Александр Иванин - Живые в Эпоху мёртвых. Старик Страница 5

«А может, он совсем боли не чувствует? Под кайфом, наверное, наркоманище несчастный», — подумал дед.

— Мамочка-а-а, — за спиной старика вновь начала подвывать спасенная им девка.

Взбешенный охранник бросил наркомана через бедро, только высоко сверкнули красные кроссовки обкуренного. Старик аж зажмурился, таким страшным ему показался удар тела об асфальт. Дальше началось совсем невообразимое. Наркоман поднялся на руках и пополз в сторону охранника. Наверняка от удара ему перебило хребет. Владик пятился спиной к двери, а наркоман полз вслед за ним, волоча безжизненные ноги. Крепкий с виду охранник ударил несгибаемого наркомана ногой по голове, потом еще и еще раз. Каждый пинок тяжелого ботинка на какое-то время останавливал наркомана, его голова моталась от ударов, он падал, но все равно поднимался и полз. Челюсть у наркомана отвисла и свободно болталась. Наверное, ему охранник и челюсть сломал. Затем Владислав и непобедимый наркоман исчезли из поля зрения камер.

Примерно через три минуты в дверь опять замолотили. Это охранник подошел к двери вдоль стены по отмостке. Старик, торопясь, нажал на кнопку.

Когда охранник вошел, на нем лица не было. Здоровый мужик был бледен как полотно, зрачки глаз были расширены почти на всю радужку, его покачивало. Кулаки у него были изодраны, на пол густыми каплями сочилась кровь. Старик вышел ему навстречу, боясь, что тот упадет.

— Слышь, дед. Это чего такое творится? Я его в отбивную размесил. Я же об него руку себе сломал. А ему хоть бы хны. Да мне в горах так страшно не было!

Владик сел на небольшой мягкий пуфик из ряда таких же пуфиков вдоль стены и замер с округлившимися глазами.

— А ты его куда дел-то, милок? — осторожно спросил старик.

— А? — вынырнул из прострации охранник. — А я его это… Я его в приямок сбросил. Решетку поднял — и туда его, на бетон бросил. А решетку потом закрыл. Мы же сегодня троих из ружья положили. Насмерть! Дед, что же будет?

— А давайте я вам ранки обработаю. Мы же не закончили, — опять вмешалась девка со своей инфекцией.

Со стороны лифтового холла раздался резкий звук. Лернер громко пустил ветры. Старик вздрогнул от неожиданности. На самой верхней ступеньке коротенькой лестницы маячил композитор, лохматый и страшный, как бабайка. Похоже, девка уже успела привести его в чувство или он сам очухался.

— Ага. Надо обработать, — бесцветным голосом отозвался охранник.

Это окончательно вывело ситуацию из кратковременного ступора. Девушка легкой пружинкой подскочила к охраннику и склонилась над ним. Сноровисто закатала рукава куртки и рубашки на обеих руках и продолжила осмотр. Она ловко ощупала руки Владислава.

— У вас на правой руке пястные кости сломаны и мизинец вывихнут. Это как минимум. Вправить нужно и кости на место поставить.

— Делай что знаешь, — совершенно безразлично сказал охранник.

Старик не видел, что там происходит. Охранник сначала весь вскинулся и зашипел от боли, а через некоторое время заорал благим матом.

— Ничего, ничего, сейчас только повязочки наложим, и все. Вам обязательно в травму сегодня обратиться надо. И еще рентген нужно сделать. Вдруг еще имеются повреждения.

Охранник зарычал.

— А у вас еще бинты есть? — спросила девка у старика.

— Нет. Это все.

— Хорошо, что у вас хлоргексидин оказался и перекись, — сказала она старику. — А на рассечение швы накладывать придется, края стягивать, травмпункта вам не миновать, — обратилась она уже к охраннику.

— Угу, — отозвался Владислав.

Композитор голосом умирающего лебедя запричитал, упершись головой в белую бетонную стену:

— У меня же тонкая душевная организация. Я даже ужасы не смотрю и криминальные новости пропускаю. А тут такое творится!

— Заткнись, тонкая организация. Живой остался — радуйся, значит. У меня сейчас бойца насмерть загрызли, а ты тут о пальцах ноешь, — рявкнул на композитора Владик.

— Не ругайтесь на него. У него тоже ранение, связки и суставы повреждены к тому же. А вы, дяденька, домой идите умыться и переодеться, а потом тоже в травмпункт, — осадила обоих мужиков девица.

— Ты, наверное, врач, красавица? — спросил у нее охранник.

— Нет, я медсестра из детской поликлиники. Сегодня по плану грудничков на своем участке обходила.

— А где же ты, милая, того младенца-то подцепила? — участливо спросил у нее старик, намекая на того самого наркомана.

— Он прямо перед домом стоял. Голова в крови, одежда в крови. Я просто подошла спросить, думала, ему помощь нужна, а он меня хватать стал. Я как увидела его глаза, так и пустилась бежать. Ужас такой жуткий. Сумку в него бросила и побежала. А с другой стороны такой же идет. Я вот к вам и стала стучать.

— Да, глаза, — встрепенулся охранник. — Я такого ужаса в жизни не видел. В глаза смотрел человеку, которому голову отрезали, а такого не видел. Не было у меня такого в жизни.

— Убирать их надо, а то скоро дети из школы пойдут. Напугаются, или еще что похуже случится, — забеспокоился старик.

Милиция все не ехала. Но появился микроавтобус охранной фирмы. Приехал замдиректора и какой-то человек в военной форме без знаков различия, с ними было два вооруженных охранника.

Трупы на газоне накрыли черной пленкой и огородили участок импровизированным заборчиком из строительных поддонов. В помощь охранникам председатель ТСЖ прислала двух дворников и недовольного электрика.

Скрученных хулиганов закрыли в техническом подполье. Там клетка из арматуры была типа обезьянника, в ней раньше строители свой хлам хранили, а теперь как камеру решили использовать. Непробиваемого наркомана оставили там же, в приямке. Вроде как он сам решетку поднял и спрыгнул туда. А загрызенный охранник, к счастью, живым оказался, только умом повредился, на всех кидаться стал. Его связали и вместе с Владиком отправили на микроавтобусе в больницу.

Появившийся охранник с замом и незнакомым полувоенным остались дожидаться милиции. Председатель ТСЖ крутилась возле них, кудахча как квочка на яйцах.

Медсестра повела трясущегося словно желе композитора в его квартиру.

Только сейчас старик понял, что фифа исчезла.

Жила она на самом верхнем этаже, в двухэтажной квартире с большими лоджиями, зимним садиком и террасой на крыше. Во всех четырех домах-близнецах была только одна такая квартира. Сами хоромы принадлежали странному лысоватому мужику за сорок с совершенно бесцветным лицом. Утром он уезжал около десяти часов в сопровождении водителя и двух охранников, а вечером около десяти возвращался с той же обслугой. Старик был уверен, что, если увидит его без охранников и в обычном тренировочном костюме или свитере, — ни за что не узнает. О нем было известно только то, что фамилия его Петров. Кем ему доводилась фифа, старик не знал.