Дмитрий Матяш - Выход 493 Страница 52

А тот и сам не знал, зачем рассказал. Пока говорил, вроде как чувствовал что-то наподобие облегчения: вот, высказался наконец товарищу. А когда затих, появилось такое чувство, будто бы с него на людях сдернули штаны. И хотя он знал, что Секач — человек надежный, что не сболтнет он лишнего никому, даже если будет на бровях из «Андеграунда» выползать, никто из него ничего не выбьет, а все-таки ощущение, что он проговорился, засело в его сердце ржавым гвоздем. Скрытность натуры подчас заставляет чувствовать себя уязвимым после откровенности.

«Разведчик» остановился.

Случайные блики света фар, искусно рисующие в окнах домов свет и очертания людей, давно не вводили бывалых сталкеров в заблуждение. Они могли бы обмануть какого-нибудь несведущего бойца, готового каждый блик принять за свет человеческого жилища, но стреляных воробьев не проведешь.

Висевший над дорогой светофор, естественно, был ничуть не живее домов у дороги, но как же, черт возьми, оживленно он помигивал! Даже искушенным сталкерам на долю секунды поверилось, что он в самом деле мигает монотонным желтым светом, реже — красным или зеленым.

— Перекресток, — вымолвил Крысолов, остановив машину на перекрестке, аккурат под мигающим светофором. Насмешливая маска на его лице сменилась настороженностью. — Подождем здесь остальных.

Снаружи было тихо. Бередящие душу мрачные звуки, крики, возгласы — словом, все то, что рисовало потревоженное воображение, — пропало разом. Осталось нарушать городское спокойствие потрескивание остывающей трубы глушителя и заунывное посвистывание в пустых глазницах домов зябкого ветра. Позже стало слышно и перекликающихся вдали летучих мышей.

На несколько минут наступила тишина, которую не решались нарушать даже летучие мыши. Это могло значить что угодно, но, скорее всего, то, что в окрестностях появился некто, при ком предпочтительно не шуметь. Потом, как всегда, перепончатокрылые поняли, что воздух — это прежде всего их стихия и там они находятся в полной безопасности, а потому снова завели свои писклявые диалоги, больше не обращая ни на кого внимания.

Крысолов оглянулся. С тревогой вгляделся в горизонт — не показались ли там слабые мерцающие огоньки основных машин экспедиции? Но там ничего не было. Темнота плавно опускалась на дорогу, скрадывая очертания домов, растворяя, как кислота, само дорожное полотно.

Поскрипывая ржавым креплением, светофор медленно и безвольно раскачивался на ветру из стороны в сторону, словно старый, протянутый между столбами уличный фонарь. Сначала этот безобидный, тихий скрип был к месту, но уже спустя совсем малое время он начал выедать сталкерам мозги.

— Никто не хочет выпить? — рискнул Лек, оглянувшись на лидера.

— У тебя с собой бутылка «Бифитера»? — сострил Секач, хотя идею молодого стрелка счел довольно-таки привлекательной.

— Что?.. Да нет, кафе вон, — указал тот рукой на небольшое одноэтажное здание из кирпича, одно из больших витринных окон которого было разбито вдребезги, а второе закрывали выцветшие добела агитплакаты.

Крысолов провел рукой по лицу, словно снимая с себя усталость, озадаченно побарабанил пальцами по рулевому колесу, покосился на зеркало заднего вида.

— Что ж, все равно нам их еще ждать. — Он взял свой автомат, громко передернул затвор. — Пошли, попробуем на вкус пойло местного разлива. Лек, захвати там сзади светильник…

Кафе «Встреча» с отвалившейся, лежащей неподалеку ржавой буквой «с» встретило их запертыми дверями. Они не захотели открываться даже после нескольких ударов ногой. Крысолов подошел к приоткрытому окну, включил примотанный к стволу фонарик, направил свет внутрь. Его лицо довольно растянулось.

— Боже, благослови Пирятин…

Секач с Леком обменялись непонимающими взглядами и, следуя примеру Крысолова, полезли в окно.

Внутри удивительный, образцовый порядок. Небольшой прямоугольный зал. Белые, магически посверкивающие блестками обои. Серебристые шторы. Десятка два квадратных столиков, накрытые скатертями с вышивкой. На столах искусственные розы в тонких, высоких вазах, полные потемневших бумажек салфетницы, перечницы и солонки. Во всем — нетронутая гармония и первозданная чистота. Ни намека на человека и его былое присутствие. Все будто приготовлено для нового поколения теми, чья плоть уже стала землей.

Крысолов неспешно направился к барной стойке. Осветил фонариком пустые ящики, кассовый аппарат, аккуратно выставленные в ряд пивные кружки, стопки и стаканы на подносах и, подняв планку, открывающую проход к таинствам стойки, оказался на месте бармена.

— Ну, чего желаете, господа? — накинув себе на предплечье серое от пыли полотенце, изобразил бармена Крысолов.

— Покрепче чего-нибудь. — Секач буравил взглядом содержимое стеллажей.

Кирилл Валерьевич взял с зеркальной полки закупоренную бутылку коньяка, посмотрел на этикетку:

— Подойдет?

— А русской у вас часом нет? — поинтересовался Секач, усаживаясь на барабанообразный стул и выкладывая свой автомат на гладкую мраморную поверхность.

— Тю, русская, армянская, перебирай мне еще тут.

Лек подкрутил светильник на среднюю мощность — не дай бог, чтобы какой-то угол в зале остался темным, — и повесил его на пустой держатель для фужеров над головой у Секача. Затем влез рядом с ним на кресло и положил руки на стойку.

— А я — что нальют, — сказал он, отметив, что большая часть бутылок на витрине либо пустые, либо в них находится желтое, непрозрачное желе, совсем не похожее на спирт.

— Вот это наш человек! — обрадовался Крысолов и подобрал под прилавком штопор. — А то русскую ему, видишь ли, подавай.

Прежде чем выбрасывать с характерным хлопком выдернутую из горлышка пропитанную коньячными парами пробку, Крысолов поднес ее к ноздрям и, закрыв от наслаждения глаза, занюхнул. Но потом, заметив взгляды готовых его задушить друзей, поспешил достать три рюмки и тщательно протереть их полотенцем. Секач с Леком следили за движениями рук Крысолова, как следят первокурсники за инструктором, проводящим разборку оружия, — внимательно, стараясь не упустить из виду ни одной, даже самой мелкой детали.

Кирилл Валерьевич филигранными движениями, расчетливо, дабы ни одна капля даром не упала на пыльную плиту, наполнил рюмки коньяком.

— За ребят, которые в пути, — поднял он свою стопку, — за наших товарищей.

— За товарищей, — в один голос подхватили сталкеры.

И вместе опрокинули внутрь себя орехово-бурую жидкость. Как один занюхали рукавом. Молодой прослезился.

— Ну что? — спросил Крысолов.

— Хорошо, — кивнул Лек.

— Градусов, правда, убавилось, но ничего. — Секач причмокнул. — Хотя не распробовал еще.

Поняв намек, Крысолов не стал дожидаться, пока во рту остынет, и сразу налил еще по одной.

— За нас, — сказал он и первым осушил свою рюмку. Сталкеры незамедлительно последовали его примеру. Спустя минут десять коньяк в бутылке плескался на дне.

— Ну, блин, вот где они? — оглянувшись на открытое окно, сказал Секач. — За это время уже сто раз можно было с того Яготина приехать.

— Не беспокойся, Сергей, приедут. Мало ли там что, — подавляя в себе тревогу, как можно спокойнее ответил Крысолов. — Да и Стахов осторожный очень, быстро ехать не будет.

— А сколько пути мы уже прошли? — спросил Лек. Веко его единственного глаза опускалось и поднималось медленнее обычного. — До Харькова еще долго?

Крысолов пошарил у себя за пазухой и вытянул из внутреннего костюма бережно сложенную вчетверо карту, развернул ее и разложил на столе.

— Треть. — Он постучал пальцем по маленькому серому многоугольнику, над которым было написано «Пирятин». — Мы здесь, — затем провел пальцем по извилистой линии и остановился на другом многоугольнике — большом, желтом, к которому примыкало много таких же линий с разных направлений. — Харьков здесь. Еще три-четыре ночи ходу. Шестьдесят до Лубнов. От Лубнов до Хорола — сорок пять, до Полтавы тогда примерно сто тридцать пять останется. А уже от Полтавы самый длинный перелет — сто восемьдесят километров фактически без населенных пунктов. Там и Харьков.

— Но ведь мы не проедем за ночь сто восемьдесят километров?

— Будет видно по загруженности магистрали. Если не будем успевать, отступим от основного маршрута. Не ссы, малой, не пропадешь.

— Ладно. Я пойду это… — неопределенным движением руки Лек указал куда-то за барную стойку.

— Давай, давай, привередник, — по-дружески хлопнул его по плечу Секач. — Хочешь культурно, значится — на унитаз?

— Да нет, просто на улицу высовываться как-то не особо…

— Только не задерживайся там, ладно? — наклонившись над стойкой, сказал ему вслед Крысолов и посмотрел на Секача. — Так, парню больше не наливать.