Павел Корнев - Падший Страница 6

— Сколько?

Хмурый оценщик принял часы и первым делом взвесил их, затем через вставленный в глазницу окуляр оглядел клеймо, открыл заднюю крышку, сразу защелкнул ее и безапелляционно объявил:

— Тридцать франков.

— Сколько?! — решил я, будто ослышался.

— Тридцать.

— Да как так?! Золотой корпус, золотой браслет! Чистого металла — сорок граммов! Даже если за полцены, как лом в заклад брать, шестьдесят — семьдесят франков выйдет!

Оценщик выложил хронометр на прилавок и повторил:

— Тридцать франков.

— Наручные часы! Хронометр! Календарь! Меньше пятидесяти и разговаривать не о чем! — возмутился я. — Да если не выкуплю, их за полторы сотни с руками оторвут!

Мужичок поковырял меж неровных зубов заточенной спичкой и усмехнулся:

— Можно подумать, ты их покупал. Тридцать франков.

«Покупал!» — хотел рявкнуть я, но сдержался. Высокий и крепкий, характерная стрижка, недорогой костюм. И бесцветные глаза никакой роли не играют, мало, что ли, среди сиятельных головорезов? Ясно и понятно, откуда у такого типа золотые часы.

И если этим утром я легко мог выручить за хронометр и сотню франков, то теперь мой потолок — жалкая тридцатка.

Проклятье! Я так на них рассчитывал! Покупал с мыслью иметь при себе золотой запас на самый крайний случай, а в результате мне просто смеются в лицо!

Вернув часы на запястье, я защелкнул застежку браслета и достал бумажник. Выудил из него двухфранковую монету и раздраженно припечатал к прилавку.

— Будьте любезны, — указал я на затесавшиеся среди ювелирных украшений очки с круглыми черными линзами, напоминающие окуляры слепцов.

— Держите.

Нацепив очки на нос, я подошел к окну и выглянул на улицу. Линзы оказались сильно затемнены, и яркий солнечный свет наконец перестал резать глаза.

— Беру! — решил я.

— Да, пожалуйста, — лязгнул в ответ скупщик кассой.

Я покинул ломбард и направился к своим новым знакомым. Иван Прохорович, к моему удивлению, вместо вина заказал кофе; перед ним стояли пустая чашка и блюдце с оставшимися от круассана крошками. Емельян Никифорович грузно развалился на стуле, уткнулся в газету и курил.

Соколов первым обратил внимание на мой претерпевший изменения внешний вид и расплылся в широкой улыбке.

— Оригинально! — развел он руками. — Я намеревался рекомендовать вам купить шляпу, но, вижу, вы решили проблему самым кардинальным образом. Практически разрубили гордиев узел! Ваше второе имя, случаем, не Александр?

— Перестань, — попросил его из-за газеты Емельян Никифорович. — Ты так совсем запутаешься в именах и запутаешь меня.

— Пообедаем? — предложил я, потянув воздух носом.

— Ну не здесь же! — охнул Соколов и поднялся из-за стола. — Емельян Никифорович, идемте!

— Сейчас, сейчас, — отозвался тот, вдавил папиросу в пепельницу и принялся сворачивать газету.

— Да выкинь ты эту гадость! — посоветовал Иван Прохорович, погладив свою короткую шкиперскую бородку. — Что за манера портить себе аппетит чтением прессы?

— Мне интересно, что происходит в мире! — возмутился Емельян Никифорович. — Я же не читаю светскую хронику!

— И что нынче на первых полосах газет? Какие события?

— Все как обычно. — Красин нацепил на макушку канотье, а плащ накинул на согнутую в локте руку. — Война с ацтеками, стычки на Иудейском море, да еще бубонная чума и беспорядки в Индии. Полный набор.

— Не всех тугов еще переловили? — усмехнулся я. — Поразительно.

В последнее время душители Кали не сходили с первых страниц газет. Уничтоженная в прошлом веке англичанами секта почитателей богини смерти неожиданно для всех воспрянула из небытия, и фанатики-убийцы с удручающим постоянством отправляли на тот свет имперских чиновников, солдат колониальных войск и клерков Всеиндийской компании. А уж сколько было убито и закопано в неглубоких ритуальных могилах местных жителей, никто даже не считал.

Ивана Прохоровича мое замечание откровенно развеселило.

— Переловили? — всплеснул он руками. — О чем вы, граф? Если уж полковнику Слиману с его не ограниченными ни нормами права, ни рамками морали полномочиями не удалось выжечь заразу до конца, то что говорить о его нынешних коллегах? У них нет ни единого шанса!

— Ну, Индия и душители далеко! Где мы будем обедать, вот что меня сейчас интересует! — поспешил я отвлечь спутников от обсуждения последних новостей и перевести разговор на куда более актуальную для себя тему.

— Как где? В «Тереме», разумеется! — рассмеялся Иван Прохорович.

— В «Тереме»?

— Не слышали? Это русский ресторан, все наши там собираются.

— Как скажете.

Мы зашагали по улице, и Соколов не преминул вернуться к прежней теме.

— Емельян Никифорович, а вот ответьте: вся прогрессивная общественность по-прежнему требует дать индусам независимость? — не слишком-то вежливо толкнул он товарища в бок локтем.

— Не без этого, — подтвердил Красин.

— Ничего в этой жизни не понимаю! — покачал головой Иван Прохорович. — Ну что за люди такие? В последнюю войну поздравительные телеграммы императору Поднебесной отправляли, теперь за душителей вступаются. Как так можно?

— В первую очередь, они ратуют за объективность. Призывают не повторять ошибок прошлого и не грести под одну гребенку, — рассудительно отметил Емельян Никифорович. — Если человек индус, он не обязательно душитель. Презумпция невиновности…

— Брось! — отмахнулся Соколов. — Индусы как тараканы. Они повсюду! Да еще умудряются своей мистической ерундой пудрить мозги цивилизованным людям. Теперь уже и англичане среди почитателей Кали попадаются! Англичане, французы и голландцы! Можете себе представить?

Я мог, но не хотел. Хотел есть. Поэтому огляделся по сторонам и озадаченно спросил:

— Как вы здесь только ориентируетесь?

— Бросьте, граф! Заблудиться в этом городе невозможно! — уверил меня Соколов. — Он весь окружен линией электрической конки и нарезан на районы радиальными бульварами, словно неаполитанский круглый пирог…

— Пицца, — подсказал Красин.

У меня заурчало в животе.

— Именно пицца! Все радиальные дороги ведут к площади Максвелла, — подтвердил Иван Прохорович и махнул рукой. — Она там. Не промахнетесь.

Я посмотрел в указанном направлении и обратил внимание на висевший над городом дирижабль.

— Кто-то на воды прилетел? — пошутил я, озадаченно потирая свежевыбритый затылок.

— Что? — проследил за моим взглядом Соколов. — Нет, это какой-то нувориш из Нового Света взялся финансировать реконструкцию амфитеатра. На днях состоится открытие, поэтому цены на проживание растут как на дрожжах!

Меня это известие оставило равнодушным, поскольку задерживаться в городе я не собирался. Пообедаю, дабы хоть немного унять резь в животе, и отправлюсь прямиком на вокзал.

— Не нувориш, а миллионер и меценат, — укорил товарища Емельян Никифорович. — Уж поверь, перестройка амфитеатра влетела ему в копеечку!

— Нет, это ты мне поверь! — вспылил Соколов. — Отобьет свое на рекламе с лихвой! Подобная публика в убыток себе ничего не сделает. Капиталисты…

— Давай не будем ссориться, — мрачно глянул в ответ Красин. — К тому же мы уже пришли.

И в самом деле: на фасаде двухэтажного особняка красовалась яркая вывеска: «Терем». Перед высоким гранитным крыльцом дожидались клиентов сразу несколько открытых колясок, а на входе гостей встречал слуга в синей поддевке, жилете и заправленных в начищенные ваксой сапоги штанах.

Моих спутников слуга знал и поспешно распахнул перед нами дверь. Емельян Никифорович задержался сунуть ему в руку мелкую монету.

Внутри оказалось шумно. Просторный зал с пальмами в кадках вдоль стен и огромной люстрой под потолком был наполнен гомоном голосов; играла музыка, кто-то пытался декламировать стихи. На глаза попалось несколько свободных столов, но Иван Прохорович повел нас на второй этаж. Там было не так многолюдно.

— Франция — это просто какой-то кошмар, господа! — объявил собутыльникам статный молодой человек с пышной шевелюрой вьющихся волос. — Грязь! Физическая и, что еще страшнее, духовная!

Мы прошли мимо к свободному столу, и тогда Соколов небрежно бросил:

— Шлак!

Я обернулся и присмотрелся к столь нелицеприятно охарактеризованному им господину.

— От слова «шлакоблок», надеюсь? — спросил после у Ивана Прохоровича. — Не в плане оценки творчества?

Мои спутники рассмеялись.

— А вам, граф, палец в рот не клади! — покачал головой Соколов. — На ходу подметки режете!

Подошел официант, принес меню на русском.

— Чего изволите-с? — поинтересовался он.

За последний год я изрядно подтянул свое знание языка, поэтому в написанных кириллицей названиях не путался. Заказал тарелку ухи, черный чай и большую сковороду жареной картошки. Мог бы умять за один присест и целого поросенка в яблоках, помешала развернуться ограниченность в средствах.