Алексей Ефимов - Долгая дорога к дому Страница 50

— Что с тобой? — спросила Иситтала. — Подрался?

Юноша смутился. Он знал, что внушительный синяк под скулой совсем его не украшал.

— Да. С Яршором. На его глазах трое подростков-файа убили парня. Человека. Потом он убил их. Потом… Потом мы дрались и он избил меня. Потом он побил ещё трех воинов и ушел. А что было здесь?

— Я знаю, что было, не знала, что там был и ты. Потом он пришел сюда, — она показала на грузовик. В её голосе не было отчаяния или ярости, она говорила спокойно, но Элари ощутил искусно скрытую растерянность Иситталы… и понял, как любит её. — Он был вместе с этим… учителем.

— С Гердизшором?

— Да, с ним. Они угнали грузовик — остановили его и убили водителя — а потом поехали сразу сюда. Ворота Садов они просто вышибли. Они уже всё знали об этом месте… не знаю, откуда.

На Элари она даже не посмотрела, и он ощутил гордость за любимую — ей хватало одного взгляда, чтобы понять суть человека… впрочем, не всегда.

— Эту ограду они пробили с ходу — от короткого замыкания свет отключился во всех Садах… лишь сейчас починили. А охрана… тут была дюжина девиц. Они даже не успели ни разу выстрелить. Кинулись к машине, началась свалка, и… Трех он убил почти сразу, кинжалом, пятерых потом, когда захватил пистолет. Остальных расстрелял Гердизшор. Я до сих пор не могу понять, почему всё так получилось. Ведь это были лучшие из нас. Самые лучшие!

— Пистолет? Тут было двое парней с пистолетами…

Иситтала помолчала.

— Они бросились на помощь девчонкам — добежали до них как раз, когда те начали отступать. И даже не успели поднять оружие. Те расстреляли бы этих двоих из луков — если бы не… Младшего охранника убили сразу, старший умер… недавно. Они пытали его…

— Но зачем? Ведь он всё равно не мог открыть им ворота! Код знают только ты, Суру, Иккин и…

— Они не знали. Таранили их машиной — итог ты видишь. Не знаю, как они додумались до… Хотя это очень просто — если не можешь открыть дверь, испорти замок, чтобы и хозяин тоже её не открыл.

— И нельзя починить?

— Кодовая коробка находится внутри бункера. В ней произошло замыкание. Они нарочно это устроили, пустив в цепь замка высокое напряжение. Поломка вышла пустяковая, но… с той стороны. Эти ворота — четверть метра брони с двух сторон, а между ними — бетон. Взломать невозможно. Они около метра толщины, в общей сложности. У нас нет автогенных резаков, да если бы и были…

— А взрывчатка?

— У нас её нет. Можно выплавить из снарядов… но в ядерных снарядах тоже есть обычная взрывчатка — детонатор, понимаешь? Если они сдетонируют — Лангпари станет пустыней. К тому же, тут нужен большой заряд… черт, да у нас же никто в этом не разбирается! Приходится долбить. Два метра железобетона, твердого, как кремень. Ломы его только царапают, а арматура из какой-то каленой стали — её ничем нельзя распилить. Мы очень стараемся, но если не пробьем крышу за несколько дней, то…

— Погибнем?

Иситтала пожала плечами.

— Может, и нет. Но придется надеяться лишь на свои силы. Говоря откровенно, эти двое почти не оставили нам шансов. Вот глупость — спрятали лучшее оружие туда, где сами не можем до него добраться! Впору локти грызть! Конечно, мы перепробуем всё, что можно — если придется, будем жечь костры и поливать бетон водой, но эти решетки… их там слоев двадцать, не меньше. Придется взрывать… но всё это строилось с расчетом именно на такие взрывы, понимаешь? У меня предчувствие, что ничего не выйдет. Судьба отвернулась от нас, после того, что мы сделали. Конец. Точка. Всё.

— А что стало с ними? С Яршором? С Гердизшором?

— Они дрались, потом погибли… они были жестокими бойцами, — Иситтала говорила спокойно и тихо. Элари не знал, что творится в её душе… и творится ли. — К ним долго не могли подойти. Они стреляли из бункера, пока не кончились патроны. Троих наших убили, многих серьезно ранили. Потом они заперлись внутри, но оттуда их быстро выкурили — налили в вентиляцию бензин и подожгли. Эти сразу выбежали, но пульт управления воротами, сигнальная аппаратура — всё сгорело. Дотла. Потом началась рукопашная — двое против сотни наших лучших воинов. Учитель рассек одному сонную артерию, было море кровищи… потом его убили. С Яршором дрались долго… вышло целое сражение. Все наши были в панцырях, но он двум отрубил головы, четырем — руки. Его хотели взять живым, но он не дался. Заставил себя убить. Он был великим бойцом. В свой последний час я хотела бы драться так же. Наверное, его рукой вела судьба — теперь мы узнаем, чего стоим на самом деле. И стоит ли нам жить.

Она внимательно смотрела на него и Элари невольно склонил голову, не в силах выразить своих чувств. Она восхищала его своей сдержанностью, мужеством и твердостью духа… а кем был он? Мальчишкой, страдающим от постыдной боли в промежности. Его друг погиб, как подобает герою, — но теперь Элари ненавидел его. Он не любил Гердизшора, но теперь корил себя за то, что не поговорил с ним, когда был случай. Он столько должен был ему сказать! И ещё больше услышать. А теперь…

Теперь он совершенно запутался. Должен ли он по-прежнему во всем помогать Иситтале, или, напротив, продолжить дело Яршора — хотя очень хотел жить? Он не мог ничего решить. Вспомнив, что в его комнате осталась Усвата, он отправился домой.

9.

Эту ночь и следующий день, и ещё одну ночь Элари провел в своей комнате. Он не знал, что происходит за её стенами, и не хотел знать. Любовь к Усвате поглотила его целиком. Он никогда не любил так прежде, и не знал, что в ней вызвало такую любовь. Она была некрасива — большеглазая, большеротая, с неправильными чертами лица, нескладная, костлявая, очень наивная, — наверное, именно поэтому ему хотелось отдать за неё всё, что он имел, саму жизнь. Раньше Элари не представлял, что способен на такой подъем чувств.

Он боялся их неистового напора, боялся не только за свою свободу, но и за свой рассудок — но не хотел с этим бороться. Усвата была глуповатой испорченной девчонкой — её лишили невинности в тринадцать лет — но тридцать шесть часов с ней он запомнил на всю жизнь. Жалость, желание защитить, спасти, и, в то же время, сделать её лучше — всё это сливалось вместе в его душе. Они подолгу говорили и Элари с бесконечным терпением растолковывал ей то, чего она не понимала. Он любил её за всё — за её наивность, за детское восхищение его силой, за то, как она спит в его объятиях, безмятежно улыбаясь во сне…

Непонятно почему, юноша знал, что уже никогда не сможет так любить — так, чтобы в нем сливалось безотчетное желание защитить женщину и восхищение её наивностью, жалость и желание помочь, сделать лучше. Он ненавидел свое безволие, знал, что предал Иситталу и метался в мучительном раздвоении чувств… подсознательно радуясь, что это целиком поглощает его и отвлекает от мыслей о гибельном будущем.

Ему никуда не хотелось выходить, он даже решил умереть в своей комнате, решил, что когда в нее вломятся сурами, то твердой рукой пошлет вперед свою Усвату, а потом сам пойдет за нею… взяв столько вражеских жизней, сколько сможет.

Когда в дверь начали яростно стучать, он схватился за кинжал, но тут же услышал крик Суру:

— Открой, открой, или я выбью дверь!

Элари подчинился. Файа заглянул в комнату, одним взглядом окинул её, Усвату, уютно устроившуюся в его постели, самого Элари — полуголого, встрепанного, — и усмехнулся. Не презрительно, скорее понимающе, но юношу пронзил вдруг острый стыд. Другие сражались и умирали, когда он занимался… понятно чем.

— Сурами атаковали наши укрепления, — спокойно сказал Суру. — Мы их уничтожили, но это был лишь передовой отряд. Основные их силы подойдут через несколько дней, но у нас не будет уже ни минуты покоя. Мы стреляли в них из форта — пока не вышли все снаряды. Они захватили пристань. Флот ушел на восток… не знаю, сколько ещё он будет в безопасности. Тебя хочет видеть Иситтала. Ты идешь?

По его глазам Элари видел, что если он скажет "нет", его друг просто повернется и уйдет… только навсегда. Любовь к Усвате и долг перед другом сошлись в его душе, паля её мучительным огнем… но стыд пылал ещё жарче — и долг победил.

10.

Иситтала ждала его у заводи, за пределами Садов. Там ничего не изменилось — так же рушилась с плотины вода, так же ярко сияли огромные окна электростанции. Только теперь лицо любимой стало суровым.

— Сурами было больше двух тысяч, — тихо сказала она. — И вдоль берега они вели несколько кораблей с припасами. Мы сожгли и разбили их из пушек сторожевика, но у сурами тоже были орудия. Они подбили наш корабль, мы едва успели снять экипаж, прежде чем он затонул. Потом расстреляли их батарею и лагерь из форта, истратив весь его боезапас. Теперь пулеметы — самое сильное наше оружие, хотя патронов тоже осталось немного. Когда сурами полезли на стену, мы открыли шлюзы плотины, и смыли их в море, словно мусор, но я сомневаюсь, что они вновь попадутся на эту уловку…