Дюна: Пол - Брайан Херберт Страница 52

Когда Стилгар добрался до середины болота и, стоя по колени в болотной жиже, ухватился рукой за покрытые мхом корни, уцелевшие фримены, издавая боевые кличи, добрались уже до лагеря болотных крыс. Здесь начался последний акт кровавой драмы уничтожения мятежников. Стилгар понимал, что потерял сотни человек убитыми, но они положили свои жизни на алтарь славы Муад’Диба, и их семьи скажут, что им не нужно большего счастья.

Тяжело дыша, Стилгар выбрался из воды и, к своему ужасу и отвращению, увидел, что весь облеплен кровососущими пиявками – гадкие твари присосались к коже и масляно поблескивали, разбухнув от высосанной крови. Счастье, что Стилгара в этот момент не видели его солдаты. Наиб пронзительно, как женщина, вскрикнул и принялся крисножом отковыривать от кожи поганых паразитов.

К тому моменту, когда наиб привел себя в порядок и добрался до горящих остатков лагеря, сражение, по сути, уже закончилось. Фримены находили болотных крыс, которым не посчастливилось пасть в бою, и приканчивали их. Отовсюду раздавались крики несчастных жертв.

– Мы победили, Стил! Мы раздавили их во славу Муад’Диба, – доложил юный Калеф, который, казалось, повзрослел на добрых десять лет после достопамятной битвы за Кайтэйн.

– Да, это еще одна наша победа. – Стилгар сам удивился хриплости своего голоса. Конечно, это не налет на гарнизон Харконненов. Эта победа не казалась ему таким же великим подвигом, как атака временной резиденции Падишах-Императора во время песчаной бури. Нет, уничтожение гнезда мятежников в этом сумрачном болотистом мире совсем не напоминало битвы, для которых был рожден наиб. Пиявки, ходячие деревья, грязь и слизь. Стилгар не мог выразить словами, как хочется ему назад, в родные пески. Таким и только таким – сухим, жарким и чистым – должен быть мир.

Успешный правитель сам определяет свой успех и не допускает, чтобы мелкие людишки смели изменять дефиницию.

Рождение первого внука Шаддама Коррино – первого наследника мужского пола – должно было отмечаться грандиозными празднествами и народным ликованием на улицах славного Кайтэйна. Но теперь свергнутый Император, стоя в покоях Уэнсиции и глядя, как его дочь берет на руки рожденное ею дитя, мог думать только о том, что он потерял.

Все эти годы, что он холил и лелеял Ирулан, готовя ее к выгодному замужеству, прошли даром. Как часто говорила ему Уэнсиция, он поставил не на ту дочь.

Держа на руках ребенка, Уэнсиция изо всех сил притворялась счастливой. Но даже она не могла скрыть разочарования от того, что ее сын, следующий в роду Коррино, никогда не займет по праву принадлежащий ему императорский трон.

«Но, может быть, что-то все-таки можно сделать…» В тот судьбоносный день, в день поражения на полях Арракина, к нему подошла Ирулан и сказала: «Есть человек, который может стать вашим сыном».

Какой же он был глупец, что послушался ее тогда. Несмотря на то что Ирулан вышла замуж за Пола Атрейдеса, она так и не смогла приобрести при его дворе никакого влияния (правда, жены самого Шаддама тоже не имели никакого влияния). Она была всего лишь трофейной женой: Ирулан стала послушной марионеткой Муад’Диба, сочинительницей смехотворных пропагандистских книжонок, написанных для того, чтобы религиозные фанатики увидели в Поле мессию.

За почти пять лет замужества она даже не смогла забеременеть, а это, пусть формально, но снова привело бы на трон отпрыска рода Коррино. Это был бы самый чистый способ покончить с династической неразберихой. Ирулан была красива, умна, умела – ведьмы хорошие воспитатели. Подумать только, как, оказывается, трудно соблазнить молодого человека, в крови которого гормоны так и кипят! Или Ирулан подпала под очарование собственных вымыслов и сама поверила в творимые ею мифы?

На глаза Шаддама навернулись слезы. Его покинул даже верный Хасимир Фенринг. Несмотря на то что баши Гарон еще несколько лет назад разыскал графа и вручил ему императорский дар – кинжал, украшенный драгоценными камнями, Фенринг так и не вернулся на Салусу. «Неужели он не понимает, почему я дал согласие на брак Уэнсиции с его вялым кузеном? Неужели раскаяние может быть еще более полным?» Даже Далак пытался наладить контакт, отчаянно стараясь доказать свою полезность для Шаддама, но не преуспел в этом.

О, если бы только Хасимир захотел снова работать с ним бок о бок, то – Шаддам был в этом уверен – они смогли бы найти выход из галактического кризиса. Но граф отказался вернуться, что породило у бывшего Императора множество неприятных вопросов. Что в действительности замышляет Хасимир? Почему он по собственной доброй воле поселился среди этих отвратительных тлейлаксу? И самое главное, почему он решил воспитывать там свою дочь?

Сияющий от счастья новоиспеченный отец Далак Зор-Фенринг встал с края кровати Уэнсиции и озабоченно взглянул на тестя.

– Вы хорошо себя чувствуете, отец? – У него был высокий, почти женский голос. Далак был на пять лет моложе Уэнсиции.

Шаддам гневно посмотрел на Далака.

– Я не давал вам разрешения так ко мне обращаться.

Зять испуганно отпрянул и залился краской.

– Простите мне мою невольную фамильярность, сир. Если вам неловко выслушивать такие излияния моей вам преданности, то я не буду называть вас отцом.

– Многое в вас вызывает у меня неловкость, Далак. Для вас я навсегда останусь Императором Коррино.

«Если, конечно, ты не доставишь мне своего кузена Хасимира Фенринга».

У Далака были мелкие черты лица и очень большие темные глаза, но этим и исчерпывалось его физическое сходство с графом. Красивые наряды очень шли Хасимиру, но Далака превращали в дешевого щеголя. Он был единственным человеком на Салусе, который носил кружева и шелк. Уэнсиция не испытывала к нему даже тени симпатии (хоть в этом бывший Император находил небольшое утешение).

Сосланный на Салусу и впавший в немилость Шаддам отчаялся найти подходящие партии для трех оставшихся незамужними дочерей. Хорошо еще, что в жилах Далака – хотя он и не имел официального титула – текла благородная кровь. По крайней мере он сумел зачать ребенка мужского пола. На это не оказалась способной ни одна из жен Шаддама.

Дверь покоев отворилась без разрешения Шаддама – еще один признак унижения.

– Мы пришли посмотреть на младенца, – заявила Челис. Она была немного старше Уэнсиции, эта ширококостная и высокая женщина; две младшие сестры, Джосифа и Руги, тоже были уже взрослыми, но по-прежнему скрывались на Салусе, не подчинившись недвусмысленным инструкциям Преподобных Матерей ордена Бинэ Гессерит. Все трое бросились к кровати Уэнсиции и