Орден Святого Георгия - Валерий Пылаев Страница 58

В голливудском блокбастере такое непременно изобразили бы парой ярких лазерных лучей, бьющих из зрачков… ну, или одним лучом. На деле спецэффекты оказались куда скромнее: ярким светом засияли только глаза цесаревича, а исходящая из них мощь скорее напоминала едва заметную рябь, которая повисла в воздухе между «Мерседесом» и воротами.

Зато пилила металл получше любого лазера. Его высочеству явно не хватало практики, так что первый «проход» получился корявым. Грозный огненный взор лишь срезал наискосок с пяток остроконечных пик на решетке. Со второго раза вышло лучше: пламя сожгло замок, располовинило прутья слева и дошло до петли. Чиркнула по камню стены, выбрасывая осколки, и метнулась вниз, добивая левую створку и роняя ее на землю. Потом перекинулось на правую, судорожно кромсая дымящийся чугун крест-накрест…

Бам! «Мерседес» с разгона ударил бампером уцелевшую часть конструкции, и я едва не врезался лицом в руль. Правое крыло со скрежетом отвалилось, зеркало брызнуло осколками, а цесаревич лишь каким-то чудом не улетел на капот. Машина содрогнулась, разворачиваясь, и я всем телом почувствовал, как металл кузова со стоном гнется. Двигатель сердито закашлял и выплюнул из обломанной трубы справа черный дым, будто на чем свет стоит ругая меня на родном немецком наречии.

И все-таки не заглох. Ни при ударе, ни позже, когда я кое-как перевалил через распиленные цесаревичем прутья ворот и, бросив сцепление, полетел по Офицерской улице в сторону Мариинского театра. Вырвавшись на асфальт, «Мерседес» наконец почувствовал себя в родной стихии, и остановить его уже не могли ни искалеченные при ударе детали, ни кривые руки водителя, ни болтающееся «восьмеркой» правое переднее колесо без крыла.

Ни выстрелы. Я скорее почувствовал опасность, чем услышал грохот, и тут же бросил «Мерседес» вправо. Целых зеркал уже не осталось, так что пришлось развернуться, едва не столкнувшись лбами с цесаревичем.

Два автомобиля. Черные, большие, с хромированными решетками радиаторов, за которыми наверняка прятались могучие моторы. Те, кто напал на дворец Юсупова, то ли уже успели отправить погоню от самой набережной, то ли на всякий случай перестраховались заранее. Полновесные машины, наверняка еще с парой-тройкой стрелков в каждой — на прямой в пару-тройку километров я наверняка оторвался бы от них без труда, но пока дорога лишь уводила меня от Зимнего, а на поворотах запредельно мощный, но легкий «Мерседес» изрядно проигрывал тяжелым авто на широких шинах.

Когда я с визгом шин влетел на улицу Глинки, один из них замешкался, едва не влепившись в фонарный столб, зато второй зашел в поворот мастерски, почти без заноса — и разом сократил разделявшее нас расстояние чуть ли не вдвое. Худощавый мужчина в штатском высунулся из передней пассажирской двери по пояс и поднял револьвер. Первая пуля ударила в асфальт, высекая искры, но остальные легли в кузов где-то сзади и снизу, около крыла.

Стреляли по колесам. Значит, как минимум один из нас был нужен преследователям живым. Особых иллюзий по поводу важности своей персоны я, конечно же, не испытывал, так что вариантов оставалось немного. Незваные гости пожаловали во дворец Юсупова за цесаревичем, и уходить без него явно не собирались. Расклад понемногу становился понятнее.

Но уж точно не легче.

— Держитесь, ваше высочество! — Я взялся за рычаг тормоза. — Сейчас будет слегка неудобно.

Или не слегка… И даже пострашнее, чем раньше. Когда я вывернул руль, пуская машину в занос, и оба правых колеса на мгновение оторвались от асфальта и повисли в воздухе, цесаревич не выдержал. И заорал так, что император Александр вполне мог услышать его даже в Зимнем.

И наверняка удивился, что благородный наследник престола знает такие слова.

На Поцелуев мост мы вылетали уже боком, оставляя за собой дымящийся след от покрышек. Один из черных автомобилей будто прыгнул вперед и вдруг оказался так близко, что я при желании смог бы дотянуться рукой до фары или хромированной фигурки на капоте. Стрелок на пассажирском сиденье снова высунулся наружу, но прицелиться так и не успел. Я рванул из-за пояса «браунинг» и чуть ли не в упор разрядил весь магазин в лобовое стекло. Посыпались осколки, машина метнулась по дороге в сторону, пробила ограду и рухнула с моста в Мойку.

А со второй уже вовсю разбирался цесаревич. Недовольное сопение раздалось прямо над ухом, макушке вдруг стало чуть ли не до боли горячо, и летящий мне в бок радиатор вдруг задымился и полыхнул. Огненный взгляд его высочества скользнул вниз, перерезал ровно посередине бампер, а потом добрался и до подвески. Переднее левое колесо отлетело в сторону, и машина неуклюже завалилась набок, высекая искры из асфальта. Будто до конца пыталась преследовать нас даже ползком.

Я так и не успел увидеть, как она остановилась полностью. «Мерседес» все так же боком сполз с моста, громыхнул мотором и, вильнув, полетел по Большой Морской улице. С той стороны Мойки еще доносились крики и пальба, но преследовать нас было уже некому. Все четыре колеса, мотор и, кажется, даже бензобак уцелели, до спасительного Зимнего дворца оставалось каких-то пару километров, и я успел поверить, что мы запросто доберемся, что приключения на сегодня закончились, что и в самом худшем случае небольшая пешая прогулка или…

«Мерседес » дернулся и вдруг заскрежетал так, словно лишился всех колес разом. Руль рвануло из пальцев, и фонарный столб на обочине буквально прыгнул навстречу бамперу. как в старом анекдоте. Я успел вдавить тормоз, но нас все равно протащило боком до самого тротуара.

А где-то над головой будто взорвалась бомба. Если не атомная, то около того — энергический выхлоп оказался посильнее, чем у Горчакова в момент превращения в живое пламя. Владеющий запредельного ранга наконец явил себя. И сразу же припечатал так, что в ушах зазвенело, а во рту появился солоновато-железный вкус.

— Господь милосердный… — Цесаревич со стоном запрокинул голову назад. — Что это?

Темный силуэт завис в воздухе прямо над нами. Высоко, намного выше линии крыш по обе стороны улицы. С такого расстояния человеческая фигура должна была выглядеть крохотной, но из-за бьющей во все стороны мощи Таланта почему-то казалась до жути огромной, чуть ли не на половину неба.

Его светлость все-таки явился почтить цесаревича лично.

Глава 36

То