Игорь Градов - «Хороший немец – мертвый немец». Чужая война Страница 51

Парень пожал плечами — наверное, так оно и есть, Австрия все-таки… Потом попросил Макса:

— Господин лейтенант, мне нужен напарник, наблюдатель. Он должен следить за обстановкой и сообщать, если заметит движение. Или что-нибудь странное…

— А сам? — спросил Макс.

— Я тоже буду следить, но, как говорится, одна пара глаз — хорошо, а две — лучше. Как я понял, здесь действует опытный снайпер, обнаружить будет очень непросто…

Макс взглянул на парня и понял, что ему нужен не столько напарник, сколько приманка. И он был по-своему прав: второй человек, не слишком опытный, неизбежно привлечет к себе внимание, и русский стрелок захочет его поразить. И тогда он засечет местоположение противника и выстрелит. Не слишком честный прием, решил Макс, но по-своему логичный и даже неизбежный: приходится жертвовать одним, чтобы спасти всех.

Макс подумал и приказал Хоху, который все слышал, выделить напарника:

— Кого прикажете, герр лейтенант? — спросил фельдфебель.

— Сами, на ваше усмотрение, — махнул рукой Макс.

Хох кивнул — он тоже все понял. Почесал в голове и пошел исполнять приказ. Ему, конечно, было жалко одного из своих солдат (которых и так не хватало), но что делать, война — жестокая штука, тут уж не до сантиментов…

Рано утром, перед самым рассветом, снайпер и его напарник, недавно прибывший в роту Фриц Леманн, отправились на задание.

Фельдфебель Хох почти без угрызений совести пожертвовал Леманном. Во-первых, тот был переведен в наказание за мелкое правонарушение: попался на воровстве в солдатской столовой, вот и отправили на передовую — исправляться, а во-вторых, просто ему не нравился — был ленив и всячески избегал тяжелых, но необходимых в любом армейском коллективе работ. Например, колки дров для печки или рытья очередной ямы для сортира. Зато за обедами бегал в тыл на батальонную кухню с большим энтузиазмом…

Макс по поводу Леманна ничего не сказал — не его это дело. Тут бы со своими проблемами разобраться — из-за плохой воды, которую приходилось брать в разбитом колодце, почти у всех солдат (да у него тоже) началась диарея. Какая тут, на фиг, война, когда через каждые полчаса надо в сортир бежать! Живот крутит так, что ни о чем другом и подумать нельзя…

Батальонный фельдшер выдал им какие-то таблетки, но они мало помогали. Как тут не вспомнить о прелестях медицины двадцать первого века! Там бы с этой проблемой вмиг разобрались. А в этом проклятом 1942 году не было даже активированного угля, чтобы хоть как-то унять противное бурчание в животе и боли в желудке.

День прошел относительно спокойно — противник ограничился лишь небольшим обстрелом, серьезного вреда не причинившим. Солдаты ждали вечернего возвращения снайпера, и желательно с хорошими новостями — что с русским стрелком покончено. Но его все не было. Как не было и Леманна. То ли погибли оба при выполнении задания, то ли еще что…

Когда спустилась ночь, стало ясно — они не вернутся. Но где они, что с ними? Это требовалось выяснить. Макс тяжело вздохнул и, взяв троих солдат, решил сделать вылазку. Хоть и очень рискованно, но необходимо.

Поползли глубокой ночью. Тихо перевалились через бруствер и друг за другом заскользили по земле в сторону русских позиций. Макс примерно знал, где должен находиться Янчек, а потому показывал направление движения. Трава была довольно влажной, через несколько минут они вымокли до нитки, да еще перепачкались липкой, рыжей глиной. К тому же приходилось все время плотно прижиматься к земле и прятаться в воронках, чтобы противник не засек — над полем то и дело взлетали осветительные ракеты. Несколько раз им попадались неубранные тела как людей, так и лошадей, раздувшиеся, нестерпимо воняющие, их приходилось оползать далеко стороной. Что поделать, таковы были реалии войны…

Наконец через час, который показались Максу вечностью, они достигли кустов, где, по их расчетам, должен сидеть Янчек со своим напарником. Там они оба и оказались — один убит, второй тяжело ранен. Первым нашли Леманна — он лежал чуть в стороне со спущенными штанами.

«Так, ясно, — подумал Макс, — Леманн отполз в сторону, чтобы облегчиться, тут его пуля и настигла. Янчеку тоже досталось — он был ранен в голову. Лежал без сознания, но, как ни странно, живой. На месте его правой глазницы зияла черная дыра, лицо заливала кровь, но все-таки дышал — тяжело, с протяжными всхлипами.

Янчека положили на плащ-палатку и приготовились тащить к своим. Он в этот момент очнулся и с трудом произнес:

— Посмотрите, кажется, я убил его…

— Кого? — наклонился Макс.

— Русского стрелка. Там, под елями…

Макс приказал солдатам тащить Янчека к немецким траншеям, а сам с ефрейтером Мозером пополз в указанную сторону. Надо было убедиться, что русский стрелок действительно мертв.

Вскоре они нашли его, точнее — ее. Под елью лежала девушка — тоже в пятнистом маскхалате и темно-зеленом платке, закрывавшем волосы. При бледном свете взлетевшей ракеты Макс хорошо рассмотрел ее — молодая, симпатичная, вряд ли старше Янчека. Четко между грудей чернело отверстие — туда попала пуля. Похоже, она погибла почти сразу. Рядом валялась ее снайперская винтовка, на прикладе имелось уже несколько зарубок.

— Вон там она, кажется, сидела, — показал Мозер куда-то наверх.

Макс присмотрелся — действительно, между ветвями было сооружено «воронье гнездо», что-то вроде сиденья. Ясно, «кукушка»… Стало понятно, почему ее так долго не могли обнаружить — никто не мог предположить, что русский стрелок прячется в густых ветвях ели.

Похоже, советское командование решило перенять финский опыт — те первыми стали использовать молодых женщин и девушек в качестве снайперш, причем с деревьев. Что же, преимущество такой позиции было очевидно: прекрасный обзор сверху, а густые лапы ели практически полностью закрывали от врагов.

Ход поединка был окончательно ясен: снайперша заметила ползущего в кусты Леманна и пристрелила его. И тут в нее попал Янчек. Однако, умирая, девушка сумела сделать ответный выстрел. Смертельная ничья — вряд ли Иоганн выживет после такого ранения и точно уже не сможет воевать. Хотя кто его знает, в жизни случается всякое… Но вот Леманн уже стопроцентно отвоевался, его место теперь на обширном немецком кладбище на окраине деревни.

Макс кивнул Мозеру — уходим, точнее — уползаем. И они заскользили обратно в сторону немецких траншей.

А русские стрелки после этого случая их больше не беспокоили. То ли опыт применения «кукушек» советское командование сочло не слишком удачным, то ли нашло для них более достойные цели…

Макс был только рад этому — не хотелось еще раз ползти на нейтральную полосу и смотреть на убитую девушку. И так эта война уже окончательно достала его, сидела буквально в печенках…

После двух недель беспрерывных боев их роту наконец-то отправили в тыл. Люди получили возможность немного перевести дух и прийти в себя. Отвели их, надо сказать, очень вовремя — еще бы пара дней, и от роты ничего не осталось. А так хоть кто-то уцелел. И эти кто-то теперь могли отдохнуть, отоспаться, помыться и вообще — привести себя в порядок.

Прежде всего Макс устроил для себя баню — благо деревня, где они стояли, не слишком пострадала от военных действий. Он объяснил хозяйке дома, немолодой бедной женщине с тремя детьми, что хочет попариться. Сказал это по-русски, но, разумеется, с немецким акцентом и коверкая слова. Та вроде бы поняла. А для лучшего усвоения Макс дал ей пару банок консервов и немного сала — в качестве стимула и оплаты.

Женщина быстро вымыла старую, покосившуюся баньку, солдаты натаскали воды и накололи дров. Потом Макс как следует протопил парную и устроил для себя праздник — для души и тела. Попарился на славу, расслабился, понежился на широкой деревянной лавке. Организовал, так сказать, культурный отдых и даже с березовым веником, который тоже нашелся у хозяйственной бабы.

Кстати, при ближайшем рассмотрении она оказалась не такой уж и старой, лет сорока всего, но война сделала ее намного старше — волосы уже поседели, лицо покрылось сетью мелких морщинок. Женщина очень боялась, что ее с детьми выгонят на улицу, и Макс постарался ее успокоить — живите спокойно, никто вас не тронет. Он занял большую комнату в избе (положено как офицеру!), а хозяйке и детям оставил вторую, где была печка — все теплее. И строго наказал своим солдатам, чтобы никто ее и ребятишек не обижал.

Рота заняла соседние дома, и все отдыхали кто как мог. Кто-то отсыпался, кто-то чинил одежду, а кто-то писал письма домой. Вначале все подивились странным действиям лейтенанта (он никогда раньше не был замечен в любви к русской бане), но потом с большим удовольствием сами стали париться, установилась даже очередь на помывку. В результате удалось почти избавиться от одной из самых больших неприятностей при долгом окопном сиденье — вшей. Белье как следует прожарили, выстирали, выгладили и добились почти полного истребления проклятых кровососов. По крайней мере, солдаты уже не чесалось через каждые пять минут.