Шимун Врочек - Питер Страница 52

Смотритель равно тюремщик, перевёл Иван мысленно. Ага.

— Да, — сказал Игнат. — Один «щелчок». И я уже ответил.

Профессор вдруг выпрямился, зашевелился, хотел что-то сказать, но передумал. Закрыл рот.

— Спасибо, брат Игнат. И… один… ффу-у, — поводырь задул свечу. Иван сморщился. Перед глазами плыл призрачный отпечаток язычка пламени… скоро и он исчезнет…

— Нет! — крикнул Кузнецов. — Пожалуйста, оставьте свет! Пожалуйста!

— Думайте, — велел в темноте поводырь. — У вас десять кормежек на раздумье. А они бывают два раза в сутки. Игнат, засекай время. Через десять кормежек я приду, и вы сообщите братьям своё решение.

Когда шаги в темноте удалились, Иван сел на пол. Не верилось, что так бывает. Он выжил, когда в него стреляли в упор, а тут…

Выживу и тут, упрямо подумал Иван. Мне надо домой.

— Вот это да! — Уберфюрер вдруг начал смеяться. — Ученье свет, а неучёных — тьма. Ещё бы не понимать. Они нам таких ввалили, эти незрячие, даже вспомнить страшно. Не, ну это же надо?! — смех вдруг перешёл в откровенный хохот, словно скинхед сбрасывал нервное напряжение и не мог остановиться.

Чёрт. Иван прислонился лбом к железной решетке, металл холодил кожу.

Я бы тоже посмеялся, подумал он. Но такое ощущение, что кто-то не хочет, чтобы я добрался до дома.

Да ну, ерунда. Так и чокнуться недолго. Лучше заняться делом.

Иван встал и начал разминать суставы. Когда придёт время, он будет готов.

Прошло время. Опять неизвестно сколько часов. Но вдруг в темноте раздались шаги — шаркающие, усталые. Звук катящейся тележки. Иван прислонился к решетке — неужели и здесь слепые их обхитрят?

Звон металла. В проём внизу очень ловко всунули что-то металлическое… и ещё одно. Иван протянул руку, нащупал круглый гладкий бок. Так и есть. Миска. А рядом — круглое поменьше. Кружка, запотевшая, прохладная. Бульк! Вода.

— Что это? — спросил он, хотя уже понял.

— Ваш завтрак, — буркнул невидимый тюремщик. — Ешьте.

Шаги и скрип колес тележки удалились куда-то вправо. Иван мысленно прикинул расстояние. Метров двадцать, наверное. А потом поворот… направо, кажется. Мы в старом бомбаре? Может быть.

Ладно, пора завтракать. Чем у них кормят, интересно?

В тарелке оказалось нечто склизкое и шевелящееся. Иван от неожиданности едва не выронил миску. Отдёрнул руку.

— Блин! — Уберфюрер выругался в темноте. Зазвенела миска.

— Что это? — спросил Иван.

— Виноградные улитки, думаю, — раздался в темноте спокойный голос Водяника. Профессор, в отличие от спутников, воспринимал своё пленение как своеобразный психологический эксперимент. — Любопытно. Зря воротите нос, молодые люди. Это прекрасный источник белка, между прочим. Улитки очень неприхотливы. Если достаточно тепло, то они могут размножаться и плодиться, как… скажем, как улитки. Ха-ха. А ну-ка, попробуем, — загремела тарелка, в темноте раздался чмоканье, потом звук жевания. — Неплохо, — сказал Водяник с набитым ртом. — Конечно, не хватает лимона, но всё же… всё же.

— Проф, меня сейчас вывернет, — предупредил Уберфюрер.

О! Иван выпрямился. Только этого нам не хватало.

— Это же деликатес, молодой человек! В прежние времена его в лучших ресторанах Парижа…

— Да знаю я! — ответил голос Уберфюрера. — Но то при свете! При свете бы и я съел парочку. Фигли, деликатес. Но в темноте?! Мерзкие, скользкие…

Профессор закашлялся.

— Зачем же так преувеличивать? — сказал он наконец. — Улитки, конечно, не особо привлекательны внешне и шевелятся, но…

Уберфюрер, в панике:

— Блин, они шевелятся!!

— Кто шевелится?!

Пауза.

— Профессор, это вы сказали? — осторожно спросил Иван, хотя уже понимал, что — нет. Голос был своеобразный по тембру. Незнакомый. С необычным мягким произношением.

— Конечно, нет, — возмутился профессор.

— Миша, ты?

— Не-а.

— Ты ещё меня спроси, — язвительно предложил из темноты Уберфюрер. — Ясно же, что тут есть кто-то ещё, кроме нас трех… извините, профессор… четырех придурков. Эй! Слышишь? Отзовись!

Молчание. Капающая вода.

— Я спросил, кто тут ещё есть? — Уберфюрер начал терять терпение. — А ну отзовись!

Молчание.

— Отзовись, говорю, — ласковым, до мурашек по коже, голосом попросил Уберфюрер. — Я вообще-то добрый, конечно. Но могу и в лоб — даже наощупь. Кто тут есть?

— Я, — сказали в темноте. Эта клетка находилась гораздо ближе к выходу. И когда горела свеча, её обитателя Иван не заметил.

— Кто «я»? Как зовут? — допрашивал скинхед.

— Юра зовут, — ответил тот же голос. Пауза. — Иногда ещё Нельсоном называют.

— Как британского адмирала, что ли? — спросил Уберфюрер.

— Ну… — пауза. — Не совсем.

— У меня есть другие варианты, — Водяник зашептал совсем рядом. — Но что-то я не думаю, что нашему другу они понравятся…

— С какой станции? — продолжал допрос Уберфюрер.

— С Техноложки, — ответил невидимый Юра.

— Ни фига себе! Так ты из «мазутов»? А как сюда попал?

— По глупости.

— Оно и понятно, что не от великого ума, — вздохнул Убер. — Правда, Проф?

Водяник обиженно засопел в темноте.

— Не боись, братан, — подбодрил Уберфюрер. — Мы тебя отсюда вытащим. Кстати, — скинхед помедлил. — У кого есть варианты, как это провернуть?

Варианты не появились ни через четыре кормежки (двое суток, отметил Иван), ни через пять, ни через шесть.

Тюремщик всё так же шаркающее развозил еду — иногда это были не улитки, а грибы, иногда даже безвкусная, без соли, вареная крупа. Час выбора приближался. А они пока ничего не придумали. Что можно сделать против слепых — в полной темноте? Что вообще можно сделать?

— Профессор, — сказал Кузнецов жалобно. — Я не хотел говорить. Но я уже давно вижу… вижу свет и слышу голоса. Словно со мной кто-то говорит. Но мне кажется, что на самом деле этого нет. Я… что со мной?

— Ничего страшного. Это последствия сенсорной депривации, — сказал профессор.

— Что? — Иван поднял голову.

— Помните, что принесло нам победу над Восстанием?

Иван почесал щетинистый подбородок.

Интересное, кстати, ощущение. Иван снова провёл ладонью по подбородку. Скребущий звук. Словно челюсть увеличилась в размерах и теперь огромная, метр на полтора, как минимум. Провел другой ладонью — м-да. Теперь казалось, что подбородок уменьшился до размера ореха. И вообще: сам Иван маленький, словно был спрятан в шкатулке.

— Помните? — повторил профессор.

— Как что? — сказал Иван. — Газ. Та фиолетовая фигня, что мы сделали. Вы же сами рассказывали про этот американский проект… как его?

— «МК-Ультра», — Профессор вздохнул. Ивану казалось, что его вздох обрел физическую форму и теперь летает, мягко бьётся о стенки камеры, как мячик. — Понимаете, сейчас это проект бьёт по нам.

— Не понял, — сказал Иван.

— Галлюциногены и их военное применение — это был один из пунктов программы МК-Ультра. Другой пункт — открытие доктора Камерона, который заведовал всем этим зоопарком, сенсорная депривация.

— Что это?

— Метод психологической пытки. Раскалывались самые стойкие люди, которых обычными пытками можно было убить, но не сломать. Смотрите, от чего страдают люди: галлюцинации, боли в голове и желудке, нервная возбудимость, подавленность, рассеянное внимание и многое-многое другое… И всё это делается — не применяя физического насилия.

Иван помолчал. Вот, значит, как.

— И в чём суть этой… депривации?

— В том, чтобы блокировать все каналы, по которым человеческий мозг получает сведения о мире. Для этого испытуемого помещали в соленую воду с температурой, равной температуре человеческого тела, надевали наушники и повязку на глаза. Такое положение вызывает сенсорный голод. Человек не чувствует ни рук, ни ног, его органы чувств не получают никакой информации. После нескольких дней заключения из человека можно было лепить всё, что угодно. А доктор Камерон держал некоторых пациентов в таком положении до полугода.

— Да он садист, — сказал Уберфюрер.

— Верно. Это одна из черт характера, без которой настоящему учёному не обойтись.

— То есть — нас ломают? — уточнил Иван.

Профессор кивнул. Иван фактически видел, как он это сделал. Такой смешной профессор, собранный из цветных колец, как детская пирамидка. Раскрашенная голова с пластиковым носом. И он кивает. Кивает. Кивает…

Иван встряхнул головой. Какие-то глюки начинаются.

— Думаю, это предварительная обработка, — сказал Водяник. Темнота вокруг Ивана стала ярко-жёлто-багровая и пульсировала. Иван почувствовал тошноту. Вот блин.

Он вздёрнул голову, задышал глубоко. Казалось, что из-за отсутствия света ему не хватает воздуха.