Юрий Шубин - Статус неизвестен (СИ) Страница 50

В нем до сих пор не изжил себя тот неподатливый, противный упрямец подросток.

Самородов уточнял, задавая вопросы, и по всему выходило, что враги сильно устали и им уже на многое было плевать.

Пристальные линзы плавно прокатились от одного края леса до другого и вернулись к исходной точке. Пепельно-серые силуэты двух вражеских десантеров лежали за дрожащим маревом жестяного листа. Лаконичная эмблематика военной формы. Цвет хаки, стиль милитари. Даже во сне их лица оставались упрямыми и недобрыми. Рядом приподнятые планирующие носилки к которым пристегнуто нечто завернутое.

«Все сходилось. Перед ним была реализация данных разведки.»

Пехот-командер опустил бинокль. У него осталось такое чувство, будто ему нехорошим голосом пытались давать добрые советы.

«Жизнь иногда оступается на самом интересном месте и у каждого решения есть свои последствия.»

— Надо менять позицию, — выказал беспокойство Ульрих. — Ненароком солнечный луч бликанет на линзах бинокля.

— Погодим, — возразил Самородов. — Они итак почти трупы.

Виадук одичал, на занесенной в щели и трещинки земле прижилась трава. Растения вились по бетонным цаплям опор. Срезанные подчистую перила украшали заборчиком чей нибудь скотный двор или загон. Рон снова был один, лежа на занятой позиции виадука, подстелив под себя спальный мешок. Обладая обзорностью он терпеливо ждал, прогоняя пупырышки озноба. То что он испытывал Рон мог окрестить недомоганием совести. Мерзость одиночки, которому так трудно разыгрывать непредсказуемость.

В дреме лесной обживались войлочно-шинельные сумерки. Мрак следил за ним настороженными глазами, не понимая что, так или иначе, все равно отбрасывает тень будущего на «нет» окончившееся настоящее. Рон знал прогноз на этот погожий вечер как и многое другое. И поэтому не удивился когда услышал, как без снижения, высоким небом, прогудел транспортный самолет.

Бездействие-тоже испытание, устремляющее тебя к заветной цели. Украдкой, словно таясь от себя самого, он придавался тягостному ожиданию, зная что состоявшегося избежать невозможно. Тишина как будто наливалась тяжестью. Покоящееся до того пространство вдруг обступило со всех сторон, обжимая толстым серым воздухом. Гнула на тебе мост, тобой прижимая его к земле.

Рон изнывал, кутаясь в туманное настроение одиночества. Не отторгаемая, тяготеющая над ним связь товарищества нарушала узы долга. Рон продолжал делать дело, понимая междометия овеществленных судеб и деспотизм довлеющих над ним обстоятельств. Но Иллари и Парс чуяли чудовищную хитрость за милю и этим ни чем не отличались от него, знающего весь расклад.

Внутри екнуло.

Что-то вроде клочков ожившего тумана или дыма передвинулось в коротком рывке на опушке почти совсем темного леса.

Рон застыл, не доводя до конца начатого было движения. Отмеряя своей ротозейской слепотой некий обратный отсчет времени.

Пестротканные тени, впитавшие цвет жухлого эвкалипта, словно злым ветром несло размазывая в быстром движении размытую резкость. Рон со смертельной тоской фиксировал их сноровистое приближение. Теперь они летели как пуля посланная откуда то из далека. С самого дальнего конца чащи. Не шальная, а меткая и прицельная, точно посланная вдогонку тем убитым в первый день снайпером, стремительно пронизав собой все дни пути и нагнав запоздалой местью.

Военно транспортный самолет раздирал темную громаду неба. Накрениваясь и соскальзывая под гул крыла парашютист оступился в высоту неба. Ветер свистел в ушах кувыркая выпавших прыгунов в хаотичном порядке. Падая с верхотуры небес обтянутый спандексом парашютист рванул кольцо и его привычно подкинуло. Место высадки было на столько адресным, что каждый снижался по оптимальной формуле опыта, центростремительно двигаясь по спирали.

Двое промахнулись даже не успев как следует воспользоваться прибором ночного видения, зайдя слишком высоко. Усеченные купола парашютов скользнули в сторону, промелькнув угасающей тенью. Воздух был холодным и мглистым. Ошалело таращась третий промахнулся уже над целью и его купол, зловеще взметнувшись, миновал крышу склада.

Пучеглазые очки ночного видения с инфракрасным тепловизором «кошачий глаз» различили разогретую за день бетонную полосу виадука. Только четвертый парашютист полноценно доработал стропами. Капроновые плоскости меняли угол сочленений чтобы облегчить посадку. Серую форму распирали мощные плечи. Парашютист маневрировал на высокой скорости. Он промчался как спущенная стрела и сшиб Рона прямо на рельсы, где того тут же страшным ударом лишили сознания.

Чувство опасности моментально проскользнуло внутрь, напрочь срывая сон. Иллари упруго вскочил. Сумрак в тот же миг вспучился. Волна тройного одеколона цивилизованно шибанула в лицо, на много раньше чем ему нанесли удар локтем на встречу.

«Это провал!»

Воздух превратился в сгущенку пахнущую свирепыми мужчинами. В голове поплыли расширяющиеся огненные круги, оформляя поступательное осознание краха, и наступило забытье.

Парс ошарашенно бросился без разбора, его веки хлопали как у попавшей на свет совы. Рывок и удар под локоть. Рука высохла мгновенно.

«Хана.»

Пудовый кулак обрушился на его голову. Парс весь обмяк и померк лицом, уткнувшись в разбегающиеся звезды.

По дну профильного следа от ботинка путешествовало пуховое перышко, тяжелое от нескольких прилипших к нему песчинок. Иллари дыхнул носом и перышко обрадованно вертясь помчалось чуть быстрее.

К его лицу шагнул «бампер» тяжелого башмака. Его протектор походил на верхнюю половинку пасти каймана. Иллари грубо встряхнули за грудки и перевернули на спину.

Как тяжесть неодолимой беды рядом неуклюже свалили тело Рона.

Сердце стучало глухо и обреченно.

— Затихарились тут, думали не отыщем вас, — со злой осклабистой веселостью декламировал пехот-командер. — Сколько смертей ради нашей встречи, — со смесью фальшивой любезности и смертельной угрозы в голосе изрек Самородов.

Иллари попробовал приподняться. Каждое его движение провожали свирепые, зоркие взгляды.

— Вы, должно быть, в восторге от себя.

Иллари пихнули ботинком, заставив снова повалиться на спину. Громила с неконтролируемо выпученными глазами склонился над ним и с настойчивым призывом к повиновению произнес:

— Лежи спокойно, как велю тебе я, иначе твоя селезенка кровавой кашей шлепнется мимо постоянного места жительства. Я пока просто предупреждаю. — Выражение холодной жестокости не преображало его и без того полное властной свирепости лицо.

— Какая жалость, в вашем случае расходы налогоплательщиков не оправдались, — на лице Валерия Самородова лежало осознание личной славы. — Тепленькими вас прищучили, — он плотоядно улыбнулся. — Кружились, да не успели. — И через мгновенную светящуюся радость в глазах продолжил:- Дело пойдет быстрее если вопросы буду задавать я, а вы будете отвечать, не перебивая друг-друга. Инструкции, имена, явки, способы связи и цель заброски?

На физиономии Иллари проступила застенчивая улыбка:

— Экий вы прыткий живчик. Знание-ноша тяжелая, а нам было велено идти налегке.

Заметив слабое поощрение в глазах Самородова пучеглазый громила врезал Иллари кантом ботинка так мастерски, что хотелось и выть и плакать, и скулить и обеими руками судорожно прикрывать отбитое место.

Рыкающий бас жарко хрипел в самое ухо:

— Ты что о себе думаешь, тля гадливая, да я из твоей черепушки сувенирную пепельницу сейчас мастерить буду.

— Не надо, — остановил его Самородов. — Он больше глупостей говорить не будет, да? А будет лежать и слушать что скажут его товарищи, — пехот-командер желчно усмехнулся и посмотрел на остальных вражеских десантеров.

Поигрывая бицепсами рыжий Ульрих уверенно, почти восхищенно, ткнул пальцем, указывая Самородову на Парса:

— Вот он, знакомец мой. Лежит, помалкивает. Хвостом не виляет.

Кровь в ушах Парса не стучала а бухала, как артподготовка наступающего фронта, но он разобрал что обращаются к нему и с ответом не медлил:

— Рэ-раз-з-гов-в-вора нэ-не пол-л-лучится, нэ-не сэ- стоит и зэ-з-за-тэ-тевать. Й-йя н-нэ-не в-вэ-в-оодушев-вэ-вляем. — Он поймал краем глаза движение. Максимально жесткий удар в надкостницу под коленку заставил Парса скрутиться и поджать ноги к груди.

Обязательные к своему делу солдаты устрашающей, темно-серой окраски, обступили космодесантников еще плотнее.

Серый цвет-цвет контроля. А контролировать они умели.

Взгляд Самородова замер на Роне, он заметил окровавленный рукав и понял как тот слаб:

— Не вороти лицо!

Его придавили корпусом и за подбородок повернули к пехот-командеру. С иступленной ненавистью Самородов как шерстокрылый падальщик завис над Роном: