Владимир Стрельников - Обрести свой мир Страница 6

— Нет, это Верхнезаслонская машина, их пост сейчас на Оренбургском стоять должен. А чужим гаишникам нечего в охране банка делать. Ну ка, притормози потихоньку.

— Что, опять воевать? — Ну не нравится мне это дело. Я остановил Егеря. Из-за деревьев нас не должно было быть видно.

Через открытые двери банка были видны ноги охранника. Из холла банка доносились голоса, резкие мужские и плачущий женский. И еще плакала кто-то. Заглянув из-за кустов напротив Банка, через стекло витрины, увидели, как какой-то сержант пристраивал девушку в одной форменной блузке на столе, а еще двое укладывали, что-то в мешки, принимая это от избитой начальницы банка. Да твою душу, у них сексуальное влечение от катастрофы увеличилось, что ли? Маньяки, чтобы их хлопнули! И почему их трое? Они же или парами или четверками ездят?

— Твой насильник, понял? — негромко произнес Леонид. Я поднял Бенелю и подвел мушку под солнечное сплетение поддонка.

— Огонь! — Ружье толкнуло меня в плечо. Звук выстрела сменился звоном битого стекла, а омоновец сделал четыре быстрых выстрела, по оставшимся двоим. Тут с лестницы, со второго этажа длинной очередью патронов на пятнадцать ударил Калашников. Пули били столы, ломали растения в кадках, рикошетили во все стороны.

— А-а-а-а! — по лестнице сломя голову ломанулся последний. Нервы не выдержали, похоже. Одно дело взятки с водил брать, и совсем другое разбойничать. Мне он был прекрасно виден, и я прострелил ему голову. А точнее разнес зарядом картечи. Тело вместе с автоматом скатилось по ступенькам. Начальница отделения медленно повернулась, изо рта у нее потекла кровь и она упала. Девушку на столе накрывал мной застреленный гаишник.

— Пошли, зачистим. — Ленька зашел в банк. Я зашел следом. Девушка оказалась живой. Ее собой как щитом прикрыл насильник. Начальница умерла. Остальные оборотни тоже. В мешке лежали золотые слитки, монеты из золота и серебра в пластиковых прозрачных контейнерах. Я поднял автомат. Какой-то укорот. Выщелкнул магазин. 7, 62. АК-104, по-моему. И пистоль непростой ПМ, а что-то навороченное. Грохнул выстрел.

— Служба сопровождения и обеспечения. Их только перевооружили. Что стоишь, собирай трофеи. — Леонид шустро подбирал оружие и снаряжение. Рядом лежал достреленный оборотень.

А я стоял и смотрел на первых убитых мной людей. За всю службу ни разу в людей не стрельнул, после распада Союза до переезда в Россию множество моментов на краю было, но Бог миловал, а тут…

— Что, первые? Ладно, прикрывай. Я твою долю тоже соберу. А ты что разревелась? Одевайся живо, с нами пока пойдешь. — Леонид приподнял и подтолкнул девушку. Я поднял мешок. Ого! Килограмм десять — двенадцать.

— Лень, а почему у главы ты сначала предупредил, а здесь сразу на поражение? — Глупо, но мне это интересно.

— Там обычные безоружные придурки. Пусть совершившие преступление. А здесь вооруженные предатели. Ясно? — Лицо у Леонида не располагало к дальнейшим разговорам.

Потом мы много чего сделали. Набрали и закинули в кузов Егеря сахара, риса, муки, макарон, приправ и консервов. Потом вспомнили и натаскали мыла, шампуней, зубной пасты и стирального порошка. Немного оклемавшаяся девчонка (ее звать Машей, оказалось), натаскала различных женских и детских кремов. Ну а я, напоследок, выпотрошил ювелирный и рыболовный отделы. Вошел во вкус, так сказать. И поехали домой.

А дома четыре дня подряд отыскивали, вытаскивали из-под развалин, и затопленных домов и хоронили погибших. Последние два дня работали в повязках, так как погода была теплой, и тела погибших разлагались. А сколько скотины дохлой вывезли и птицы! Очень много, погибло собак на привязях. Кошки в большинстве уцелели. А воронья слетелось с чайками! Тучи! Но они хоть всю мелочь вроде снулой рыбы подобрали. Мулла серый ходил, над каждым или каждой погибшими читая суры из Корана, не делая различий между конфессиями. Говорит, нет разницы, кто молитву читает, главное, правильно прочитать. Может, и прав. Хорошо хоть глава додумался, экскаватором могилы копать, и пару кранов с крановщиками нашел. Было очень страшно входить в дома, в которых, ты знал это, жили семьи с детьми. Очень.

И запах. Я думал, что этот приторно-сладкий запах уже из меня не вымыть. Похоронив последних погибших, мы все здорово напились. По крайней мере, я уже ничего не помнил.

Глава четвертая, в которой обнаруживаются огромные щуки и неизвестные горы.

— Кваааа!

А это что? Прикалывается, что ли, кто-то? Так громко орать! Я приподнял налитую свинцом голову.

— Кваааа! — Перед моими с трудом открытыми глазами сидела здоровая жаба. Не просто здоровая, а очень большая. И ярко — фиолетовая. С огромной ловкостью она поймала языком комара над моей пяткой (это же больше метра!). Так это не кошмарный сон? И эти затянувшиеся похороны были на самом деле? Я с трудом уселся на раскладушке, земля покачивалась перед глазами. Прихватил голову руками, но легче от этого не стало. Наоборот, стало мутить еще больше. Встал и пошел в конец огорода и долго пугал одинокий куст крапивы. Так тебе, сволочь, а то все время вырастаешь! Пусть тебе будет стыдно! Прекратив извергать из себя остатки вчерашней попойки, сходил в одинокий домик, а потом побрел к роднику.

Единственным светлым пятном в этом кошмаре был родник, который забил у меня на участке. Сильный и мощный, он быстро намыл из вынесенного с глубины песка чистый бочажок, из которого вытекал ручей. Вода была очень чистой, холодной и вкусной. Намного лучше, чем все бутылированные, она горной нисколько не уступала. Ручеек пересекал весь участок в длину и вытекал под забором, уходя вниз по кювету.

Помакав голову в ручей и умывшись пониже по течению, чтобы не пачкать бочажок, я напился из самого родника. И головная боль ушла. Будто рукой сняло. И похмельный синдром тоже. Очень сильно захотелось, есть, и я вспомнил, что четыре дня почти не ел. Захотелось, причем не есть, а жрать. На часах было полпятого. Над горами на востоке всходило Солнце. Над горами? Откуда они взялись? Наверное, из-за облачности не видно было, а сейчас ясно. После катастрофы натащило облаков. Еще одна загадка. Ладно, но где бы перекусить? Домой идти, так перебужу всех. А в Егере ничего нет из консервов? Проверил кабину и кузов, ничего съедобного. Прохладно, одни трусы на мне.

В гамаке похрапывал укрытый с головой Димка. Он почти не пьет, но вчера напоролся со всеми. Правда, ему малой дозы хватило, спать пошел. Снял с своей раскладушки легкое одеяло и накинул на плечи.

В окно выглянула сонная жена:

— Тебе чего не спится? Рань ведь какая!

— Есть хочу! — в животе у меня выразительно заурчало.

— Сейчас, подожди минутку.

Через пятнадцать минут я ел яичницу из пяти утиных яиц с салом. На газовой плите жарила (отец с такими же пенсионерами, как он сам, организовали заправку газовых бытовых баллонов на АГЗС). Супруга поставила чайник с заваренным чаем на подставку и села напротив меня. Я наворачивал жареные лепешки и был почти счастлив. Четыре дня нормально не завтракал. И не обедал. И не ужинал!

— Любый, мы с Ложкиной Любой поделили все продукты, что ты с Леонидом привез. И порошок с мылом тоже. Мария у них живет, кстати. Дальняя родственница Любки она. Но вот что я спросить хотела. Что за золото в мешке и что с ним делать будем? А в другом мешке ювелирные украшения? Вы зачем ездили? — она вопросительно приподняла брови.

Я тщательно прожевал кусок и затолкал в рот следующий. Показал жене на кружку. Она покачала головой, наливая мне чая, взяла сахарницу, но я замотал головой. Не люблю сладкий чай. Сладкое люблю, а вот чай с сахаром нет. Наконец еда закончилась. Я блаженно хлебнул чаю.

— Золото, а что с ним делать? Разделим пополам с Леонидом, наш трофей. Что с боя взято, то свято. — Я еще хлебнул чаю, благодать.

— А с ювелирными изделиями, это тоже с боя? — Супруга продолжала допытываться.

— Эти нет. В принципе, они мои как бесхозное имущество. Магазин казанский, и продавец с управляющим из Чистополя. — Я опять отхлебнул чаю. Подумал, и взял еще лепешку.

— Значит, я позвоню Любе и скажу, пусть Леонид приходит делить ваш трофей. — Алиса встала, потянулась за рацией. Шелковый халатик обрисовал ладное тело. Да, не девочка. Но очень симпатичная женщина! А ведь четверо суток не до утех было! Я со злостью вцепился в лепешку.

— Кстати, а почему ты решил, что я девочкам мамой стану, а? За меня решать вздумал? Они как куколки, верно, но ведь чужие дети. И как с опекунством быть? Ты знаешь, я стала к ним так привязана, и мне страшно, что их приедут и заберут чужие дяди. И за них тоже. Ведь такие умные и маленькие девочки. Они меня попросили мамой побыть, а то в детский дом заберут. — У Алисы заблестели глаза от сдерживаемых слез. Она у меня девушка очень чувствительная и душевная, просто претворяется грозной татаркой.

— А что, их на дороге бросить надо было? Я так не могу. И ты не можешь, я же знаю. Девочки маленькие, вырастут, нас родителями почитать будут. Не верю я, что это все спасательной операцией МЧС закончится. Вадим сказал, звезды другие, а он шесть лет на них в Самаркандской обсерватории смотрел. Так что не опекунами нам быть, а родителями. А как они с Катей и Лехой? — я допил чай.