Михаил Гвор - "Ребенки" пленных не берут Страница 53

— Вот видишь, я совсем не так умен, как хотелось бы, — горько вздохнул Умид. — Очевидно, в учебке были слишком твердые табуретки. Или голова у меня тогда была слишком мягкой? — Мизафаров пощупал затылок. — У девочки и собачки — очень похожие взгляды. Когда на меня смотрели через прицел, ощущения были значительно приятней.

— Вернемся к пуштунам, — перебил Сарыбек. — Их ночные гости хорошо знали хозяев. И донесли свою мысль на единственно понятном языке. Но убили не всех. Неужели глупое слово «гуманизм» еще не забыто? Или кто-то хорошо помнит историю и готовит «новое войско»?

— Все может быть, все может быть, — пожал плечами Олег.

— Не молоды ли дети хелей для «мамелюков»?

— Новые времена, новые методы…

— Мне нравится эта идея, — Сарыбек задумчиво коснулся мочки уха. — Очень нравится…

— Помочь по старой дружбе сержантскими конспектами? — подмигнул Урусову Мизафаров.

Капитан только неопределенно хмыкнул.

— Поговорим об этом потом, — решил сменить тему Умид. — Если ты хочешь порадовать старого друга, «зеленый», скажи, какие из моих старых предсказаний сбылись? Кроме того, конечно, что проигранный мной поединок предвещает объединение какой-либо страны?

— Умид-ака, неужели этого мало? Разве могу я знать, что происходит далеко от меня. Вот слышал краем уха, как две сороки щебетали, что из казахских братьев некого Мизафарова и в самом деле остался только один. И уцелевший решил присоединиться к Великому Хорезму.

— Твои уши услышали правду. Жанибек-ака проявил благоразумие, и его глотка осталась целой, в отличие от тех, кто не услышал слов мира. Теперь наш западный сосед — Астрахань. И нам очень интересно, что думает на эту тему полковник Бессонов…

— А что на эту тему думает шах Хорезма? — опять вступил в разговор Олег. — А также, что думает уважаемый Сарыбек о новых границах в районе Согди и Ташкента?

— Кажется, мой брат Умид был прав во всех своих предположениях, — прищурился Сарыбек, пристально глядя на старшего Юринова. — И какую роль играет Ирбис в нынешнем Таджикистане?

— Всё ту же. И немножко дипломатии, — кивнул в ответ на взгляд Олег.

— Что же, — решил шах, — тогда давайте говорить прямо. Я собираюсь заключить союз с Туркменбаши. Что-то вроде договора о коллективной безопасности. Если к нам присоединятся Таджикистан и Астрахань, это будет определяющая сила в регионе. Что могут думать об этом другие заинтересованные стороны?

— Разве судьба пуштунских хелей не является ответом на прозвучавший вопрос? — усмехнулся Олег.

— А Бессонов?

— Разве можно говорить за человека, которого нет здесь? Почему бы уважаемому шаху не послать посольство в Астрахань? Например, вместе с нашей группой. Ведь цель нынешнего путешествия для вас не секрет.

— Это хорошая мысль, уважаемый. Думаю, пока вы отдохнете с дороги, мы сможем принять решение.

— Вот я и вернулся, Юльчик!

— Совсем?

— Да. Больше не расстанемся. Вместе пойдем. Я уведу тебя…

— К самому краю Вселенной…

— Нет. Всего лишь в Таджикистан. В Фанские горы…

— А это не одно и то же?

Улыбка касается любимых губ…

Пчелинцев выскочил из УАЗа, даже не дождавшись полной остановки. Урусов ждал полковника возле КПП, присев со скучающим видом на бетонный блок.

Шагнули навстречу друг другу. Обнялись.

— Жив, чертяка хохляцкая!

— Вашими молитвами, герр гауляйтер!

Рассмеялись. Оба офицера синхронно сунули руки в разгрузки. Рассмеялись снова, вытащив по фляге. Обменялись, с глухим звоном стукнули металлическими боками… Дружно выдохнули…

— Ну, рассказывай! — Пчелинцев спрятал флягу, тоскливо булькнувшую последними каплями. — Да не смотри ты на дорогу так жалобно. Я на час минимум оторвался.

— Сундука встретил? — Урусов все равно смотрел на дорогу.

— Как иначе? — деланно удивился Пчелинцев. — Саныч тоже клоун тот еще. Рванул нам навстречу. На калмыков нарвался… Не потерял никого, уже радость. Сейчас с Мезенцевым квасит где-то в хвосте.

— Нехай квасит. Оно для здоровья полезно…

— Хорош грузиться, товарищ капитан! — рыкнул на снова загрустившего Урусова Пчелинцев. — Вообще, подчиненный перед лицом начальствующим…

— …должен вид иметь лихой и придурковатый! — продолжал фразу Андрей.

— Вот и имей. Лихой и придурковатый. Твои все живые и здоровые. Успокоился?

— Немного, — улыбнулся капитан. — Умеете, вы, товарищ полковник, личный состав успокаивать.

— Умею, — кивнул Пчелинцев. — Уставом внутренней и караульной положено. Давайте, товарищ Седьмой, чтобы время быстрее летело, вводите своего боевого командира в курс местной геополитики.

— Как знал, что понадобится, — засмеялся Урусов и вытащил из кармана легкой куртки листок бумаги, при ближайшем осмотре оказавшийся тщательно разрисованной контурной картой, вырванной из школьного альбома.

— Смотри сюда, морда начальствующая, — расстелил ее на капоте капитан.

— Андрюх!

— Чаво?

— Не «чаво?», а «так точно!». «Тигра» та самая?

— Как иначе? — удивился Урусов. — Та самая. Верная колесница с дважды оторванной к херам крышей. И дарил, и выкупал. И спереть хотели. Один хрен, он ко мне вернулся.

— Весело было, подозреваю.

— Не без этого, — ответил капитан, и машинально почесал подживший шрам, тянущийся через висок, — скучать не довелось. Да и хрен с ним! — плюнул Урусов, — и ткнул пальцем в карту. — Мы тут.

— В курсе, — ответил Пчелинцев. И достал вторую фляжку.

— Подготовился изрядно! — оценил жест капитан.

— Знал, кто встречать будет. Не отвлекайся, что мы тут — это ясно. А как дальше с дорогой?

— Дальше усе в шоколаде. Великий Хорезм дальше. И Тадж.

— Хорезм — это узбеки?

— Они, родимые. Союзники наши нежно любимые.

— А казахи куда делись?

— Местные под Сарыбека легли. А северные — ты и сам знаешь.

— Так, погоди, — потряс головой Пчелинцев. — Мы идем в Таджикистан, так?

— Так, — согласился Урусов. — В Таджикистан. Только не идем, а едем. Пешком долго.

— Не цепляйся, — поморщился полковник. — Старый хрен, на пол-башки седой, а клоуном так и остался.

— Не мы такие. Жизнь такая — понурился Урусов. И хлебнул из полковничьей фляги, незаметно стянув ее с капота. Выдохнул, завинтил…

— Все у тебя в отмазки уходит, — неодобрительно посмотрел на наглого капитана Пчелинцев. — Ладно, получается, что идем мы в нынешний единый и неделимый Таджикистан, граничащий с Китаем, Афганом, казахами, киргизами и узбеками. Так?

— Не совсем, — мотнул головой Урусов, и начал водить по карте пальцем. — Китай никак не проявляется, как вымер, даже погранцов не видно. Может, и в самом деле вымер, не знаю… Маоцзедунов долбили качественно. С казахами…

Урусов оборвал фразу на полуслове.

— Так что там с казахами? — напомнил полковник.

— Да иди ты нахер со своими казахами, Глебыч! — вскочил капитан, — не видишь, что ли? Едут!!!

Алексей остановил бульдозер, наполовину вывалился из кабины, зависнув на поручне, и критически осмотрел очередной фронт работ.

— Да, наворотили делов, — присвистнул главный лагерный «танкист», — с прошлой осени гребем, гребем… А конца не видно.

— Мы тоже старались, — ответил Малыш, вылезший наружу с другой стороны машины, — дамбу строили, воду копили… Да и аммонала не пожалели.

— Я в курсе. Сам же участвовал. Только мусорили все вместе, а убирать нам с Пушистиком…

— Ничего не поделаешь, такова его бульдозерная доля… — горько вздохнул Белозеров.

Верин спрыгнул на землю и обошел вокруг верного стального буйвола. За тринадцать лет Пушистику досталось немало. Как ни следил за ним хозяин, как ни трясся над каждой деталью, а срок службы машины не бесконечен. Тем более, при дефиците запчастей.

Впрочем, сейчас выглядел бульдозер прекрасно. Не поленился Алексей в прошлом году поставить весь Душанбе с ног на голову в поисках запчастей. Конечно, танки — не бульдозеры, но что-то подошло, что-то подогнали… Заодно разжился краской, и Пушистику, приобретшему за годы службы «леопардовый окрас» из облупившейся кое-где до металла краски, вернули привычный оранжевый цвет. Правда, кто-то из «ребенков»-художников, воспользовавшись отсутствием Верина, нарисовал на капоте тигриную морду да по бокам вывел гордое имя «Пушистик». Но Леха не стал ничего менять: нарисовано было талантливо, оскал смотрелся, как родной.

Обновленный труженик ковша и отвала с еще большим энтузиазмом занялся привычным делом: строить дорогу. Только теперь не строить, а восстанавливать. Ту самую дорогу, что когда-то взрывал Стас Белозеров, чтобы отрезать от Лагеря владения Ахмадова.