Между Явью и Навью - Владимир Орестов Страница 50

Решился, значит, Владыка на крайность – сам врага извести. Уж больно близко тот к Киеву подобрался.

Гребцы с трудом заводили ладью на волну, опасаясь, что, если пойдут кормой – опрокинутся. Вода кипела, шептала проклятия. Ладья взлетала носом вверх и ныряла, окатывая шквалом холодных брызг всех на борту. А шторм только раззадоривался.

Веягор распрямился, держась за борт. Закрыл глаза и увидел Буреглава так четко, словно стоял против него на том же берегу. Ветер трепал его рыжие космы, птичий череп на посохе пялился пустыми глазницами и кричал раззявленным клювом. Веягор заговорил: тягуче распевал молитву, громко, надсаживая голос. Ладья вновь ушла носом глубоко вниз, жрец не устоял на скользкой палубе, проехался по ней и врезался в поклажу. Ободом бочки ему рассекло лоб, кровь потекла по глазам и тут же смешалась с пеленой брызг.

Гром оглушил, а Веягор почувствовал жар, растущий в груди. Он вновь поднялся и запел молитву громче, не пытаясь отереть кровь. Ветер трепал его платье, сорвал очелье. Ладья завалилась на левый борт, но жрец устоял. Водой плеснуло по ногам – корабль тоже справился. И Веягор вдруг понял: удержится он – и все они выберутся из западни.

Он все еще смотрел на Буреглава, а тот скалился, ударяя посохом в землю. От ударов волны меняли направление, корабль подскакивал, закручивался, терял весла. Веягор не переставал читать молитву и вскоре почувствовал, что уже не один – Гаврила встал рядом и, надрывая горло, повторял за жрецом каждое слово.

– Останови его! – крикнул вдруг один из гребцов, вцепившись Веягору в рукав. – По твою ведь душу пришел!

Жрец отмахнулся от него, но сквозь дождь и кровь на глазах различил, как из-под налипшей к телу рубахи гребца что-то заметно выпирает. Что-то, подвешенное цепью на грудь…

– Верни! – рванулся к нему Веягор, но Иван отшатнулся и замотал головой.

– Дурак! – в сердцах крикнул жрец. – Мы же оба погибнем!

Волна ударила в корму, ладья завалилась, и трое из команды сорвались, не удержавшись за канаты, скреплявшие поклажу, – веревки лопнули, бочки покатились во все стороны, сбивая с ног людей. Вопли ужаса взметнулись над палубой и оборвались. Веягор кинулся на Ивана, вцепился тому в плечи, и оба они упали на скользкие доски.

Кровь теперь была повсюду: капала со лба Веягора, текла из разбитого затылка Ивана и смешивалась с кровью тех, кого на борту уже не было. Жрец ухватился за волосы колдуна, но тот успел выхватить нож и рассек Веягору запястье.

Последние весла разметало по воде, и ладья окончательно потеряла управление. Веягор перехватил руку Ивана с ножом, но тут же пропустил удар в ухо, от которого на миг ослеп и оглох, ослабив хватку. Колдун немедля вывернулся, ногой врезал жрецу в лицо. Хрустнуло, нос объяло огнем. Ладья пошла кормой на волну, накренилась, зачерпнув воды, оставшиеся бочки покатились прямо на Веягора. Он чудом разошелся с той из них, что летела в голову.

Корабль ненадолго выправился. Веягор заметил Ивана: тот стонал, лежа у мачты и держась за край порванного каната. Вторая рука у него была неестественно вывернута. Жрец бросился к нему, сорвал с шеи рог. Ладья вновь накренилась, Веягор потерял равновесие, беспомощно заскользил по мокрой палубе. Но тут кто-то ухватил его за запястье, удержал от падения в бурлящую пучину.

У Гаврилы все жилы чуть не трещали, но он одной рукой вцепился в канат, а другой сжимал руку Веягора, не давая упасть.

Жрец не ждал ни мига: поднес рог к кровавым устам и едва выдохнул. Ветер, словно сторожевой пес, встрепенулся, перестал хлестать со всех сторон. Ладью тряхнуло раз, другой, и ладони Веягора вдруг налились жаром. Он закрыл глаза и увидел Буреглава, растерянного от внезапно притихшего шторма. Веягор улыбнулся, невзирая на разрывающую боль в груди. Лицо Владыки исказилось – почувствовал, как невидимые нити выскользнули из его рук. Веягор рассмеялся, откинув голову, и смех его был подобен грому. Вместе с ним, показалось, вышел весь дух.

Ветер оставил ладью, собравшись в один поток, и ударил Буреглава на берегу, скинув в бурлящие еще воды. Веягор с высоты, словно сам летел по небу, видел, как беспомощно барахтается человек в пучине. Рыжая голова то показывалась над водой, то исчезала в бурунах, и вскоре пропала окончательно.

Волны опали. Раздвинулись тучи, пустив заходящее солнце. Там, где только что яростно клокотала вода, теперь блестела неподвижная гладь.

Веягор, сжимая в руке рог, обрушился на колени, не в силах вдохнуть. Нутро скрутило болью, не разогнешься. Гаврила опустился рядом с ним, тревожно заглядывая в глаза: чем помочь?

Ничем тут не поможешь, цена известна. Одно хорошо: проклятый Буреглав на дно отправился, и теперь в капище будет новый, достойный Владыка.

Краем глаза Веягор заметил, как к ним, шатаясь, кто-то бредет. Ивана перекосило от боли в сломанном плече, но он шел, в здоровой руке сжимая нож. Справа тоже заходил Иван, и спереди, и сзади – их было как минимум четверо, а может, и больше – зрение у Веягора затуманилось. Гаврила подскочил, выхватил нож из ножен, ринулся на того Ивана, что приближался к жрецу.

Тот Иван, что зашел мальчишке за спину, занес клинок и вонзил мальчику меж лопаток. Гаврила упал, выставив руки вперед. Взглянул на Веягора печально, со смирением. Локти у него подломились. Кровь потекла из спины, расходясь по палубе алыми ручейками.

Веягор зарычал. Порыв ветра чудовищной силы прокатился по палубе, развеяв все мороки Ивана одновременно, оставив его одного, раненого, но все еще безумного, с кровью Гаврилы на руках. Жрец разогнулся – и что-то надорвалось внутри него, выпустив горячую волну. Он поднес рог ко рту, выдохнул всю ярость и ненависть, что взметнулись волной к горлу.

Налетевший ветер невидимыми плетьми связал Ивана – тот дергался, глаза лезли из орбит, но ничего сделать не мог. Вторым порывом его снесло с палубы и бросило в воду. Веягор доковылял до борта и увидел, как уходит на дно неподвижное тело с распахнутыми в ужасе глазами.

Амулет, дрожавший на груди, затих. Двое уцелевших гребцов ошеломленно смотрели на жреца и застывшего с ножом в спине мальчика.

А впереди уже виден был Киев.

* * *

Веягор нес тело мальчика на себе по сходням. Нес по берегу. Нес по тропе, ведущей в никуда прочь от киевских валов. Пахло кровью. Остановился посреди пустоши, за версту от леса, зашептал