Дмитрий Янковский - Воины ветра Страница 52

С верблюдами, кстати, тоже оказалось не все просто. Я-то думал, что если Дан бывший офицер, то его должны были учить верховой езде. На случай работы в тылу врага. Но это оказалось моим глубоким заблуждением. Сухопутный военный никак не мог оказаться в тылу врага, в отличие от флотского. Ему не на чем так далеко забраться. В общем, подобного курса в их подготовке не было, и Дана ни на верблюдах, ни на лошадях, ни на ослах ездить не учили. Хотя я мог догадаться, что раз Дан не знает самого слова «лошадь», то и в седле сидеть не большой молодец. Не скажу, что я сам превосходный наездник – не было никогда к этому тяги при наличии более удобного транспорта, но стремя с уздечкой не путал.

По здравому размышлению, неумение Дана держаться в седле и нежелание в него сесть, особого удивления у меня не вызвало. Поразило другое – напарник нисколько не удивился, когда в Беш-Тау мы увидели лошадь. Сразу стало понятно, что он уже встречал это животное, да и странно было бы, ведь он выполнял задание Института на Кавказе. Тогда у меня мелькнула мысль, что Дан придуривался насчет непонимания шутки о свадебной лошади, но, подумав, я сообразил, в чем забавность ситуации. Он просто не знал, как называется лошадь по-русски. Видеть-то видел, а толку? В Сан-Петербурге они по улицам не разгуливают. Как и верблюды. Тут же, на Кавказе, гравиотранспортом обладали только главари бандитских кланов. Оно и понятно – своего производства подобной техники арабы наладить не могли по причине отсутствия четырехмерных технологий. Все антигравы были тут трофейными, похищенными в набегах на имперскую территорию. Поэтому лошади, верблюды и ишаки оставались тут преобладающей тягловой силой, как в дремучем Средневековье, из которого арабы сознательно не хотели выкарабкиваться.

Уже на второй день путешествия мне удалось по дешевке приобрести двух верблюдов. Лошади стоили не в пример дороже. Покупка животных оказалась очень простой задачей в сравнении с другой – усадить Дана в седло. Потратить пришлось целый день и массу самых крепких выражений, которым я научился за время службы в винд-флоте. Но прогресс налицо – напарник, пусть косо и криво, научился сидеть на верблюде и управлять им. Это сэкономило нам массу сил, но, с другой стороны, было еще одним фактором, по которому нас могли вычислить. Техника выездки у Дана сложилась весьма далекой от совершенства и не походила на ту, которой владели местные. Когда мы проезжали селения, над Даном смеялись не только игравшие у дороги мальчишки, но и мужи куда более взрослые. Пришлось слегка изменить нашу легенду и поднагрузить напарника в плане актерских способностей. Продолжая выдавать себя за бродячего плотника, его я представлял своим полоумным братом. В сочетании с глухотой и немотой, это проходило. Арабы издавна недолюбливали ущербных, а потому не особенно вдавались в подробности. Тут уж скорее я попадал под подозрение, возясь с придурком, пусть и родственным мне по крови. Но ничего – помогла наскоро выдуманная история о завещании отца, велевшего мне научить брата плотницкому мастерству. А воля старших в Халифате закон, так что прокатывало.

Вообще, еще до высадки, мне пришлось натаскивать Дана по многим вопросам, особо касавшимся отправления исламского религиозного культа. Я его часами заставлял усердно показывать небу задницу, распластавшись ниц башкой в сторону Мекки. А когда он сопротивлялся, я напоминал ему о его этнографическом любопытстве и о прекрасной возможности на собственной шкуре почувствовать мусульманские обычаи. Скорее всего это была одна из причин, почему это любопытство так быстро иссякло.

К полудню пятого дня мы въехали в большой аул в самом начале Баксанской долины. Дальше путь предстоял достаточно дикий, чтобы можно было позволить себе, как следует, отдохнуть. К тому же я не забывал о возможных происках Аль Руха. Фактически на всем протяжении марша, что до высадки, что после, мы двигались достаточно бодрым темпом, за исключением исторического дня с обучением езде на верблюде. Поэтому лазутчики, если они были посланы, скорее всего, плелись в хвосте. Тут же я сознательно решил дать им возможность нас догнать. Известное зло лучше неизвестного.

Расположившись с Даном на придорожном постоялом дворе, я снова, как и много раз за свою бурную жизнь, попробовал размышлять, уподобившись противнику. В одном я был убежден совершенно точно – Аль Рух ничего не знает о потерянном русскими «Святом Николае». Почему? Причин было несколько. Первая и главная – он не попытался им завладеть. Хотя если кто из арабов мог это сделать, так это он. Хотя тоже не факт. Другая причина состояла в том, что если на территории какого из местных князьков случилось чудо, вроде появления бесхозного винд-эсминца, обрадованный феодал вряд ли поспешит сообщить об этом соседям. Скорее сам попытается как-то обустроить находку. Слишком хорошо я знал арабов, чтобы допустить нечто иное. Если следовать этой логике, Аль Руху про корабль узнать было попросту неоткуда. Тогда, с его точки зрения, совершенно непонятно, за каким шайтаном один из потомков Соломона поперся из весеннего Сан-Петербурга в долину реки Баксан. Смотрит он на свой Компас и диву дается, наверное. Это в том случае, если он отследил весь мой путь от Питера.

Я стоял у окна занятой нами комнаты и смотрел, как во дворе пятеро арабов меланхолично курят кальян. Дан, вымотанный верховой ездой, улегся на тахту и сразу отключился. Свежий ветер дул вдоль долины, неподалеку журчал бурный Баксан. Сладковатый дым гашиша распространялся по двору от кальяна. И тут меня осенило. Уж чего точно не мог сделать Аль Рух, так это отследить мое перемещение из Сан-Петербурга, поскольку мы телепортировались сразу в таганрогские степи, почти к самому Ейску. И если Компас просто показывал местонахождение потомков Соломона, не идентифицируя каждого из них, то мы могли оказаться в презабавнейшей ситуации. Аль Рух мог попросту не знать, с кем на данный момент имеет дело. А это давало немалые преимущества. Вплоть до того, что при благоприятных раскладах можно будет вовсе избежать штурма Шам-Шаха. Надеяться на это не имело смысла, а вот придержать в уме стоило. Для того хотя бы, чтоб не попасть впросак, в случае неординарного развития ситуации.

В принципе, для меня очень важным становился вопрос, способен ли Компас Соломона отличить одного потомка от другого. Интуиция мне подсказывала, что не может, но вербализовать это ощущение я пока не мог. Ладно, может, сложится позже. Но я и невербализованным ощущениям давно научился доверять. Надо только прикинуть, как в эту картину вписывается попытка захвата яхты замаскированными под полицию боевиками.

И тут у меня словно лампочка в голове зажглась, высветив все с поразительной ясностью. Ну конечно! Не знал Аль-Рух, с кем имеет дело! И попытка захвата отнюдь не была случайной. Где бы ни находился Аль Рух, он по Компасу мог видеть всех потомков Соломона. А мог ли он видеть того, кто прятался на базе Института? Ответ был до крайности важен, поэтому я, ничуть не мучаясь угрызениями совести, растолкал Дана и спросил у него, защищена ли База какими-нибудь магическими щитами.

– Ты сдурел? Дай отдохнуть! – взмолился напарник.

– Дам. Ты только скажи, чего стоит База в плане магической защиты?

– Что тебе взбрело в голову? – скривился он.

– Потом объясню. Просто ответь.

– Фиг пробьешься, – пожал плечами Дан. – Там Дворжек лично все прорабатывал. Причем учитывал любую теоретически возможную опасность. И не забывай, что, с точки зрения любой тонкой сущности, Базы вовсе не существует, там сплошной грунт.

– Выходит, что Компас Соломона не мог меня там засечь?

– Мог? Плохо ты знаешь Дворжека. Уверен, что когда наши тебя забрали и телепортировали под землю, Аль Рух потерял тебя наглухо. Скорее всего, Компас сработал так, словно один из потомков древнего мага просто отбросил коньки. Исчез из наблюдаемого пространства.

– Все, можешь спать.

Дан ничего не ответил, перевернулся набок и почти сразу захрапел. А у меня настроение поднялось многократно. Следовательно, при выходе яхты из транспортного коридора Компас засек наше местоположение. Но чье это именно местоположение, Аль Рух понятия не имел. Это значит, что у него была связь с партизанами под Ейском. И они получили задание перехватить нас. Очень даже логично. У них полицейские гравилеты, сопротивления не предполагалось. А предполагалось захватить пассажиров и экипаж яхты, доставить в партизанский лагерь, а дальше прибыл бы или сам Аль Рух, или, еще скорее, его помощник. Сама яхта стала бы превосходной платой партизанам за проведенную операцию.

Допустим, во время боя лже-полицейские успели выйти на связь с лагерем и сообщить о возникших проблемах. Как эту информацию мог воспринять Аль Рух? Да как угодно! Забавность ситуации заключалась в том, что, находись на яхте арабы, они бы тоже стали отстреливаться. Причем как раз арабы точно стали бы отстреливаться от полицейских, а вот русские наверняка нет. С чего русским отстреливаться от полицейских?