Гордон Диксон - Жизнь коротка Страница 53

Сильвия сидела тихо, в ужасе зажав рот руками.

— Я сообщил ему, что он дутый художник, что его тупые фильмы вызывают лишь смех… Я сказал этому старому козлу все!

Миллер прошел в гостиную; его жена медленно проследовала за ним.

— Вот они. — Гаррисон Миллер указал на книжный шкаф рядом с окном на Беверли-Хиллс. — Переплетенные копии каждого паршивого сценария, над которым я гнул спину в «Ю-А». Продюсер — Натан А. Миттенхольтцер. Режиссер — Бернард Фишер. Помощник режиссера — Гаррисон К. Миллер, бывший «подающий надежды», ныне стопроцентный раб.

Он нагнулся, вытащил все семнадцать книжек и быстро вынес их во внутренний дворик.

— Смотри, — крикнул он, — это дерьмо даже не плавает!

И побросал книги одну за другой в большой бассейн.

Сильвия подошла к нему как раз в тот момент, когда последний фолиант со всхлипом исчез в голубой воде.

— Что ты с нами сделал, Гарри? — медленно произнесла она.

— С нами? Неужели ты не понимаешь, что после шести лет взаимного обмана не существует никакого «мы»? Никогда не существовало… Не стоит притворяться. Просто встретились двое здоровых, привлекательных животных и решили пожевать сено вместе. А немного погодя подписали узаконивающую это маленькую бумажку. Так мы стали мужем и женой.

— Ты говоришь невыразимые гадости. Разве я не была всегда…

— …благоразумной кошкой? О, ну разумеется! Я тоже, любовь моя, выбирал партнерш с величайшей осмотрительностью по принципу свободной морали и закрытого рта. Нет пересудов — нет скандала.

— Гарри, я…

— Тс-с! — Он приложил палец к губам. — Некогда продолжать наши милые семейные беседы. Есть дела поважнее. А часики тикают… Осталось совсем немного.

Миллер быстро прошел в кабинет, предоставив жене следовать за ним, снял трубку телефона и торопливо набрал номер.

— Слушаю, — прозвучал сухой женский голос.

— Это вы, мисс Бентли?

— Да, у аппарата Милдред Бентли.

— Отлично. Говорит Гарри Миллер из «Ю-А». Я всего лишь хотел сказать вам, что вы — старая ядовитая сплетница, мисс Бентли. И еще могу добавить, что я, кажется, знаю, чего вам не хватало все эти годы: хорошенько поваляться в сене.

— Бросила трубку, — сообщил он, сияя мальчишеской улыбкой. — Всеми обожаемая обозревательница нашей газетенки, общий друг Милли. Эта багроволицая карга вообразила, будто повелевает Голливудом. Я не мог о ней забыть.

— Она может арестовать тебя за такую выходку, — выдавила Сильвия. — Надеюсь, она так и сделает. Я молю Бога, чтобы она так и сделала! — Теперь, когда шок стал проходить, Сильвия почувствовала злость.

— Арестовать за правду? Впрочем, это не имеет значения. Сейчас ровно ничего не имеет значения.

Миллер подошел к бару, открыл бутылку и, едва не подавившись, сделал несколько жадных глотков. Потом швырнул бутылку в камин, и она взорвалась фонтаном осколков и брызг.

— Что ты имеешь в виду? — потребовала жена. — Почему это ничего не имеет значения?

— Я имею в виду следующее. Мы можем позволить себе делать все, что душа пожелает: хоть ругаться перед баптистской церковью, хоть бегать нагишом по Голливуду. А если вдруг встретится коп, можно смело плюнуть ему в глаза.

— О чем ты говоришь, Гарри?

— О том, что знаю, только и всего, — сказал он, открывая новую бутылку. — У нас осталось… еще пять минут. Потом — ТРАХ! Завершение. Конец.

Миллер заметил в глазах жены внезапный испуг. Сильвия медленно попятилась.

— О, не беспокойся, — хихикнул он. — Я не собираюсь стрелять или бросаться на тебя с кухонным ножом. Я вообще ничего не собираюсь делать. Просто буду сидеть и ждать.

— Чего ждать?!

— Того, что грядет. Сегодня. Я только обсудил с Гербом Вильямсом сюжет и сидел у себя за столом. И тут до меня дошло. Можно сказать, озарило. Насчет конца. Я вдруг понял: весь мир полетит к черту. И мне известен час.

— Но, Гарри, это немыслимо. — Сильвия чуть прищурилась, пристально изучая его спокойное лицо. — Возможно, ты задремал, и тебе привиделось, или какая-то галлюцинация…

— Нет, — отрезал Миллер. — Это конец, и никаких «но». Можешь не сомневаться. Я сказал себе: «Гарри, старина, рыпаться бесполезно, смирись. Почему бы не пойти к Берни Фишеру и не выложить все, что ты о нем думаешь?» Так я и сделал.

— То есть ты потерял работу, — сдавленным от ярости голосом проговорила Сильвия, — оказался в черных списках каждой студии города, оскорбил самую влиятельную журналистку Голливуда, угробил все свое будущее, наше будущее — лишь из-за какого-то предчувствия?!

— Это не предчувствие, Сильвия. Уверенность. И… — Он взглянул вверх. — Это придет с неба. Через минуту. Через шестьдесят коротких секунд.

Миллер опустился на огромную мягкую тахту и указал на место рядом с собой.

— Устраивайся поудобнее.

Сильвия не шелохнулась. Она молча смотрела на мужа сверху вниз.

Потом…

За стенами современного белого дома, за окружающими холмами родился и стал нарастать звук. Тысячи сирен противовоздушной обороны по всей округе сплетали свои Металлические голоса в единый пронзительный крик, раздирающий барабанные перепонки.

— Видишь, — сказал Миллер. — Я был прав.

Абсолютно спокойно он ждал конца света.

Но конец света не наступил.

Сирены затихли. Возобновился привычный городской шум. Залаяла собака. Натужно взвыл берущий подъем грузовик.

Сильвия Миллер начала смеяться — громко, истерично, уставив палец на застывшего мужа.

— О, Гарри, ты несчастный дурак! Это всего лишь учения, обычные ежемесячные учения!

Миллер уронил голову на грудь и несколько раз судорожно вздохнул.

— Я… я, наверное, прочитал в газете, — ошеломленно пробормотал он. — Должно быть, отложилось в подсознании…

— Звони! — приказала жена. — Звони Берни Фишеру, и мистеру Миттенхольтцеру, и Милдред Бентли. Извинись и объясни, что на тебя нашло временное помешательство, что утром ты идешь к врачу, что ничего подобного ты о них не думаешь!

— Что ж, — тихо проговорил Миллер. — Может быть, это и получится. Может быть, если я позвоню…

— Конечно!

— Но я не буду. — Миллер встал, посмотрел на разъяренную жену, на осколки бутылки у стены, на голубую поверхность бассейна за окном и быстро направился к выходу.

— Куда ты, Гарри?

— Кто знает? — Он сверкнул широкой счастливой улыбкой. — Может быть, на Багамы. Или во Францию, в Испанию, в Индию… Главное, Сильвия, это вовсе не конец. Для Гаррисона Клейтона Миллера это только начало!

И он сел за руль своей светло-кремовой машины со свежей вмятиной на бампере и уехал, вызывающе и радостно давя на клаксон.

Джеймс Типтри

ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ?

Каммерлинг — хороший земной юноша, и его родители сделали ему приятный сюрприз: подарили к традиционному Году Странствий звездолет «Голконда-990». Но Каммерлинг в отличие от своих ровесников не только отправился в путешествие в одиночку, но решил посетить самые отдаленные районы Вселенной, где с гостиницами хуже некуда, а то и вовсе нет гостиниц. Так он оказался первым землянином — или по крайней мере первым за долгое, долгое время, — опустившимся на планете Годольфус-4.

Как только открылся люк, уши Каммерлинга заложило от неистовых криков, воплей и бряцания, исходящих из огромного облака пыли, в котором изредка что-то сверкало. Когда пыль немного осела, Каммерлинг понял, что является свидетелем некоего дикарского празднества.

На равнине перед ним стремительно сближались две колоссальные массы аборигенов. С одной стороны фаланга за фалангой шли какие-то типы, облаченные в кожаные кирасы и ножные латы, с обсидиановыми копьями, украшенными развевающимися волосами и еще чем-то, что Каммерлинг принял за сушеные орехи. С другой стороны на рептилиях неслись галопом всадники в блестящих кольчугах, с визгом размахивающие тяжелыми шипастыми шарами. За ними виднелись ряды лучников с огненными стрелами; всю ораву подпирали цимбалисты, барабанщики, трубачи и знаменосцы, изнемогающие под штандартами с реалистическими изображениями освежеванных тел.

Две орды столкнулись в первозданной ярости, и равнина превратилась в водоворот ударов, уколов, отсечений, расчленений и других явно недружеских действий.

— Вот так да, — ахнул Каммерлинг. — Неужели это самая настоящая, взаправдашняя война?

Его присутствие заметили несколько ближайших воинов. Они остановились, выпучив глаза, и были немедленно зарезаны. Из гущи схватки вылетела голова и, истекая кровью и кошмарно ухмыляясь, подкатилась к ногам Каммерлинга.

Не задумываясь, он включил воудер — электронный аппарат, транслирующий человеческую речь, — и гаркнул:

— ПРЕКРАТИТЕ!

— Ох, — с раскаянием прошептал Каммерлинг, когда по всему полю пошел треск — стал лопаться обсидиан, и многие упали наземь, зажимая уши. Юноша уменьшил громкость и, припоминая свои конспекты по пантропологии, стал внимательно изучать войска, высматривая главных.