Отблески солнца на остром клинке - Анастасия Орлова Страница 51

Верд, не сбавляя скорости, внимательно на неё посмотрел, но ничего не ответил.

— Меняемся, северянин! — крикнул ему сквозь дождь подъезжающий к ним Дешрайят. — Иди в голову, к Кхабу. Если ты, конечно, не устал бежать пешком.

Верд молча ускорил шаг, чтобы занять указанное место. Дешрайят выровнял своего вороного с белыми «носочками» кавьяла в ногу со Ржавью, держась ближе к Тшере, чем держался Верд. Пожалуй, даже слишком близко — их колени то и дело соприкасались.

— Не повезло сегодня с погодкой, — сверкнул обольстительной улыбкой южанин. — Надеюсь, хотя бы кухарь порадует нас хорошим ужином. Владыка Тарагат говорил, что твой спутник знает толк в южных специях.

— Почему вы с Кхабом называете купца владыкой? — вопросом на вопрос ответила Тшера.

— О, — усмехнулся Дешрайят, и по тому, как он прикрыл глаза, Тшера поняла: её ждёт долгая, неспешная и вряд ли правдивая история. — Много лет назад, ещё при прежнем церосе, на Исхельмеше — самом дорогом рынке Хисарета — его прозвали Владыкой Расшитых Шелков, и вот почему…

Дневной привал они делать не стали — укрыться от дождя было негде, костёр развести тоже вряд ли получилось бы, а мокнуть на одном месте ещё неприятней, чем мокнуть, двигаясь вперёд, — поэтому перекусили на ходу захваченными припасами. К вечеру то ли обоз достиг края беспросветной серости, то ли запасы небесной воды иссякли, но дождь наконец-то утих, и сквозь тёмную хмарь прорезались рассеянные лучи закатного золота.

— Дальше по тракту, у склона к реке, есть схрон, — сказал Тарагат, пересев из повозки на своего кавьяла. — В нём путники обычно оставляют сухие поленья. Если повезёт и схрон окажется не пуст, разведём костёр и поужинаем. Запас воды из речки пополним. Заночуем на берегу.

«Запас воды сегодня и с одежды отжать можно».

С дровами повезло — схрон оказался набит доверху. Сложили костёр, отпустили кавьялов на ночную охоту, а авабисов — жевать прибрежную траву. Кхаб, изобразив на лице суровость, обошёл окрестности, проверяя, не притаилась ли где опасность, и уселся подле костра, над которым уже дымился котелок с будущим ужином. Купец с племянником устроились тут же; Бир кашеварил; Дешрайят поодаль разминался со скимитарами после дня в седле, и Тшера замечала, какие он бросал на неё взгляды.

«Вот уж кто не откажет, если позову».

Верд ушёл к воде и пропал из виду в сгущающихся сумерках.

— Не потони там впотьмах, северянин! — крикнул ему вслед Кхаб. — За тобой тут нырять некому!

— Не говори за всех, — мурлыкнула себе под нос Тшера.

Она развесила сушиться на ближайшей к костру ветке плащ-мантию, сняла защитный жилет, оставшись в подсыхающей рубахе, и курила, стоя у костра. Внутри вызревало непреодолимое желание найти повод, чтобы спуститься к реке.

— А ты нырнёшь, что ли, Чёрная? — обернулся на неё Кхаб. — Не поверю, что твоё вассалье племя для кого-то бесплатно пальцем пошевелит.

Тшера разняла скрещённые на груди руки, протянула свободную под нос Кхабу, пошевелила пальцами. Мелодично звякнули кольца.

— Бесплатно. — Уголки её губ приподнялись в лукавой улыбке. — Специально для тебя, Кхаб. — Имя наёмника Тшера произнесла с лёгким нажимом, но он заметил.

«Ждёшь, что я тебя каторжником звать стану? Не дождёшься. Мне пустая грызня не нужна. Да и ты по серьёзу вздорить не хочешь, так, лишь зубами клацаешь. Не я тебя на каторгу сдала. И не за благие дела ты туда угодил».

— Что за честь, ети ж ты! — ехидно восхитился Кхаб. — Всем теперь хвалиться буду, да вот разве ж кто поверит…

Тшера хмыкнула и устремила взгляд в сгустившуюся ночную черноту — туда, где ещё в сумерках поблёскивала маслянистой чернотой река, а сейчас лишь доносился едва слышный плеск. Трубка прогорела, непреодолимое желание опустилось ниже брючного ремня, повод пойти к воде нашёлся и теперь с настойчивостью дятла клевал в висок.

«Но мне ни к чему сложности, ведь до света уж не сбежать…»

«Опасно полагаться на людей, особенно тех, с кем тебя связывают плотские утехи, Шерай», — прозвучал где-то на границе памяти отзвук Астервейгова голоса.

«А мне на него ещё не один день рассчитывать, нас и так связывает уже слишком много: одна дорога, одно дело… и одна спасённая жизнь».

Кхаб перевёл внимание на Бира, каждое его движение провожая взглядом хмурым и недоверчивым. Бир, заметив это, взялся просвещать наёмника в вопросах приправ и специй.

— Птичий горошек, — пояснил он, показывая Кхабу очередной мешочек. — Сладковатый и пряный, на языке вяжет, если просто так есть. А па-ахнет как!

Он сунул нос в мешочек, расплылся в благодатной улыбке и протянул Кхабу. Тот осторожно заглянул в узелок, принюхался — сначала издалека, нахмурил сросшиеся брови, что-то обмозговывая, потом понюхал ещё раз, уже ближе, и кивнул.

— Гоже! — одобрил, возвращая узелок Биру.

— Дичник озёрный. — Бир извлёк из сумы и передал Кхабу связку высушенных корешков.

Тот повертел их в руках, понюхал уже смелее, ухмыльнулся и, вплотную прижав к ним большой приплюснутый нос, шумно, с наслаждением втянул воздух. Довольно крякнув, вернул пучок Биру.

— Млечный сок, — предложил Бир следующий свёрток.

Кхаб понюхал, но, видимо, ничего не почуял. Подцепил двумя неуклюжими для мелкой работы пальцами щепотку порошка, растёр и вновь принюхался, а потом облизнул пальцы, и лицо его тут же перекосилось.

— Тьфу, это что за кавьялье дерьмо ты мне подсунул, кухарья башка?

— В похлёбке вкусно будет, — хотел объяснить Бир, но Кхаб не стал слушать, раздражённо затянул завязки мешочка и сунул его обратно Биру.

— Тебе вкусно, сам и ешь! — сказал он, скрещивая на груди могучие руки. — А нам вон того пощедрей бахни, — добавил уже миролюбивей, кивая на связку дичника озёрного.

Тшера, наблюдавшая за ними краем глаза, заметила, что Бир тайком всё-таки добавил в котёл млечного сока.

— Отчего с нами не присядешь, кириа? — спросил Тарагат, подняв на неё взгляд.

— Пойду умоюсь сперва, — слетело с языка, и Тшера чуть скривилась в лёгкой досаде.

«И ведь можно пойти в другую сторону — река длинная, но нет…»

От воды ощутимо тянуло холодом, на широкой песчаной полосе, мокрой после дождя, отпечатались следы босых ног. Тшера шла вдоль них, распуская ворот рубахи. Она рассчитывала застать Верда в воде, но обнаружила его на берегу, у самой её кромки. Уже одетый, он сидел на коленях лицом к реке: спина прямая, голова чуть опущена, глаза закрыты — явно молится.

Тшера бесшумно подошла ближе и остановилась совсем рядом. В небесную прореху любопытным глазом выглянула луна, высеребрив сосредоточенный профиль Верда, его мокрые волосы и ещё не высохшие дорожки от стекавших по вискам капель.