Евгений Гаркушев - Бунт при Бетельгейзе Страница 51

Похоже, вахтерша не только услышала хруст, но и по звуку определила достоинство купюры, потому что рванула вверх по лестнице с нечеловеческой скоростью. Непривычные к большой силе тяжести посетители едва поспевали за ней.

— Уйдет бабка! — стонал ковыляющий последним Дылда.

— Нас-стигнем! — шипел Змей.

К счастью, апартаменты доктора Кондратьева оказались недалеко от главного входа, но не на проходе, а в боковом коридоре — что демонстрировало его повышенный авторитет в госпитале и на планете. На двери — дорогой темно-коричневый пластик «под дерево» — красовалась серебряная табличка: «Доктор медицины, профессор 1-го медицинского университета Австралиона, советник Великой ложи Сириуса Матвей Игнатьевич Кондратьев». Фамилия, имя и отчество доктора были так богато украшены завитушками, что с трудом читались.

— Туточки! — отрапортовала бабка, преданно глядя в глаза Эдику.

Тот сунул ей в руку десятикопеечную монету, приобнял за плечи, доверительно прошептал:

— Спасибо! Мы никогда не забудем вашу доброту. — И добавил про себя: — Выдра старая.

Дылда попробовал открыть дверь и, поскольку попытка ничего не дала, начал молотить по пластику кулаками.

— Ироды, — бросила на прощание бабка.

— И вам всего хорошего, бабуля, — широко улыбнулся Цитрус. — Не последний раз видимся!

— Тут з-звонок имеется, — объявил Змей, когда Дылда уже выбился из сил, колотя по двери. — Вот, кнопочка.

Эдвард принялся давить на кнопку, не жалея сил. Неужели Кондратьев спит в четыре часа утра?! Что за безобразие, в самом деле?! Мог бы и догадаться, что к нему прибыли старые друзья!

Наконец за дверью послышались шаги.

— Кто там? — спросил хриплый голос. — Зина, ты, что ли? Не дам я денег, и не проси…

— Открывай, Матвей Игнатьевич! — выкрикнул Эдик. — И вообще, видеокамеру себе заведи. Или «глазок» установи на двери.

Дверь, скрипнув, распахнулась. Опухший со сна или после обильных возлияний Кондратьев появился на пороге.

— Ш-шайс-се! — выдохнул Змей. — Не могу сдерж-ш-шаться! Руки так и тянутся эту с-сволочь рас-спис-сарить..

Доктор испуганно шарахнулся в глубь кабинета, куда следом за ним вломились гости. Дылда предусмотрительно прикрыл за собой дверь и включил свет. Кабинет Кондратьева отличался простотой и изяществом: две широкие кушетки, высокий шкаф, большой стол и два мягких кресла. Всё выдержано в темно-вишневых тонах, пластик на стенах — розовый.

— Всем спокойно! — заорал Цитрус. — Мы пришли к старому другу с миром! Заглохни, Змей, а то мы тебя самого расписарим!

Кондратьев близоруко прищурился.

— Неужели ко мне пожаловал Эдик Цитрус, прозванный в колонии при Бетельгейзе Рукой! Я-то думал, тебя уже шлепнули, парень. Все новостные каналы только и передают новости о бунте. В живых осталось очень мало заключенных. Их сейчас выкуривают из заброшенных штолен, где они организовали последний рубеж обороны.

— А я жив, как видишь. И друзья мои тоже. Узнаешь?

— Твоего дебильного приятеля трудно не узнать. А рептилию я не помню. Морда злобная. Его-то вы зачем притащили?

— Так вышло, — бросил Эдик. — Ты, надеюсь, поможешь нам обжиться на новом месте?

— Почему ты решил, что я должен вам помогать? — поинтересовался Кондратьев.

— А разве ты не предлагал мне лететь на Луну Венеры, если удастся выбраться с астероида?

— Тебе — да. Но не этим двоим.

— Без них я бы не смог спастись. Да и вообще, мы здесь в качестве туристов. Так что беспокоиться не о чем.

— Значит, не помниш-шь? — вмешался в разговор Змей.

— Не-а, — беззаботно ответил Кондратьев.

— Ты мне ректальные термометры ставил, ш-шайс-се.

— Эка невидаль, — хмыкнул уверенный в своей безопасности Матвей Игнатьевич. — Кому я их только не ставил? Разве что Эдик избежал этой процедуры. Но он у меня никогда не лечился. Мы с ним просто общались, к обоюдному удовольствию и пользе.

— По-моему, это даже приятно, — заявил Дылда, решив подольститься к доктору. Горькие пряники и твердое печенье он ему уже простил — несмотря на вспыльчивый нрав, великан быстро отходил.

— Вот именно! Очень приятная и полезная процедура! Анальная терапия — мое личное изобретение. А как благотворно действует на психику заключенных. На свободу все выходят совсем другими людьми. Но вы ведь пришли ко мне в четыре утра не для того, чтобы я ставил вам ректальные термометры? Наверное, у вас есть ко мне какое-то дело?

Эдик многозначительно кивнул:

— Как раз об этом я и хотел поговорить.

— Тогда присаживайтесь, — предложил Кондратьев. — Вы в кресла, господа, а ты, Дылда, на кушетку. Она замечательная — мягкая, и отлично пружинит. Ничего тебе не напоминает?

— Не знаю, — буркнул Дылда.

— Это от недостатка фантазии, мой толстый друг. Кстати, куда ты дел свою даму? Оставил на корабле? Или она досталась злым космодесантникам? — Матвей Игнатьевич хохотнул.

Дылда от полноты чувств расплакался, и довольный собой Кондратьев повернулся к Эдварду:

— Слушаю тебя. Прежде всего, расскажи, как вам удалось сбежать? Не иначе, на транспортнике, который потеряли во всеобщей неразберихе?

— Неужели об этом говорили в новостях? — удивился Цитрус.

— Нет, конечно. Но у нас — свои каналы. Мы знаем, что транспортник с золотом пропал. Это будет стоить кое-кому карьеры…

— Кстати, что произошло с Мюллером? Его убили? — поинтересовался Эдик.

— Увы, нет. Им удалось продержаться до подхода подкрепления, — Кондратьев ударил кулаком в ладонь левой руки. — Жаль, конечно. Но всё равно я ему не завидую — его ждет военно-полевой трибунал. А вам, парни, повезло, что вы смылись. Очень повезло. Проскочили, значит, как вошка по лысине… Итак, что там у вас?

— Хотим послужить мусонам, — сказал Цитрус.

— Да? — Кондратьев приподнял бровь.

— Именно. Хотим быть с мусонами.

— Видишь ли, Эдик, — Матвей Игнатьевич откинулся на спинку кресла, — нашей организации все без исключения не нужны. Для того чтобы вступить в наши ряды, нужно либо быть незаурядной личностью, как ваш покорный слуга, — он слегка поклонился, — либо оказать неоценимую услугу нашему обществу. Какую пользу можешь принести ты? О твоих спутниках пока говорить не будем.

— Есть кое-что, — сказал Цитрус. — Я ведь, понимаете ли, тоже личность незаурядная.

— А нас-с-с в рас-счет не береш-шь, — зашипел разъяренно Змей. — Я тоже хочу быть мус-соном.

Кондратьев его даже взглядом не удостоил.

— Кстати, хочу уточнить по поводу открывающихся в организации возможностей. Если ты окажешься в одной из Великих лож, будущее твое обеспечено. Ты получишь такие подъемные, что сможешь развивать собственный бизнес. Например, игорный. Мы заинтересованы, чтобы наши сторонники шли в гору. Организация от этого становится все сильнее.

— Это хорошо, — кивнул Цитрус.

— Но главный вопрос, Эдик, — что ты можешь предложить мусонам? Может быть, золото?

Цитрус помялся, не зная, стоит ли выкладывать основной козырь. Решился.

— Я знаю, где находится Мучо Чавос.

— Кто? — переспросил Кондратьев. И Цитрус сразу понял, что попал пальцем в небо. Чавос, скорее всего, мелкая сошка, участник рядовых баталий на самом краю цивилизованного космоса и, уж конечно, малозначительная фигура для такой крупной организации, как мусоны.

— Мучо Чавос, — пролепетал Цитрус. — За ним охотились наемные убийцы, а он сбежал…

— Послушай, Эдик, я, конечно, доложу наверх об этом самом, как ты сказал, его зовут…

— Мучо Чавос.

— Вот-вот. Про этого самого Чучо. Но ты же понимаешь, что такая информация не принесет тебе ничего. То есть ровным счетом ни-че-го.

— Его нуж-ш-шно уничтож-ш-шить, — прошипел Змей.

— Да? Почему? — заинтересовался Кондратьев.

— Он забрал наше золото, — поделился с доктором Дылда.

— Ах, вот как!.. Вот это уже интересно, — Матвей Игнатьевич закинул ногу на ногу. — Значит, ты, Эдик, лишился золота, которое вывез на транспортнике?

— Золото еще не поздно вернуть, — проговорил Цитрус.

— Как ты это себе представляешь? — Кондратьев смерил собеседника насмешливым взглядом. — По-твоему, руководство организации пошлет корабли гоняться за каким-то похитителем золота, который, возможно, отхватив столь лакомый кусок, уже направляется в самый дальний сектор Галактики, активно заметая следы…

— Его можно отследить…

— Никто не будет этим заниматься. У нашей организации достаточно средств, чтобы не думать о таких мелочах.

— Там много золота.

— Это неважно! — Кондратьев помолчал, глядя на Цитруса с выражением жалости на холеном лице. — Ты разочаровал меня, Эдвард. Признаться, я был о тебе лучшего мнения.

— Зачем же вы звали меня на Луну Венеры? — мрачно поинтересовался Цитрус.

Матвей Игнатьевич вздохнул.

— Что ж, кое-какое дело, которое позволит тебе оказать услугу нашей организации и затем вступить в ее ряды, у меня действительно есть.