Александр Риттер - Когда палач придет домой Страница 56

– Остальным тоже приходилось немало работать. Я имею в виду сотрудников класса А. К психологам это не относится. Как ты знаешь, совсем недавно была волна инфицирования. Поэтому всем приходилось работать на все сто, – сказал я, допил одним глотков свой стакан и встал.

– Ты не откажешься выпить со мной? – спросила внезапно она и повернулась к бармену, делая заказ на двоих.

– К сожалению, откажусь, – ответил я. – У меня нет времени.

– Я слышала, что сэр Найджел дал тебе отпуск, – упрямо сказала психолог.

– Ты много чего слышала, и это действительно так, однако меня ждут более важные дела, чем пьянка с тобой, – отрезал я и направился к выходу.

Она сказала мне вслед:

– Когда восемь лет назад я только начинала работать психологом у вашей сумасшедшей братии, я тогда сразу же выделила тебя из общей массы сотрудников класса А. Ты был более умным, более образованным, я бы даже сказала, более добрым, одним словом, иным, чем все остальные твои коллеги. Они в большинстве своем либо психи, либо садисты, а чаще всего и то и другое, а ты делаешь эту работу потому, что считаешь это своим долгом.

– Это и есть пример блестящего психоанализа? – насмешливо спросил я. – Откровенно говоря, я этим не восхищен.

– Тогда я считала тебя единственным нормальным человеком, который сумел сохранить здесь человеческие чувства, однако теперь я вижу, что ты такой же палач, как и все остальные. Просто грязный убийца!

– Но зато с чувством юмора, приятным лицом и симпатичной улыбкой, – с весельем в голосе, которого я на самом деле не ощущал, ответил я и вышел.

Я прошел через «таможню», которая, кажется, слегка удивилась оттого, что я так рано ушел, и быстро вышел на улицу. Свежий ветерок пахнул мне в лицо. После воздуха конторы, который казался мне затхлым, несмотря на кондиционеры, регенерацию, ароматизаторы и прочие изобретения цивилизации, свежий воздух оживленной городской улицы с пылью, несомой ветром, выхлопами автомобилей, неслышным внутри здания ревом междугородных пульсаров, которые приземлялись через квартал от конторы, и спешащими по своим делам людьми казался олицетворением жизни. Каким-то жизненным эликсиром.

Я глубоко вдохнул живительный воздух и развернулся лицом к зданию «Лондон фармацептик компани». Сорокаэтажная башня из темно-фиолетового стекла, казавшегося сейчас почти черным, закрывала солнце, и от этого мрачного темного здания веяло могильным холодом, тьмой и страхом. Казалось, даже случайные прохожие улавливают эту подсознательную волну смерти и ускоряют шаги, торопясь пройти мимо. А может, это все было лишь плодом моего больного воображения, которое в последние несколько дней и так разгулялось.

В стеклянных стенах здания напротив нашей конторы отражалось солнце, это отражение уловили и преломили темные стекла «Лондон фармацептик компани», и казалось, что из недр здания на меня взглянуло лицо багряного судьи.

Я еще несколько секунд смотрел на мрачное здание, напоминавшее хищника, который именно сейчас, когда вы на него смотрите, сыт и доволен, а потому не прыгнет на вас, если вы не спровоцируете его. Потом я быстро развернулся и торопливо пошел, лавируя между пешеходами. Я не хотел оказаться поблизости от этого хищника, когда он проголодается и начнет искать себе жертву. К тому же дома меня ждала Светлана.

ГЛАВА 29

Двоим лучше, нежели одному, потому что у них есть доброе вознаграждение в труде их; ибо если упадет один, то другой поднимет… Также если лежат двое, то тепло им, а одному как согреться?

С той, чей стан – кипарис, а уста – словно лал,

В сад любви удались и наполни бокал,

Пока рок неминуемый, волк ненасытный,

Эту плоть, как рубашку, с тебя не содрал.

Я не поехал прямо к Светлане, но сначала зашел в банк, где снял со своего счета приличную сумму, а затем прогулялся по магазинам, накупив различных деликатесов, шампанского, коллекционных вин и так далее. Одновременно я постарался проверить, есть ли за мной «хвост». Я отнюдь не хотел идти к Свете с плетущимся за мною шпиком из бригады внешнего наблюдения. К тому же мне еще меньше хотелось, чтобы этот гипотетический шпик сумел рассказать моему шефу о том, что я направляюсь с визитом к потенциальному свидетелю по делу Слейда, которого могут в любую минуту приговорить к смерти как угрозу режиму секретности для нашей организации палачей. Могут тогда и меня приговорить, чтоб ей не скучно было на том свете.

В школе нас учили, как уходить от слежки, и теперь у меня был шанс проверить эти свои пока что по большей части чисто теоретические знания. Я останавливался, рассматривая витрины, и незаметно и внимательно изучал прохожих, в последние минуты делал пересадки в транспорте и применял все прочие уловки, которые любой из нас знает по шпионским фильмам и детективным романам. Однако все было чисто. Конечно, это ничего еще не значило, поскольку в наружном наблюдении я был дилетантом, а за мной послали бы профессионалов, работа которых как раз и заключается в том, чтобы быть как можно менее заметными. К тому же за мной могли следить с помощью специальных приборов издалека, или вести целая группа, члены которой непрерывно подменяют друг друга прежде, чем я их засеку, держа постоянную связь с помощью замаскированных радиофонов.

Тем не менее я все же почувствовал себя увереннее. Может быть, мой шеф ни о чем не знает и даже не догадывается, за мной никто не следит, и все это – только плод моего больного воображения. Так не долго и манию преследования приобрести. Впрочем, это профессиональная болезнь палачей. Я сделал последнюю попытку засечь слежку и дальше пошел совершенно спокойно. Меня уже не волновало, следят за мной или нет. Если все-таки следят, то так, что я их никак не засеку, но я не дам паранойе испортить себе отпуск с любимой. А если не следят, то тем лучше для меня. С этими мыслями я бодро прошелся по магазинам и пошел пешком к дому Светы. Точно так же я шел в тот вечер, когда познакомился с ней. Как давно это было! Всего три дня тому назад.

Я радовался тому, что скоро снова встречусь с нею, но мысли мои все время возвращались к проблемам, которые я не мог решить. В конце концов, задумавшись, я едва не сбил с ног какого-то подростка, который высказал мне все, что думает по этому поводу.

Еще вчера я бы ударил его за такие слова, однако сейчас я пропустил его ругань мимо ушей и просто Ушел. Однако не пошел сразу к Светлане. Заметив небольшой скверик, притаившийся между домами, я завернул к нему. Мне надо было подумать. Подумать обо всем том, что произошло за последние три дня.

Там стояло несколько уютных скамеек, бабушки гуляли со своими внуками, приятной наружности женщина укачивала младенца в коляске. В общем, это был уютный утолок, до которого еще не добралась бездушная машинная цивилизация. Гул широкой улицы в нескольких десятках метрах отсюда едва проникал сюда сквозь густые ветви деревьев. Это было идеальное место для того, чтобы сесть и немного подумать обо всем, что уже произошло или вскоре произойдет. Я сел на одну из скамеек и закурил.

«Что же с тобой происходит, парень? Почему ты потихоньку сходишь с ума, блуждая в ночных кошмарах?»

Я вспомнил багряного судью и его суд надо мной и покрылся потом. Даже вспоминать страшно. Я вновь погрузился в самоанализ, время от времени затягиваясь сигаретой. В общем-то, любой палач изучает азы психологии, а помимо этого я располагал еще и колоссальным опытом. Правда, самолечением мне до сих пор заниматься не приходилось. Раньше я вообще никогда не задумывался над такими вещами, но теперь положение в корне изменилось.

«То, что раньше радовало меня, теперь огорчает, – размышлял я. – Раньше меня всегда радовала хорошо сделанная работа, а теперь мне даже думать об этом тошно. Что же это, черт побери, значит? А мои чувства к Свете? Я люблю ее, но что с этого? У меня были женщины и до нее. Почему же она столь дорога мне? Чем? И вообще, что происходит? Почему моя жизнь всего за несколько дней переменилась до неузнаваемости?! Слишком много вопросов, на которые я не знаю ответов».

Я еще раз затянулся сигаретой и обвел взглядом скверик. Женщина, которая укачивала коляску с младенцем, когда я вошел в сквер, теперь тетешкалась с ним, крепко, но нежно держа его маленькое тельце. Дети постарше играли в песочнице. Бабушки с удовольствием смотрели то на молодую мать, то на своих внуков и внучек, лепящих песочные куличики. Иногда они с явным неодобрением косились на меня и мою сигарету. Я проигнорировал их укоризненные взгляды и продолжал курить и размышлять.

«Почему эти безмятежные картины семейного счастья вызывают во мне такие непонятные чувства? Что в этом такого, что заставляет меня тосковать о неправильно прожитой жизни?»

Один из мальчишек в песочнице попытался вырвать у девочки куклу. Та заупрямилась, дети изо всех сил потянули куклу каждый на себя, и кукла сломалась. Нога, за которую ее держал мальчик, выскочила из паза. Дети тут же хором заплакали, а старушки торопливо направились к ним, чтобы выяснить причину их слез.