Между Явью и Навью - Владимир Орестов Страница 53

– Пощади, – взмолился старец. – Не ведали, что творили…

Из дома выглянули испуганные служки. Веягор вновь окинул взглядом поверженных идолов.

– Стань нашим старейшиной, – согбенный старик взглянул на него снизу вверх. – Ты – избранник божий! Кто угодно под твоей рукой служить захочет!

Веягор зашел в дом, собрал котомку в дорогу: чистое платье, ломоть хлеба, вяленого мяса.

Дождь прекратился. Жрец вышел на тропу, ведущую к киевским воротам, и побрел по ней не сворачивая.

Андрей Ермолаев

Лис

Звереголовым зовут его. Из тьмы он родом и во тьму войдет. Станет свет клинком его верным, а щитом – чужая любовь…

Надпись над маргиналией[10] на третьем свитке Боянова пророчества

Клятые болота

Топь просыпалась всеми цветами своей омерзительной жизни: совсем рядом среди молочно-зеленоватого тумана что-то плюхалось, выпрыгивая вверх, чтобы потом с мерзким бульком уйти в глубину. Скоро, как только последние лучи и без того нещедрого на тепло хмурого солнца окончательно угаснут, его десятку придется туго – болотная нежить полезет на ненадежную тропку шириной в три связанных между собой бревна, будет хватать людей за ноги, тащить в топи – он такое уже видел. Нельзя в болотном краю ночью без света и защиты огня.

Тропа в одном месте истончилась до одного бревна. Там, где здоровяк Бразд Барсук шуровал копьем, щупая дно, внезапно вода взбурлила мерзким горбом и лопнула. Со стоном показалась полусгнившая голова утопленника. Все еще дурной от дневного сна мертвяк уставился на людей единственным еще не сгнившим глазом, вновь протяжно застонал, выпуская из пасти поток воды с трупной слизью и насекомыми. Рядом с первым, словно на зов, всплыли еще двое – таких же медленных и ничего не понимающих мертвяка.

Ратгой наступил сначала на одну голову, с бульком утопив ее в болотной жиже, потом на вторую, потом на третью, оттолкнулся и оказался на другой стороне тропы.

– Мальчишка, – проворчал плечистый десятник с явным осуждением.

Всплывшие после его выходки мертвяки хрипло заклекотали, уставившись на людей. В выражении раздувшихся от воды гнилых лиц появились искорки злости. Они больше не стонали: один из них попытался подняться, но пока нежить еще слаба. Да и топь, схватив добычу, отпускает ее с большой неохотой.

– Жалеешь их, Лис?

– Э-эх, – протянул старый воин, коротко, но точно всадив рожон копья в глаз мертвяку. – Мертвое должно оставаться мертвым. Лиса – нет. Потом стрел не сыщешь.

Коренастая, широкоплечая девка в кольчуге кивнула, убирая тугой лук. Мертвяков пронзили несколько копий. Десяток шел по следу чужаков уже второй день, опасно запаздывая с ночлегом, но Лис знал, что рассчитал все верно. Чужаков настигли – не зря он гнал своих без отдыха. Чужаки ждали. Впрочем, подкрасться незаметно там, где можно пройти лишь только по связанным меж собой бревнам, было нельзя.

– Славного вечера! Кто не торопится на небеса – зброю наземь! Убивать не станем!

Ответом была стрела – нервная, неумело пущенная, она плюхнулась в воду, не долетев до туровцев трех шагов. Стрелок обозлил кого-то из своих, за щитами возникла возня, послышался глухой удар, сдавленный мат. Пятеро чужаков перегораживали единственный путь на спасительный островок, стоя на крепкой почве. Десяток Лиса вытянулся по двое в ряд на единственной тропе из полугнилых, качающихся на воде, стволов деревьев, давно покрытых мхом и ядовитой грибницей, местами заросших болезненными растениями – настолько, что приходилось их с молчаливым остервенением рубить топорами.

– Лиса – копье левого.

Раскосые не по-здешнему глаза печенежской девки лишь моргнули в согласии. Мгновение – и наконечник рогатины стоящего слева противника дрогнул от резкого удара стрелы с совиным оперением, с треском повис на перебитом древке.

– Ну как? – участливо осведомился десятник. – Старший – кто? Ночь вот-вот нагрянет – некогда ждать. Зброю – вниз. С чужинами – разговор короткий.

– Стойте, гостюшки, – сказал кто-то из-за щитов, лишь на секунду явив воину часть своего лица.

– А то что? – осведомился Бразд, подначивая, но Лис знаком велел ему заткнуться.

– А то, клянусь Небом, первому, кто сунется, – выпущу кишки, – было ему ответом.

– Ратные труды не делают человека добрее – так, Ратмир Владигорович?

Один из щитов во вражьей стенке дрогнул и пополз книзу. Из-за него показалось костистое усатое лицо с заметным шрамом поперек лба, немолодого, но все еще мужественно-красивого мужчины. Лис не ошибся. С Ратмиром они были дружны еще с древлянской дружины. Много лет воевали под одним знаменем, а потом случилась пря между князьями – и жизнь то разводила их по разные стороны строя, то вновь собирала вместе.

Пару мгновений старый воин вглядывался в десятника, затем его лицо озарилось удивлением.

– Лисослав? Чтоб меня черти драли в пекле! Это действительно ты? Как? Ты же пал в бою?!

– Да? – хмыкнул десятский. – Тогда, черт его дери, – это, должно быть, мой клятый призрак сейчас сотрясает перед тобой воздух. Сам-то – какими судьбами?

– Да вот, забрели, – пожал плечами боярин. – Ты поседел, друг мой.

– Ты тоже. – Лис раздвинул пышные усы в самой добродушной улыбке, на какую было способно его хмурое, обветренное степными и морскими ветрами, суровое лицо.

– Видать, туровская дружина совсем поредела, коли в дозор идут такие, как ты?

– Времена меняются, а кто-то должен бить чужаков, что разбоят в княжестве, – покивал десятник. – Что бы на это сказал Святослав?

– Позор, да и только. Молодь разленилась. Старики, подобные нам, должны сидеть при князе, давать мудрые советы, а не греть у костров натруженные кости.

– Ты меня знаешь: я за теплым местом никогда не гонялся. Справедливости – меньше. Не как при Святославе, но я не жалуюсь. Старый конь, как известно, борозды не портит.

– Но и пашет неглубоко, как мне говорила одна сенная девка, весьма знающая толк в разном.

– Дурой была – вот весь сказ.

На щитах чужаков были намалеваны медведи – символы Новгородского княжества. Немного помолчали, примеряясь.

– Выходит, мы с тобой по разные стороны, так?

– Выходит, – нехотя кивнул Лис. – Но это же не помешает доброму разговору, так?

– Ну, разговору-то как раз не помешает…Что делать будем?

– Нам тут тесно, – махнул рукой вдоль тропы Лис. – Идем к вам.

Спешить и вправду было впору: даренный жрецом оберег об этом недвусмысленно намекал неприятным холодком. Стонало и ухало на разноголосие в камышах, фырчало и почавкивало в зловонном мраке коряг и топляков. Болото довольно урчало подводным рокотом, от которого колыхались останки мертвых деревьев. Болото видело добычу и не хотело ее отпускать, раскачивая