Игорь Абакумов - Модератор реальности Страница 50

Дверь захлопнулась. Студент навалился на нее и прокричал в маленькую щелку между дверью и коробкой:

– Ты работаешь?!! Где ты работаешь?!!

Прижавшись ухом к двери, Сергей так и не понял, услышал он эти слова или ему показалось.

«Все там же, в „Неолите“… Отвали…»

Выйдя на улицу, Сережа потерянно остановился. Ровного бледно-голубого окраса небо насмешливо взирало на него сверху.

«А обещали дожди целый день…»

Сергей потряс головой, отгоняя совершенно бестолковую мысль, и попытался взять себя в руки. В конце концов, с этими непонятками и потом разобраться можно. Сейчас важнее подключиться к программе. Не получилось раздобыть еще один шлем у Катерины? Ничего – обойдемся. Жаль только времени потерянного.

Он решительно вышел на Большую Пушкарскую и поднял руку, выразив жгучее желание воспользоваться самым дорогим видом транспорта. Долго голосовать не пришлось.

– На Павлова.

– Захарыч, ну какого черта? А?

Молодой Степка, только закончивший ПТУ, всегда в тоннеле начинал громко возмущаться. Бригадир Захарыч, проведя под землей бо́льшую часть своей жизни, только усмехался. Боится пацан, оно и понятно. Это пассажиру в вестибюлях да в вагонах невдомек, нечувствительно… А вот на тех, кто пехом по трубе, землица над головой – ох как давит. Захарыч-то привык, ему это даже нравиться с каких-то пор стало, а молодым-то надо как-то страх выпускать. Некоторые вот так болтать начинают. Чтоб не бояться, стал быть.

– Ну, дневная смена ведь, Захарыч! Чего в дыру-то рабочую посылают, а? Тут же поезда носятся, а ну как кто под колеса угодит? Что будет-то?

– А ниче не будет, – подначил молодого плетущийся позади Витька. – Колеса, они железные – отмоются.

Захарыч цыкнул на подчиненного, и Витек оборвал смешок. Тоже мне, балагур нашелся – десяток лет назад сам в штаны от страха писал. А вот, поди ж ты, дедом себя строит.

– Ты, Степка, не рассуждай. – Захарыч осветил фонарем метку на закругляющейся бетонной стене. – Начальство сказало – проверить, наше дело – проверить… Дошли уже почти.

Тоннель осветился прожекторами приближающегося поезда, и маленькая бригада поспешила спрятаться в небольшой технологической нише.

– Так ведь – день, Захарыч!!! – закричал Степка на ухо бригадиру, перекрывая гул подъезжающего состава. – Че ночная-то смена не проверила, а?!!

Захарыч, поморщившись, отстранился от орущего сосунка и вгляделся в освещенную прожекторами трубу.

– Вон там! – Он вытянул руку, указывая на что-то, находящееся метрах в ста дальше по тоннелю. – Туда нам.

Степан замолчал и попытался вглядеться в указанном направлении. Ничего увидеть, правда, не сумел – именно в этот момент поезд достиг ниши и заслонил тоннель мелькающими освещенными окнами.

– А потому, дурень, не ночная, – ответил бригадир на прозвучавший ранее вопрос, глядя вслед удаляющимся огонькам последнего вагона, – что сигнал был. От машиниста. Аккурат уже в нашу смену. Так что закрывай диспут и потопали.

До нужного места бригада добралась, пропустив по пути еще один поезд. Захарыч направил луч фонаря вверх и жестом велел подчиненным сделать то же самое. Три желтых круга осветили хронически мокрый участок бетонного кольца, отмеченный в разных местах разнокалиберными заплатами. Прямо под потолком тоннеля предусмотрительно висели неглубокие деревянные люльки, к которым с двух сторон вели прибитые к стенам металлические лестницы.

– Ох, прорвет это когда-нибудь, помяните мое слово, молодежь… – Захарыч покачал головой и сбросил под стену сумку со своим инструментом. – Точно вам говорю, ежели этот перегон не закрыть и не рыть в обход – будет, будет здесь размыв…

– Как это – закрыть, Захарыч? – Степка сбросил с плеча баул с материалом. – Да кто ж позволит-то? Эт же ж весь север, почитай, от центра отрезать.

– А и отрезать! – Бригадир сердито сверкнул глазами на молодого. – Поди, лучше, чем всю ветку затопить. Поезда, чай, не подводные лодки, чтоб по подземным озерам рассекать.

– Мужики! – Все еще стоящий под аварийным местом Витька освещал одну из люлек. – Да тут не вода, тут уже говно какое-то сочится…

Захарыч и Степка одновременно подняли лучи фонарей кверху. На площадке люльки отчетливо виднелась растекающаяся зеленоватая куча непонятного происхождения, от которой (как теперь разглядели рабочие) к трещине в потолке тянулась тоненькая струйка.

– Ну вот, – вновь заворчал бригадир, – теперь и дерьмо всякое… Поезд!

Витька ушел с путей, и все трое столпились у стены, схватившись за прутья лестницы. Пронесшийся мимо состав обдал путейцев волной горячего воздуха и с гулом скрылся за поворотом трубы. Витька снова вышел на рельсы и встал под раскачивающейся люлькой, задрав голову.

– Да… Латать надо…

Между неплотно подогнанных досок люльки набухла огромная, величиной с кулак, зеленая капля и, оторвавшись, с чмокающим хлопком растеклась по Витькиному плечу.

– Вот ведь зар-р-раза! – ругнулся рабочий и попытался смахнуть вязкую гадость рукавом.

Жидкость размазалась по одежде, и Витька, разведя руки, удивленно уставился на повисший между рукавами зеленоватый жгут.

– Что за?..

Захарыч сделал в сторону Витьки пару шагов и в ужасе застыл. Поднятые руки подчиненного вдруг согнулись в местах, совершенно для сгибания не предназначенных, и буквально потекли, на глазах зеленея и теряя форму. Бригадир оцепенел, не в силах отвести глаз и луча фонаря от младшего товарища. Витька пару мгновений понаблюдал за трансформацией своих рук и поднял удивленный взгляд на старшого:

– Захарыч, что?..

Договорить он не успел. Фигура Витьки неожиданно смялась, словно бумажная, и обрушилась на шпалы зеленой кучей и лужицей прозрачной воды.

За спиной Захарыча раздался металлический звук падения фонаря и истошный крик Степана.

Только бы не заразился, только бы никто не обратил внимания на ее пальцы. А уж до следующей смены она избавится от этой гадости. Сама…

Татьяна, опасливо обозрев пустой коридор родильного отделения, юркнула в один из пустующих боксов. Хорошо, что май не самый плодовитый месяц и больше родов сегодня не предвидится. Может, и не заметит никто…

Медсестра подошла к раковине, выложила из кармана какой-то пузырек и сдернула с пальца резиновый напальчник. Палец выглядел отвратительно. Ну, не совсем… Но при ближайшем рассмотрении – таки да. Покраснение, припухлость, сукровица и… Да-да, гной уже тоже видно. Татьяна решительно надавила на рычажок контейнера с дезинфицирующим жидким мылом и открутила второй рукой барашек водопроводного крана.

Надо хорошенько промыть и обработать… Эй!

Держа на весу ладошку с каплей мыла, Татьяна нагнулась и посмотрела на срез носика крана. Воды не увидела. Она открутила ручку до упора – результата ноль.

– Ну вот…

Да нет, не может быть. Таким учреждениям, как роддом, без воды никак. Татьяна засунула в носик мизинец и слегка повертела там. Странно… Придется, наверно, бежать искать другой умывальник. Ага, с мылом в одной руке, с пузырьком в другой… Попадаться кому-нибудь на глаза ой как не хотелось.

Медсестра вздохнула и выдернула палец из крана.

Мизинец почему-то оказался длиннее и… зеленее, что ли… Татьяна сначала удивленно, а затем с нарастающим страхом разглядывала вытягивающийся за пальцем из крана бледно-зеленый жгут. Вещество, явно ничего общего с водой не имеющее, вызывало граничащее с тошнотой омерзение. Медсестра, забыв про мыло, брезгливо схватилась за провисший шнур и рывком оторвала его от мизинца.

Вещество оказалось вязким и липким. Жгут не порвался, а размножился, вцепившись теперь и в другую руку. Сделав непроизвольно шаг назад, Татьяна отчаянно затрясла руками. Зеленые струи, обвив кисти и запястья, стали растекаться по коже, размазываться… Она поднесла ладони ближе к лицу.

Закричать Татьяна не успела. Когда она заметила, что ее кисти потеряли всякую форму и зелень жадно ползет к локтям, съедая рукава халата и то, что под ними, когда она с усилием открыла сведенный судорогой ужаса рот… Из всех красок в глазах осталась только одна.

Зеленая.

Народу в вагоне метро оказалось, на удивление, немного. По крайней мере, в первом, в который и заскочили друзья-товарищи. Возможно, для выходного, да еще и праздничного дня было еще слишком рано. Простой люд, тот, что уже не спит и еще не празднует, включает телевизор с трансляцией московского парада по всем каналам и идет заниматься неспешными делами по дому. Ветераны достают из шкафов старую форму (у кого есть) с орденами, бережно раскладывают на диване и, присев рядом, якобы передохнуть, внутренне готовятся услышать легкий металлический перезвон на груди. Звон, который они решаются услышать раз в год. Звон памяти. А молодежь, скорее всего, банально дрыхнет.