть. Поглядел на скрутку из тяжелого сукна, на брошенную рядом шинель из этого же сукна, плотного, серого. Покрой древний, похож на картины из музея Победы. Попробовал шов потянуть, надежно сшито, очень прочно. Толстыми нитками, таких в обычной жизни не встретить. Вообще, сейчас в обычной жизни нитки встретить разве у вышивальщиц можно, недавно мода пошла на вышивку шелком. Шляпа. Большая, добротная, похожая на ковбойскую, из моих любимых вестернов. Точно по размеру, но точно не моя. Или моя? Хрен его знает, никогда такую не носил. Но сразу видно — Вещь. Именно так, с большой буквы. Так, шляпу на голову, шинель на койку, скрутку туда же, и собирать рассыпанные по палубе вещи. Неприятности, а именно они, скорее всего, начнутся после того, как откроют дверь каюты-камеры, лучше встречать одетым, обутым и полностью собранным. Пусть даже как на картинке из старой земной хроники. Хорошо то, что опять же по „карасевке“ научили мотать портянки. Опять же непонятно для чего, но сейчас я этому рад-радешенек.