Василий Горъ - Демон. Книга 3 Страница 55

Иришка посмотрела на мое обалдевшее лицо и расхохоталась:

– Слышь, мыслитель! Дуй в кабину! Сколько можно брюзжать?

…Усевшись в кресло пилота, я подключил БК-ашку к приемному блоку 'Беркута' и онемел: в привычном окне интерфейса вдруг прописалось не двадцать, а сорок восемь слотов контроля! То есть создатели этого истребителя всерьез полагали, что кто-то из нас окажется способен контролировать такое сумасшедшее количество машин! Удержавшись от желания почесать затылок, я прогнал полетные тесты и снова завис: иконки состояния эмиттеров защитных полей отказались подмигивать красным. Попытка переключиться на резервные цепи не удалась – 'Беркут' упорно отказывался признавать действующую цепь поврежденной. Решив, что взлетать на разваливающейся на ходу машине не имеет смысла, я затребовал у искина информацию о компоновке и ТТХ поврежденных устройств. И почувствовал, что у меня отваливается челюсть: предельная мощность импульса, которую могли выдержать эффекторы, оказалась в двенадцать раз выше того, который выдавали генераторы полей интерференции линкоров Циклопов! То есть, если верить цифрам, указанным в руководстве по эксплуатации, то снять защитное поле с 'Беркута' могли только импульсы стационарных излучателей орбитальных крепостей!

– Ты чего не взлетаешь? – услышав удивленный голос Иришки, я скопировал изучаемую мною страничку и скинул ей для ознакомления.

– Охренеть… – восхищенно воскликнула она минуты через полторы. – Из 'Тумана' можно не вылезать…

– Может, это опечатка? – засомневался я.

– Вы о пределе прочности эмиттеров? – поинтересовался генерал.

– Да, сэр! – хором ответили мы.

– Нет. При их создании использовали один интересный материал, технологию создания которого нам любезно подарили Гномы… Кстати, в 'Беркуте' довольно много узлов, в которых использованы их технологии. Скажем, тот же деструктор…

– Что? Деструктор? – переспросил я.

– Угу. Иконка его состояния чуть левее и ниже пиктограммы контроля схода противоракет…

– И что он дает? – найдя указанную иконку, спросил я.

– Для обеспечения стандартного импульса ГПИ достаточно трех эффекторов, не правда ли? – усмехнулся Харитонов. – Зато достаточная мощность двигателей и наличие пяти единиц позволяет выдать полевой 'жгут' – нечто вроде лазерного луча очень высокой мощности. Правда, дальность его применения сравнительно невелика, но для маневренного ближнего боя подходит идеально…

– Так. Гномы же пацифисты! – удивилась Иришка.

– Мы видоизменили основной рабочий узел горнопроходческого комбайна… – усмехнулся генерал. – То, что используется Гномами для дробления породы в полях астероидов. Кстати, и генератор мерцания на 'Беркуте' тоже нестандартный! Передрали с трофейных корветов. Так что предельная частота смещения теперь увеличилась вдвое…

– Все! Достаточно! Остальное – потом… – поняв, что Харитонов сел на своего любимого конька и готов обсуждать ТТХ нового истребителя до бесконечности, я аккуратно оторвал машину от посадочного стола и дал на движки десять процентов тяги…

…А через пару минут понял, что медленно схожу с ума: новые, гораздо более мощные гравикомпенсаторы и движки превращали полет на 'Беркуте' в нечто неописуемое! Машина реагировала на любые, самые запредельные требования пилота. Причем так, как будто законы физики писались не для нее. Нет, конечно же, предельные режимы существовали и для этого истребителя… но для того, чтобы до них добраться, требовалось очень постараться. Я, раз пятнадцать умывшись кровью из носа и ушей, нашел только пару режимов, при которых он переставал слушаться управления и начинал еле заметно рыскать на виражах. Впрочем, область идеальной реакции 'Беркута' была настолько широка, что пенять на эти огрехи мне показалось смешным…

– Ну, и как он тебе в полете? – поинтересовалась Иришка, устав торчать в ходовой рубке 'Атланта' и смотреть, как я терзаю пилотный образец.

– Ураган… – честно ответил я. – Последние пять минут пытаюсь придумать причину, которая позволит не пустить тебя за штурвал…

– Это еще зачем? – возмутилась она.

Я отключил заблокированный перед вылетом видеосигнал и подождал пару секунд, пока установится изображение.

– Что у тебя с лицом? – испугалась Иришка.

– Летаю… – счастливо улыбнувшись, ответил я…

– И?

– И хочу еще…

Глава 36. Ингвар Гурниссон.

…То, что сотворили с объектом номер два люди Харитонова, можно было назвать только чудом: за какие-то сутки из дряхлой развалины, глядящей на мир тусклыми, воспаленными глазами Владислав Хомченков превратился в весьма импозантного мужчину. Подтянутая фигура, уверенная походка, великолепная координация движений и довольно своеобразная пластика – для того, чтобы не разглядеть в нем отставного вояку, надо было быть слепым. Поэтому всю дорогу до Пенты Жало старался почаще вспоминать о том, что в соседней каюте находится не полноценный гражданин Конфедерации, обладающий всеми соответствующими правами, а хронический наркоман, сидящий на 'Белом Забвении' уже четвертый(!) год. И уже сделавший последний шаг к небытию.

'То, что я вижу – только оболочка…' – борясь с совестью, напоминал себе Ингвар. – 'При самом удачном стечении обстоятельств он прожил бы еще месяца два. Поэтому для единственной все еще сравнительно здоровой части его тела – мозга – проект 'Арес' даст хоть какой-то шанс на продолжение существования…'

Однако, не смотря на такой весомый аргумент, как неизбежность скорой смерти объекта, совесть упорно отказывалась смиряться с необходимостью посылать его к Покупателям. 'Офицер, отдавший ВКС тридцать два года жизни, кавалер боевого ордена и двух медалей, пилот категории 'А-2' с налетом более сорока пяти тысяч часов… не может лишиться тела только потому, что создателям Демонов необходимо проверить какую-то долбанную версию! Они посылают его верную смерть, а ты… ты идешь у них на поводу…' – твердила она, доводя Гурниссона до белого каления. Впрочем, стоило Жалу вспомнить о том пути, который он проделал для того, чтобы занять место правой руки Джордана Стомпа, как совесть стыдливо замолкала. Видимо, погребаемая под тяжестью воспоминаний о совершенных им преступлениях: 'Я тоже не ангел. И частенько вынужден преступать закон ради… ради чего-то более важного, чем сиюминутная справедливость…' – стараясь ее окончательно добить, угрюмо бормотал он…

Не прекращавшаяся почти ни на минуту битва с совестью завершилась довольно быстро. Сразу после того, как 'Откровение' приземлилось на одном столичном космодроме Пенты, и поднявшийся на борт яхты майор Тишкин озвучил последние новости.