Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Север Страница 50

Понятно, что если глаз биоробота свободно пробивается мечом, то уж пулей со стальным сердечником и подавно. К тому же робот уже почти не дергался, потому я не опасался рикошета от случайного промаха. То мгновение, пока я целился, био не шевелился. И смотрел на меня.

— До встречи, воин, в Краю вечной войны, — прошептал я.

И выстрелил…

…Собрать в один вещмешок все, что было при себе у снайпера и гранатометчика, было делом пяти минут. Среди трофеев оказались три армейских сухпая советского образца в картонных коробках со знакомым штампом «Восстановлено. Клан маркитантов „Савеловские“», пара оранжевых аптечек АИ-2, клейменные аналогично, швейцарский перочинный ножик с шестью предметами в отличном состоянии, два пенополиэтиленовых коврика для сидения на пятой точке, пачка папирос «Беломорканал», коробок спичек в полиэтиленовом пакете… и всё.

Словом, «сидор» получился тощим. Хотя что еще людям в караул с собой брать? Правильно, пожрать да погреться. И на том спасибо.

Гранатометчик так и не пришел в себя. Я перевернул его — и ладонью вляпался в мокрое. Понятно. Небольшой осколок величиной с пол-ладони торчал у него чуть ниже уха. Кровь уже перестала течь, почти вся впитавшись в утоптанный земляной пол. Что ж, увы, парню сегодня не повезло дважды. На войне как на войне. Причем данная поговорка справедлива и в тех случаях, где гражданский, никогда на той войне не бывавший, презрительно усмехнется и осуждающе покачает головой. Ничего, попадет — разом перестанет ухмыляться и станет делать то же, что и все.

Это я все к тому, что мой камуфляж расцветкой напоминал уже не лиственный лес, а драную тряпку, которой долго и вдумчиво мыли полы на бойне. Потому пришлось его с себя содрать, раздеть еще теплый труп гранатометчика и натянуть на себя его «пальму», перешитую из советского камуфляжа образца 1944 года, — похоже, это была стандартная униформа савеловских маркитантов, в другой одёжке я их тут и не встречал. «Пальма» оказалась немного великовата, но сойдет. Свободная одежда всегда лучше той, что жмет во всех местах и мешает передвижению.

— Не обессудь, парень, — проговорил я, накрывая труп своими окровавленными обносками. — Тебе-то твоя «шкура» больше точно не понадобится. Встретимся — сочтемся…

…Пролезть в дыру рядом со слабо дымящейся головой ящера было делом тридцати секунд. Еще столько же понадобилось, чтобы одним броском преодолеть расстояние от башни до забора и укрыться в обширной тени дохлого «Спайдера».

Вроде тихо. В смысле в меня никто стрелять не пытается и вблизи от моей диспозиции не шарится. Зато за забором было так громко, что хоть танковый шлем на башку напяливай, если б он, конечно, был.

В районе вокзала рвались ракеты, трещали автоматные очереди, отрывисто ахали незнакомые мне, вероятно, дульнозарядные огнестрелы. Громко стонали раненые и умирающие, кричали рвущиеся в атаку и убегающие, ревели роботы, и гудела, и стонала земля, выдерживающая все это. Возможно, не зря военные кампании, что большие, что маленькие, называют «операциями», вероятно имея в виду вивисекторские эксперименты на теле и без того истерзанной планеты…

Но сейчас эта какофония была мне на руку. Я выглянул из-за леса задранных к небу, неподвижных лап бронированного монстра, еще раз убедился, что никому больше не интересен, перемахнул через полуоторванную клешню «Спайдера» и, слегка пригибаясь на всякий случай, побежал вдоль разрушенного перрона к видневшейся вдали группе строений, чуть подсвеченных лучами восходящего солнца.

Стрельба и взрывы, наконец, остались далеко за моей спиной. Кто именно напал на базу савеловских маркитантов, мне было как-то без разницы. Может, маленький Фенг действительно подал сигнал скрывающимся неподалеку соплеменникам, и те начали обстрел периметра. А может, кто-то другой решил попробовать заносчивых торгашей на прочность, воспользовавшись разбродом и шатаниями среди боевых роботов охранения. Главное, что счастливый случай вновь выбросил мне туза. Пусть не козырного, но весомого, благодаря которому я жив и сейчас бегу к развалинам каких-то построек, по мере приближения все больше и больше напоминающих здания промышленной зоны заброшенного, давно бездействующего заводского комплекса.

Это и вправду когда-то была колоссальная промзона, покрывавшая многие гектары площади. Похоже, не один и не два завода в свое время дымили здесь трубами, а несколько колоссов… ныне рухнувших, проросших травой, гигантскими сорняками и толстенными деревьями-мутантами, высовывавшими свои лысые, корявые ветви из окон и проломленных крыш.

Однако, как и во многих местах послевоенной Москвы, некоторые строения сохранились почти полностью. Может, дело в крыш-траве, а может, в долговечности построек, возведенных в двадцатом веке. Во всяком случае, громадное серое здание, стоящее ближе всех ко мне, точно еще лет двести простоит, и ничего ему не будет. Пусть стены оплетены вьюном так, что за побегами почти не видать кирпичной кладки, пусть стекла в узких оконцах разбиты или вытащены из рам давным-давно, пускай нет дверей и черные провалы подъездов, заросших вьюном, смахивают на плохо заживающие раны. Но само здание стоит, похожее на отсеченную голову боевого робота, — мертвое, но все еще несокрушимое…

Я понимал, что несколько отклонился от маршрута. Сталк ушел на север, а меня занесло сильно к востоку. Но вблизи больше не было нормально сохранившихся зданий, одни развалины, почти сровнявшиеся с землей. А на меня накатила просто зверская усталость. Спать хотелось неимоверно, но в то же время дрыхнуть под открытым небом мне тоже как-то не улыбалось. Проснешься — а тебя уже съели, и выхода из этой ситуации только два. Причем оба неаппетитные.

В общем, мне было глубоко наплевать, как выглядит укрытие, в котором можно отыскать укромный уголок и придавить минут шестьсот, а по возможности и подольше. Я ж, считай, двое суток почти не спал, воюя в усиленном режиме. Всему предел должен быть, хватит, пора и честь знать…

Оказалось, не пора.

Перед зданием-колоссом раньше стояло еще одно, меньше намного. Может, проходная заводская раньше была, может, еще что. Забора, отгораживающего заводскую территорию от любопытных глаз, не сохранилось, а от двухэтажной проходной остался лишь угол фасада, торчащий кверху, словно сломанный зуб великана. Вот за этим углом и слышался лязг металла, сопровождавшийся сосредоточенным хеканьем, с которым мясники рубят свежие свинячьи туши.

Короче, рубились там увлеченно и яростно. Дело хорошее, иногда нужное, но не моё. В чужие дела я влезаю крайне редко, с неохотой и лишь в силу крайней необходимости. Вот и сейчас я прикинул, как бы половчее обойти это махалово так, чтобы люди на меня не отвлекались. Нехорошо народу мешать в ратном деле. Обогнуть, что ли, слева, пролезть сквозь заросли в ближайший подъезд, найти угол почище, завернуться в трофейную «пальму» и…