Сергей Семенов - Инквизитор Страница 58

— Он когда-нибудь отвечал?

— Никогда. По крайней мере, мне. Или я просто не умею слушать. Ведь уши здесь совершенно ни при чем. А может, мы действительно давно не интересны Ему. Нас ведь так много со своими мелкими неразрешимыми проблемками, по сути своей, совершенно одинаковыми. Если мы вспоминаем о Нем, только когда нам плохо, то почему Он должен помнить о нас? Кажется, все справедливо.

— Спасибо, что позволили почувствовать себя полным ничтожеством, лишенным всякой надежды на будущее. Было очень приятно побеседовать. — Борис встал, разминая ноги.

— Ты куда? — удивилась Дайлана.

Очевидно, она решила, что Хранитель уходит. Борис решил подыграть.

— Пойду повешусь. Дам Ему немного энергии для новой стройки века, — ответил он, но не сумел сдержать улыбки и проговорил, глядя на обалдевшую от его заявления ведьму: — Шучу. Просто встал ноги размять. Все сказанное вами неприятно, но и не столь болезненно на самом деле. Многие люди вообще живут без веры, не сомневаясь, что за гробовой доской не будет уже ничего. А я всегда был оптимистом.

— Ты забавный, — с облегчением рассмеялась Дайлана. — Далеко не каждый воспринимает это так, как ты. Твой брат воспринял все гораздо тяжелее, хоть и стремился к Истине, а ты, по сути, узнал ее, став жертвой обстоятельств.

— Просто вы совершенно правы. Он уже дал мне величайший дар — саму жизнь. Я не вправе просить большего. Но давайте все же выясним, что происходит. Я хочу узнать, в чем суть Армагеддона. Что должно произойти завтра и почему.

— Когда появилась Тьма, Творец провел в сумеречном Силиорде Великую Границу. С тех пор Тьма не может беспрепятственно проникнуть в какое-либо Творение, да и в сам Силиорд. Но Тьма нашла выход. Когда я сказала, что Тьма не может созидать, я чуточку оговорилась. Она действительно не может создать ничего нового, но она может воплотить себя. Породить асура. Лорда Тьмы. Демона, как их принято называть в христианстве. Некоторые асуры ничтожны, другие невероятно сильны. Они — полководцы ее легионов. В Творение асуры могут проникнуть только двумя способами. Первый — если по каким-то причинам у лорда Тьмы окажется Ключ Творения. В этом случае остановить его почти невозможно. Он проходит сквозь все границы, не замечая их, и приносит в Творение Тьму. Заражает его, так сказать. И тогда мир, Ключ от которого оказался в руках асура, обречен. Но такое бывает редко. Привратники тщательно оберегают Ключи. Заполучить их практически невозможно. Но существует еще один способ проникнуть в Творение, не используя Ключ. Если асура заинтересовал какой-либо мир, он начинает искать бреши в Великой Границе Силиорда. Иногда на это уходят годы, иногда тысячелетия. Время для асуров ничто. Они невероятно терпеливы и редко останавливаются на половине пути. Все, что им нужно, — передать послание. Нечто вроде информационного письма, которое способны принять дархи Тьмы. Принять, прочитать и расшифровать, узнав имя асура, ищущего Путь.

После этого дархи принимаются за работу. Они должны приготовить именной портал, способный открыть Путь для асура, воззвавшего к ним. Этот портал называется «Чаша Воплощения». Изготовить ее может только опытный и искусный теург. «Чаша» — это одновременно портал и форма для асура. Не обладая ключом, он не может предстать в нашем мире в своем истинном облике. Творение попросту отторгнет его, как отторгает чужеродное тело иммунная система. Поэтому, придя в наш мир, он воплощается в теле, заранее приготовленном для демона. Это и есть «Чаша Воплощения». Обычно — молодой дарх, еще не принявший сторону Света и не погруженный во Тьму. И обязательно прирожденный нефалим. Сошар здесь не годятся.

— Про нефалимов и сошар поговорим позже. Продолжайте, — мрачно проговорил Борис.

Дайлана снова улыбнулась и продолжила:

— Как только асур входит в Творение, он разрывает Поток, связывающий миры, и высвобождает Тьму. С этого момента Творение перестает быть частью Творца и становится частью Тьмы. Некоторое время, пока Тьма еще не окутала мир полностью, процесс можно повернуть вспять, но обычно это уже некому сделать. И Творение погружается во мрак антисоздания, опустошаемое ненасытной Тьмой. Именно это и должно произойти завтра. Таких, как мы, служителей Света, просто уничтожат. А люди станут пищей для асура и дархов Тьмы, способствующих его приходу.

— Вы серьезно или просто сгущаете краски? — чувствуя, как в горле застревает громадный комок, спросил Борис.

Одно дело слушать бред об апокалипсисе от безумных пророков, и совсем другое, говорить с тем, кто знает Истину.

— Спроси у меня это послезавтра. Когда не увидишь утром привычного рассвета. Если, конечно, мы еще будем живы к тому моменту, — спокойно отозвалась Дайлана.

— И что, ничего нельзя сделать? Как-то помешать этому?

— Можно. Светлых, таких как я, очень мало. Дархи вообще не склонны выбирать служение Творцу. Во Тьме больше свободы и власти, а служение Свету накладывает ряд самоограничений. Поэтому мы не можем остановить приход асура. Да и нет у дарха, даже самого светлого, силы, способной остановить лорда Тьмы. Он слишком могущественен. Но Силиорд уже целую вечность ведет эту войну и тоже кое на что способен. Когда Мудрец, правитель Силиорда, узнает о грядущем Пришествии, он посылает в Творение Инквизитора. Сумеречного воина, истинного дэва, наделенного невероятной силой и властью, сравнимой с мощью асура и способного уничтожить его. А заодно Инквизитор получает право урезонить не в меру обнаглевших отступников.

— Значит, вы зовете их отступниками. Интересно, а как же тогда они зовут вас? Заступниками? Или может преступниками? Не могу сообразить.

Дайлана снова рассмеялась, и Борис внезапно поймал себя на мысли, что он хочет слышать этот смех снова и снова. И любоваться при этом чертами ее прекрасного лица. Совсем как тогда, когда он впервые полюбил несколько лет назад. Неужели сейчас с ним снова происходит подобное? Ничего себе выбрал момент! Завтра мир полетит в тартарары, а он умудрился влюбиться. Да в кого — в ведьму, которой, наверное, больше лет, чем его родителям вместе взятым! И самое странное, что подобная мысль совсем не тревожила его.

— Нет. Они нас зовут святошами, — ответила Дайлана.

— Это звучит приятнее, — согласился Борис — И даже необидно. Так что там с Инквизитором? Где он?

— Его не будет. Ты ведь сам признался, что не сумел впустить его в наш мир.

23

У каждого в этом мире есть свое предназначение. У священника, вселяющего в людей надежду. У врача, возвращающего людям здоровье. У клоуна, дарящего людям радость. Даже у дарха, забирающего у людей их жизнь.

Андрей должен был умереть еще в двадцать восьмом, когда он, четырнадцатилетний подросток, ничего не знающий о своем врожденном даре нефалима, вместе с родителями-кулаками попал под коллективизацию. Мать и отец были людьми… Его же не смогла убить даже пуля, выпущенная в затылок. Обычно после таких ранений не выживают даже дархи — повреждение центральной нервной системы, разрушение головного мозга. Тело дарха неимоверно живуче, но всему есть предел. Как потом объяснила Дайлана, нашедшая мальчика и ставшая его приемной теткой, яма, в которую он упал после выстрела, была переполнена энергией, покидающей остывающие тела родителей и еще трех десятков «врагов народа». И его тело нефалима, не желая сдаваться так просто, инстинктивно впитало в себя эту энергию, затягивая смертельную рану и давая мальчику второй шанс.

Он должен был погибнуть в сорок втором. Тогда он, уже принявший Отречение и умирающий на поле боя от банального для дарха ранения в грудь, вдруг увидел над собой перепуганное личико молодой восемнадцатилетней санитарки Вари, девушки довольно ветреной, но не раз дававшей понять, что у нее есть серьезные намерения по отношению к нему. Она кричала что-то, плакала, пыталась перекрыть рану, из которой хлестала темная, почти черная, как казалось ему, кровь, даже тащила куда-то. А потом вдруг вздрогнула, посмотрела на него особенно растерянно и упала, прижимаясь щекой к его окровавленной груди. И он почувствовал, как его тело снова принимает жизнь, ее жизнь, текущую из огромной рваной раны на спине девушки, оставленной осколком разорвавшегося рядом снаряда. Он не хотел этой жертвы. Он не хотел жертвы ни от кого, а уж от Вари, такой юной и жизнерадостной, тем более. Но его тело было иного мнения, и обряд Отречения, проведенный им, попросту игнорировало. Выживаемость у дархов всегда была на первом месте, желали они того или нет. Их природа решала за них. В тот миг Андрей окончательно возненавидел свою Суть и того, кто даровал ее дарху, ибо не мог больше любить Его, дающего и отбирающего жизнь по каким-то своим, извращенным принципам.

Он должен был погибнуть в шестьдесят восьмом, в автомобильной катастрофе, унесшей жизни его жены, дочери с ее тестем и двух маленьких внучек. Все их жизни, смешанные с болью и отчаянием, вновь были испиты его ненасытным телом, и врачи еще долго удивлялись потом, почему на Андрее нет ни единой царапины. Говорили, что он настоящий счастливчик, а дарх не хотел жить, посылая проклятия в адрес Создателя, не позволяющего ему уйти вслед за семьей. Нефалим даже приготовил серебряную пулю, собираясь, раз и навсегда покончить с игрой, затеянной против него Творцом. Но так и не воспользовался ею. К его несчастью, Андрей знал, что последует за его самоубийством. Ад существовал. Ад, созданный Творцом и не имеющий ничего общего с Тьмой. Ледяной ад, затягивающий порочную душу и очищающий ее посредством выжигания грязи и мерзости людских пороков, делая ее беленькой и чистенькой, как сахар рафинад, ибо только такая душа могла стать частицей Света. Частью Творца, столь же ненасытного, как тело дарха. Андрей знал, что самоубийство обеспечит ему Холод на долгие тысячелетия.