Александр Горобец - Последний паладин Страница 53

А земля приближалась и приближалась. Он уже мог различить цвет глаз стоящих внизу врагов. Он падал прямо на них. Их шейные позвонки захрустели под его тяжестью. А граната сделала "Щёлк" и начала раскрываться, толкая тысячи стальных осколков в свой суровый, убийственный полет. И Китяж понял — из этого боя ему не выйти живым. Не может везти постоянно…

Он сидел на кровати и долго соображал, где он находится. А когда сообразил, встал, вышел на кухню и долго курил, разглядывая голубое, ночное Питерское небо. Белая ночь, от которой он отвык, похоже, звала его на романтическое свидание и докурив, Кирилл оделся и вышел в город. Только он мог пойти прогуляться в половину пятого утра.

Город встретил Китяжа свежим, утренним ветерком. И, хотя было довольно рано, жизнь в Павловске не замирала ни на секунду. В "стекляшке" работал "ночной отдел". Это позволяло местной шпане и "синякам", не прерывать свой алкогольный "нон-стоп" ни на секунду. Город пил. На смену первому поколению наркоманов, которые либо вымерли, либо сидело, пришло другое поколение. Ухарей и бухарей. Кирилл, тоже решил побаловать себя пивком и протиснувшись сквозь толпу "страждущих", которые соображали на двадцатерых, вошел в ночной магазин. В "стекляшке", на удивление, почти не было народу. Очередь в кассу состояла из двух человек. Кирилл встал и стал ждать своей очереди, когда его легонько толкнули в плечо:

— Слыш, братан. На пивко не подбросишь? — сиплый, наглый голос за спиной, не предвещал ни чего хорошего. Тяжин моментом включил "чуйку". Он почувствовал, что тот, кто стоял за спиной, держит в кармане что-то тяжелое, металлическое. "Спокойно, Кирюха. Предупрежден, значит, вооружен" — прикинул он, а вслух сказал:

— Подкину. Я тебя так подкину, что тебя у вокзала ловить будут.

— Ты, чё, сынок? Попутался? — мужик подошел к нему в плотную, — Ты, наверное, не местный и не знаешь правил. Я — Витя — Пиночет.

— А по мне, хоть Вася — Пол Пот, — очередь Китяжа подошла и он, улыбаясь немного ошарашенной от такого разговора кассирше, сказал, — Баночку "Невского светлого", пожалуйста, — и протянул продавщице тысячную купюру.

— И литровую "Синопскую", Лиля. Молодой угощает, — громко сказал сиплый Пиночет.

Девочка на кассе вопросительно посмотрела на Китяжа. Тот утвердительно кивнул:

— Погубит тебя водочка, Витя.

— А ты не учи отца, и баста, — сиплый решил, что прижал Китяжа, поэтому решил жать его дальше, — Ты не шурши, пацанчик, — "включил" блатного, Пиночет, — Сдачу можешь оставить на кассе. Мне ещё поправиться надо будет.

Боковым зрением, Кирилл, наконец, увидел эту "деловую колбасу". Дядька, лет сорока, пониже Китяжа, но в плечах не меньше, а может, и больше него. Эдакий шкаф. "Ну, ничего. Чем больше шкаф, тем громче падает", — подумал Тяжин и продолжил оценивать сиплого. А сиплый стоял, держа руки в карманах льняных штанов, которые ему были явно коротки. А многочисленные наколки не двусмысленного содержания (назвать это художество татуировками, язык не поворачивается), видневшиеся из-под замызганной футболки, говорили о характере и образе жизни их обладателя.

— Слышишь, дядя! Ты не наглей. Дают — бери! Бьют — беги! — Китяжу надоели эти пустые базары, и он решил поставить наглеца на место. Но сиплый считал, что он, уже на своем месте. На месте, принадлежавшем ему по праву сильнейшего. Поэтому он резко достал из кармана руку, сжимавшую тяжелый кастет и нанес Китяжу сокрушительный удар в голову. Но за Кирилла сработали рефлексы…

Толпа алконавтов, стоящая у "стекляшки" в столь ранний час, почитала Пиночета чуть более чем бога. Ведь не бог, а именно Пиночет, мог "поправить" любого и каждого, в любое время суток, вне зависимости от природных катаклизмов и метеоусловий. И эти "жаждущие", сейчас находились в режиме ожидания, дабы насытиться "огненной водой". По этому, когда из магазина стали доноситься звуки боя, ни кто из них даже не рыпнулся. Все знали — Пиночет непобедим. На прошлой неделе его вязал наряд милиции из трех человек. И те не могли с ним справиться. А тут, какой-то сопляк. "Синяки" уже потирали трясущиеся руки, в ожидании священного момента, когда Пиночет, наконец, вынесет им желанную, живительную влагу.

И Пиночет вышел. Точнее вылетел. И не через дверь, а через огромную витрину, на которой висела наклеенная картина с изображением таких крепких напитков, о существовании которых Павловская "синева" знала только по этой самой картине. Пролетев пару метров, он сшиб пару своих "адептов" и рухнул на остатки "вкусной" картины. А из магазина послышался голос:

— Лиля, скажите, пожалуйста, сколько я вам за "ЭТО" должен?

"Синяки" осторожно заглянули в магазин, через разбитую витрину. Напуганная Лиля вылезла из под кассы. Похоже он, тоже ожидала другого исхода этого раунда. По этому, когда Пиночет достал кастет, она, по привычке нырнула в самое безопасное место. Сейчас же, она ожидала увидеть довольную рожу местного хулигана. АН НЕТ. Перед ней стоял молодой, улыбающийся парень, на котором, к ее удивлению, не было даже намека на царапину. В руке он держал бутылку "синопской", а банка пива уже лежала в кармане спортивных штанов.

— Думаю, тысяч пять, вам будет достаточно, — парень продолжал улыбаться и "синяки" жадно смотрели, как он вытащил "котлету" сине-зеленых банкнот и, отсчитав пять штук протянул их продавщице, — Если этого мало, то вы можете зайти ко мне. Я живу в этом доме. Квартира номер девять.

Парень развернулся и вышел из магазина новым путем. Тем путем, который минуту назад проложил летающий Пиночет. Ватага "алконавтов" расступилась пред ним, аки море перед Моисеем. Он подошел к Пиночету, который старательно делал вид, что умер. Хулиган даже запах пустил, для маскировки.

— Вставай, сука! — парень легонько пнул носком кроссовка Пиночета, — Я лежачих не бью.

От этих слов, на душе у Пиночета запели все райские птицы, которых он только мог представить и он, ещё сильнее зажмурил глаза.

— Ну, как хочешь, — парень откупорил бутылку, — Я тебя предупредил, а дальше — как знаешь, — с этими словами он наступил Пиночету на горло. Хулиган, осознав, что его сейчас могут задушить, выпучил глаза и, хватая ртом воздух, попытался вывернуться из-под ноги парня или, хотя бы освободиться от нее руками. Этого парень и ждал. Посильнее придавив горло Пиночета, он начал лить водку, прямо на пропитую рожу хулигана. Волка попадала ему в рот, в нос, в уши. Она нестерпимо жгла ему глаза, разъедая слизистую. И хваленый Витя-Пиночет заверещал, как побитый щенок. А парень продолжал лить, приговаривая, — Я же тебе говорил, что водочка тебя погубит. А ты мне не верил. И вообще, Виктор, хватит пить, гулять и, так сказать, морально разлагаться. За ум возьмись. О душе подумай.

Вылив все содержимое, парень поставил пустую бутылку радом с обезумившим от боли и унижения алко-лидером, и пошел на Березовую аллею… И ни кто из Пиночетовах почитателей, наблюдавших такое святотатство, как уничтожение целого литра водки, не посмел даже рыпнуться в его сторону. А что касаемо самого Пиночета? Он был повержен…

Кирилл шел по Березовой аллее, неспешно попивая свое любимое "Невское" и размышлял о том, что же случилось с его маленьким, любимым городком. То, что Павловск спивался, было видно невооруженным взглядом. Но причина??? "Да хрен его знает…. Нет политической воли, чтобы все это прекратить… И вообще, не бери ты это в голову. Поставил ты его на место. Кастет забрал. Значит, кто-то живым останется. Кстати, Кастет надо в Керосинку выкинуть".

Проходя мимо "Керосинового пруда" он так и сделал, и пошел дальше, к "чугунным воротам". А потом, вдоль парка в сторону Марата. Он шел и не думал больше ни о чем, наслаждаясь утренней свежестью Павловского парка. Он любовался своим городом. Последний раз он гулял так, чуть больше года назад. Сейчас он шел по тому же маршруту. Напротив поликлиники, прямо в начале Марата, стояла фабрика "Игрушка", которую, в свое время, Советская Власть сделала из храма, постройки, начала XIX века. Но все возвращалось на круги своя, и сейчас, фабрику, снова превращали в храм. Кириллу, почему-то подумалось, что этот храм напоминает ему его жизнь. Он тоже жил своей привычной, размеренной жизнью. Но ситуация сложилась так, что надо начинать эту жизнь заново. И он понимал, что из глубин его сознания, рано или поздно проступят воспоминания, как проступали старинные фрески, сквозь толстый слой масляной краски на потолке фабрики "Игрушка".

Не дойдя одного квартала до милиции, он свернул к Пожарке. Пиво, уже, было выпито и можно было идти, ложиться спать. Может присниться, что-нибудь, более приятное, нежели война. Например, его девушка. Должна же, у него быть девушка! Ему, пару раз снился сон. Как он стоит на Московском вокзале, в парадной форме лейтенанта. Толпа друзей провожает его. Он точно знает, что едет в Штаб-квартиру ГРУ ГШ. Там ему должны выдать предписание, на место дальнейшего прохождения службы. Он ждал ее. Он знал, что она придет. И ОНА ПРИШЛА. Он заметил ее издалека. Среди серой массы пассажиров и провожающих, она выделялась ярким пятном. Высокая, стройная, фигуристая. С длинными, до пояса, каштановыми волосами. Вот только лица ее, Кирилл разглядеть не смог. Как и лица провожавших его друзей. Вместо них были только размытые пятна. Не смог он их вспомнить и когда проснулся. Ни лиц, ни имен, ни фамилий. Даже рассматривая школьные фотографии, он не мог их вспомнить. А во время обучения на спец. факультете общевойскового командного военного училища, вообще было запрещено фотографировать. Но вотки, конечно, делали. По этим фоткам, он пытался сложить многомиллионный ПАЗЗЛ, который ворохом перепутанных воспоминаний лежал, где-то в глубинах его неизведанной, бездонной памяти. Э этот ПАЗЗЛ предстояло разобрать по местам.