Валентин Егоров - Ас Третьего рейха Страница 50

Но как только мы с Динго приблизились к границам Испании, то на перехват наших машин поднимались истребители BF109M, более современные, год назад переданные рейхом франкистской Испании в знак нерушимой дружбы и военного братства. В этой ситуации франкистские пилоты вели себя более чем нагло, имея численное большинство, они с ходу пошли на нас в атаку. Шесть испанских BF109M еще в процессе набора высоты с дальней дистанции открыли огонь из пулеметов и пушек по нашим истребителям. Франкисты хорошо видели, что стреляют по истребителям BF109E, несущим на своих крыльях опознавательные знаки из черных крестов Люфтваффе рейха. Огонь они вели с дальней дистанции, поэтому он был неэффективен, но эти парни стреляли по нашим машинам! Некоторое время мы с подполковником Динго не обращали внимания на эту шестерку дилетантов от авиации, ни один из маневров которых нельзя было бы подвести под рамки искусства пилотирования истребителей-перехватчиков. Но когда эта толпа так называемых истребителей приблизилась к нам на близкое и опасное для нас расстояние, то мы с Динго совершили простейший маневр. Он ушел на мертвую петлю Нестерова и с верхней полусферы зашел франкистским истребителям в хвост, а я кувырком к земле начал заходить в атаку на эти истребители с нижней полусферы. Несколько очередей из мотор-пушки — и четыре истребителя франкистов потянулись к земле, разматывая за собой черные клубы дыма и жирного пламени.

Франкистская авиация Испании, наученная первым горьким опытом, больше не поднимала в воздух своих перехватчиков, а передала эстафету противоборства с нами в руки зенитной артиллерии. Гражданская война в Испании официально закончилась в 1940 году, но по стране, особенно в горных районах, еще можно было встретить остатки подразделений республиканской армии, которые вели партизанскую войну. Поэтому вокруг крупных городов Испании создавались оборонительные укрепления с размещением как зенитной, так и обычной артиллерии. Зенитные батареи заработали, как только наши истребители начинали вырисовываться на горизонте на подступах к защищаемым городам. Особенно яростно зенитная артиллерия обрушилась на наши истребители, когда мы стали приближаться к Мадриду.

Это я, дурак, решил поинтересоваться, как там Мадрид поживает, ведь столько лет не был там, когда в 1938 году безусым мальчишкой прибыл в «Кондор»,[8] на замещение должности младшего летчика-истребителя. Когда мы приближались к Мадриду, то небо над городом и его окраинами расцвело сначала разрывами мелкокалиберных, затем 88-ми миллиметровых зенитных снарядов. Облако разрывов было настолько плотным, что, сколько бы мы ни давали противозенитных маневров, отдельные разрывы происходили в опасной близи от крыльев и фюзеляжей наших истребителей. Подполковник Динго даже поинтересовался, что я такое забыл в этом городе, что пру туда, несмотря на такой не столь, по его мнению, гостеприимный прием. Но я не мог даже своему другу открыть очень важную военную тайну, которую хранил в сердце с тех лет.

Однажды на улицах этого города я встретил одну девчушку пятнадцати лет, которую полюбил всем сердцем, перед глазами появилось изображение чудной красавицы с грустными испанскими глазами. А тем временем наша пара BF109E, поднырнув под зонтик разрывов зенитных снарядов, неслась над улицами Мадрида на высоте в сто пятьдесят метров. Очень хорошо, что в это время в городе еще не были построены североамериканские небоскребы, а то мы с Динго наделали бы делов, а так между нашими истребителями и крышами высоких зданий города еще оставалось достаточно пространства. Но по улицам и проспектам Мадрида метались и бежали люди: женщины, дети, старики и старухи, а также мужчины — в поисках убежища, в их памяти еще сохранились времена гражданской войны и постоянных воздушных тревог. Естественно, при виде наших истребителей, пролетающих над их головами, жители города страшно запаниковали и бросились спасать свои жизни.

Только тогда я осознал, что эта испанская девчонка из воспоминаний фельдфебеля Зигфрида Ругге чуть не довела нас до греха. Зигфрид так полюбил ее, что предложил ей выйти за него замуж и уехать с ним в Германию. В то время он был настоящим красивым мальчиком, и девочки отдавались ему в первую же встречу. Безусый мальчишка в военной форме Люфтваффе возомнил себя настоящим «мачо». Но с этой молодой испанкой у него произошел настоящий облом, девчонка отказала «мачо» и выгнала его из своего дома. «Мачо» озверел и поклялся отомстить своей первой настоящей любви. Но война закончилась, и Зигфрид вернулся в рейх с неотмщенной честью младшего офицера Люфтваффе.

Я удивился тому обстоятельству, что после перенесения моего сознания в его тело в некоторой степени Зигфрид Ругге нравился мне как человек, и даже представить себе не мог, что он мог столько лет хранить в себе эту лютую ненависть к женщине, которая отвергла его ухаживания и предложение. С трудом я начал разжимать по одному пальцы своей руки, сжатые на ручке штурвала управления истребителем. Особенно с трудом поддался указательный палец, который уже снял с предохранителя и лежал на кнопке «открытия огня» мотор-пушки. Еще секунда, и трассы снарядов устремились бы вниз, чтобы вспыхнуть серией разрывов на улице Ортега-и-Гассет Мадрида, унося в мир иной десятки, а может быть, и сотни жизней невинных жителей Мадрида, но палец все же поддался приказу моего головного мозга и разжался. Никакой стрельбы не будет! Я приказал ИРу поднять истребитель на высоту в шесть тысяч метров и следовать в направлении Средиземного моря.

Когда разрывы зенитных снарядов над Мадридом остались далеко позади, я переговорил с подполковником Динго и разъяснил ему ситуацию, возникшую над Мадридом. Затем предложил своему ведомому возвращаться домой, нечего нам было теперь еще будоражить и Португалию, а сам задумался над тем, что меня волновало в последнее время.

Зигфрид Ругге был нормальным немецким офицером, искренне любил свою родину, фюрера и боролся за достойное место рейха среди других стран мира. Это его так научили думать, причем вбивали в голову с малых лет и до самой последней минуты, когда его разум не переселился в мое тело в другой вселенной, а он всем сердцем и душой поверил и принял это, поэтому честно воевал и сбивал самолеты противника. Когда мое сознание оказалось в его теле, то я понял и принял этого человека именно потому, что мне понравилось его отношение к жизни. В течение нескольких месяцев наши сознания, мое и его остаточное, мирно сосуществовали, и я в полной мере был Зигфридом Ругге.

Но последний бой с участием североамериканских истребителей, мое, а также подполковника Динго неожиданное заболевание лучевой болезнью резко повлияли на это мирное существование. Сознание Ругге было поражено направленным лучом ионизирующего излучения и перестало существовать, правда, сохранив в моем сознании какие-то свои вторичные проявления. Теперь можно смело говорить, что Зигфрид Ругге умер, оставив меня одного в своем мире. Болезнь, замок, встреча с новыми друзьями — все это на время меня отвлекло от реальной жизни, на некоторое время я забыл о войне и был за это жестоко наказан.

Во время полета, когда требовалось только проверить, как функционирует модернизированная техника, проснулось измененное сознание Ругге, и он на практике продемонстрировал свою некую звериную сущность. Если бы мне вовремя не удалось перехватить управление истребителем, то сегодня улица Ортега-и-Гассет в Мадриде была бы залита кровью невинных людей, а я даже не догадывался о таком возможном варианте развития ситуации. Но и сейчас я не верил в то, что именно Зигфрид Ругге воспылал такой страстью к испанской девушке, что за обладание ею готов был залить кровью одну из улиц города, который полюбил пять лет назад. В моих руках не было фактов или свидетельств очевидцев, чтобы документально подтвердить изложенные выше мысли. Но я твердо был убежден в том, что Зигфрида заставили поступить подобным образом, что эта попытка кровопролития заранее планировалась.

ИР истребителя сообщил, что мы приближаемся к конечной точке полета, диспетчер замка предупрежден о нашем раннем возвращении. На сетчатке глаза появилась масштабная карта, на которой мигали три точки — замок и наша пара истребителей. Действительно, через несколько минут следовало заходить на посадку. Я усмехнулся про себя, замок находился в другом измерении, а эти бездушные роботы и автоматы его местонахождение привязали к земной карте и сейчас будут имитировать посадку тяжелой машины. Но меня это особо не волновало: я знал, что посадка будет успешной, иначе на что нам нужны эти ИРы истребителей?!

Но мне так и не удалось продолжить свои размышления о том, что делать дальше в этом мире, когда меня покинул Зигфрид Ругге, я аж от ярости готов был скрежетать зубами, но ничего дельного в голову не приходило. Когда шасси истребителя касалось асфальта внутреннего дворика замка, меня словно озарило — следует встретиться с североамериканским летчиком, пилотировавшим Р-47 «Тандерболт» с бортовым номером US Army 109-99-9 E.