Сергей Слюсаренко - Кубатура сферы Страница 50

— Вот вроде рукой подать, а попробуй доберись, — пробормотал Сухой. — Многие пытались через забор сигануть, да не вернулись. Не нравится мне эта затея. Может, лучше я покажу, где пустышек много?

Сталкер опять, словно вспомнив о чем-то, стал отговаривать от поиска Сферы. Но как-то безнадежно отговаривать, неуверенно.

— Ты нас до забора доведи, а там посмотрим, силой тебя никто не потащит, — ответил Малахов. — Нам бы по городу проехать без приключений, но что-то мне подсказывает, что их мы еще на собственную шурупу получим по полной.

— Это точно, еще получим. Только зачем нам в город? Мы сейчас направо свалим и прямиком к реактору, делов-то, — удивился сталкер. — А город нам не нужен!

— Эх, а еще сталкер, чему вас только на биофаке учат, — протянул Малахов.

— А при чем тут биофак, при чем? — неожиданно взвился Сухой. — Ты к чему это?

— Да к тому, уважаемый Валериан Андреевич, что плохо вы легенду свою держите, у вас стилистика речи нестабильна, то почти как биндюжник разговариваете, то о жизни ученых рассуждаете, ну вот я и заинтересовался. — Малахов тронул за плечо Германа и попросил: — Гера, выведи инфу, что из Центра пришла сейчас. Ага, читаю вслух. Валериан Андреевич Сухомлинов, кандидат биологических наук, бывший заведующий отделом киевского института имени Богомольца, специалист по генным мутациям, в Зоне работал с девяносто шестого года, в две тысячи шестом оставил работу. Женат, двое детей. Так что, Сухой, ты давно семью проведывал? Квартира-то у тебя в самом центре Киева. На улице того же Богомольца.

ГЛАВА 26

176. Всех лиц, приближающихся к посту или к запретной границе, обозначенной указателями, кроме начальника караула, помощника начальника караула, своего разводящего и лиц, сопровождаемых ими, часовой останавливает окриком: «Стой, назад!» или «Стой, обойти вправо (влево)!».

— Был Сухомлинов, и не стало. Вышел весь. — Сухой сидел, нахмурившись и сжавшись, словно ожидая удара. — А почему — не тебе судить. И семью я не видел уже шесть лет, так, деньги передаю только. С перекупщиками. И нет у меня никакой легенды. Я — Сухой. Все.

— Да чего ты? Я не думал, что ты так расстроишься. Нет так нет, — спокойно ответил Малахов и примирительно глянул на Сухого.

— Если ты не хочешь о себе говорить, не надо, мы же не биографию твою изучать приехали, — сказал Вадим. — У нас, ты ведь сам видишь, другие цели. А вот про город… Ты помнишь все слова Гасла?

— Какие еще слова? — Сталкер ответил резко, все еще раздраженный. — Он много чего говорил.

— Ну как же? Про то, как вход найти, не помнишь? Про колесо — не отставал Вадим. — Неужели забыл?

— И про волхвов, — неожиданно вспомнила Клава.

— Что про волхвов? Это все знают. Только проверить нельзя.

— Так, новая теория? — с легким раздражением спросил Малахов.

— Да только ленивый про это не думал! — развел руками Сухой. — Там такое народ говорит.

Сталкер, словно перед долгим рассказом, церемонно достал пачку сигарет и, не предлагая никому, закурил. Выпустив первую, аппетитную струю сизого дыма, он начал очередной рассказ.

— Ведь как было, Русь-то когда крестили, думаете, все это было, как выборы очередной Рады? Все довольны, и светлое «потом» маячит? С кровью крестили. И самое ужасное, идолов-то не только в Киеве с круч кидали, а и севернее на веревках тягали, глумились. Ну вот волхвы, ну они же тогда за это дело, за веру-то, отвечали и решили…

— Слушай, Сухой, ты вовсю в роль сталкера вжился? Мы в общем-то немного историю изучали, не надо нам талдычить, как на базаре для теток, — перебила его Клава. — Ты можешь использовать даже научные термины, мы поймем. А то сейчас начнешь еще «иже-паки» всякие.

— Вот я и говорю, со слов Гасла, он тут был вроде апологета главного этой теории, надо сказать, весьма сомнительной. — Сухой даже не глянул на Клаву. — Волхвы, после того как их мир порушен был полностью, сдаваться не хотели. Они здесь устроили… ну, скажем, сходку. Я не знаю, как тогда это называлось. Не вече же! В общем, что решали тут волхвы, никто не знает. Они, как народ говорит, как раз на том месте, где четвертый блок, в лесу и сидели у костра. И Гостомысл, и Олег Вещий, и Недеря… все!

— Ну ты сказал! Когда крещение, а когда Олег! — не выдержал Гера. — Это же бессмыслица!

— Ну давай, расскажи мне о смысле здесь, в Зоне, давай! — Сухой словно хотел вызвать на бой Тельбиза. — И вообще — Гасло был мужик неграмотный, он мог всякое сказать.

— Ну, ты-то… — попытался встрять Малахов.

— Я рассказываю, и я предупредил — теорию Гасла, — отрезал Сухой.

— Так вот, если вам интересно конечно, — продолжил он. — Собрались тут волхвы, поговорили, и все. Не стало больше на Руси волхвов. Ушли в другое измерение! И все, что здесь сейчас происходит — это они иногда возвращаются. Кому, праведнику, хабар подкинут, кому, грешному, кровопийцей каким обернутся. И всегда здесь было и будет черт-те что! Не надо было над идолами глумиться, ой не надо!

— Ну хорошо, а про колесо ты уже забыл? — после долгой паузы, когда все обдумывали сумбурный рассказ Сухого, спросил Малахов.

— Лучше бы ты забыл! — Сухой в сердцах даже ударил ладонью по сиденью. — Конечно, помню, только повторяю — не надо туда лезть, не вернетесь.

— Ну так вот, — не обращая внимания на слова Сухого, продолжил Малахов. — Ведь и ты сам понимаешь, что вход в тоннель мы можем только с колеса увидеть. Вопрос в том — как? От колеса до Саркофага сколько у нас?

— Больше трех километров, — ответил Гера, сверившись моментально по компьютерной карте.

— Вот именно, потому вот такой вопрос: что мы можем увидеть от колеса на расстоянии в три километра? Туман? Трубу реактора в небесах? — Малахов спрашивал скорее себя, чем своих товарищей.

— Ни фига оттуда не увидишь, лес весь вид перекрывает, — сообщил Сухой.

— Значит, придется на колесо лезть, — заключил Герман.

— Вот же неймется, — почти спокойно сказал сталкер. — А это что за…

Впереди, уже на самом въезде в город, возле проржавевшего шлагбаума стоял человек. Стоял по стойке «смирно», словно в почетном карауле у какого-нибудь мавзолея.

— Будка у этого КПП года три как сгорела, тут никогда не было охраны. — Внезапно сталкер замолчал, присматриваясь к часовому сквозь очки. — А ну-ка останови, Клава.

— О, имя вспомнил, — воскликнула Клавдия и остановила машину.

— Я сейчас. — Сухой выбрался из машины, не забыв прихватить свой новый автомат.

Он медленно пошел в сторону КПП и остановился в десяти метрах от стоящего человека.

— Давайте сюда, все спокойно. — Сухой уже научился пользоваться коммуникатором. — Тут цирк какой-то.

— Что-то не нравится мне все это, смотри. — Гера отодвинулся от монитора сканера так, чтобы Малахов смог увидеть картинку. — Вот смотри — это, видимо, зомби, несколько сотен штук, все толкутся на площади и в подворотнях. Этот часовой — тоже, наверное, из них.

— Почему ты решил, что это зомби?

— Ну, во-первых, с нашей помощью живых людей тут мало осталось, а во-вторых — температура тела понижена. — Гера вывел значения температуры на экран. — Тридцать градусов — это как-то не по-людски.

— Ну поехали, посмотрим на твоего зомби. Судя по всему, наш шерп уже познакомился со стражем городской черты.

Машина легко преодолела последнюю сотню метров до развалин городского КПП. Часовой был одет в рваный камуфляж. В руках он держал поломанную швабру, как ружье, на плече. Лицо сковывала безумная гримаса, выпученные глаза смотрели вперед бессмысленно и неподвижно. Лицо было одутловатым и пятнистым, словно его тронула гниль. Малахов вышел из автомобиля, и вместе со сталкером они подошли ближе.

— Осторожно, он укусить может, мало ли что ему в голову взбредет, — предупредил Сухой. — Я эту гнусь хорошо изучил. Может, вышибить ему мозги, да и ладно? Ну не мозги, конечно, откуда они там. Бошку снести, и все.

— Вышибить всегда успеем, надо разобраться, — возразил Вадим. — Ты же сам говорил, что они вокруг Саркофага тусуются, а теперь вот все сюда сползлись. Я думаю, когда мы антенны завалили, они потеряли мотивацию. Только непонятно, что они сейчас творят.

Когда до зомби оставалось несколько метров, тот повернул голову в сторону идущих и заговорил. Говорил зомби очень четко и громко. Однако слова представляли собой несуразный набор звуков, не неся никакого смысла.

— Вта трунек быр! — строго говорил часовой. — Трунк!

— Он, наверное, сейчас думает, что говорит «Стой, кто идет!», — предположил Малахов.

— Да ни хрена он не думает, это же мейндаун! — Сухой снял с плеча автомат. — Они, когда еще людьми были, мало что думали. Только «Гэть!» и могли орать.