Дмитрий Виконтов - Место боя Страница 6

Испустив короткий вздох, ректор поднял диплом и, как того требовала традиция, зачитал последний абзац:

«На основании запроса Военного Совета N2945, согласно решению Главного Координационного Совета Конфедерации от 2383.7.25, выпускник Высшей Академии Космонавигации Джеймс Ли Твист направляется на обучающую базу системы Мотор. После завершения курса адаптационного обучения Джеймс Ли Твист будет направлен в сектор Дакота для прохождения действительной военной службы на боевой базе „Гетман Хмельницкий“ в звании младшего лейтенанта вооруженных сил Конфедерации. Решение Совета должно быть приведено в исполнение в течение пяти дней с момента получения диплома».

Сказать, что зал был шокирован, — значит, ничего не сказать. Подобного здесь еще не происходило с тех пор, как Академию возглавил Бентаре — солдат для боевых баз всегда набирали в специальных военных училищах и летных школах, а из Академии Космонавигации еще ни разу не забирали выпускника на фронт. Даже сам ректор выглядел озадаченным, не говоря уж об остальных членах правления, а в зале — те вообще перестали что-либо понимать. Джеймс же смотрел прямо в глаза ректору, пытаясь свыкнуться с тем, что ему сообщили: он отправляется на место боевых действий Конфедерации и Империи Килрач. И не просто на военную базу, а на легендарный «Гетман Хмельницкий», свыше десятка лет ставившую палки в колеса всем планам килрачей в том регионе.

В памяти всплыл макет базы, когда-то висевший в его комнате: длинный и громоздкий трапециевидный корпус с вытянутым раздвоенным грузовым стабилизатором. Перед глазами промелькнули до мельчайших деталей знакомые истребители с военным гербом Конфедерации — меч под полумесяцем планет — на борту, и Джеймс представил, как он садится в подобный космолет, чтобы вместе с прославленными пилотами боевых звеньев, отправляется в бой против фанатиков — килрачей. На его лице как в зеркале отразилась вся гамма чувств, что не прошло мимо опытного взгляда экс-адмирала Бентаре, в прошлом когда-то начинавшего свою карьеру подобным образом на маленькой базе около Земли. Задумчиво покачав головой, он припомнил те дни и с симпатией посмотрел на взволнованного юношу: «Полон задора и, наверно, мечтает о сражениях», — мелькнула мысль и тут же пропала. Но теплое чувство осталось.

— Когда-то я начинал с такого же звания, правда, не в системе Дакота, — словно повторяя свои мысли, негромко, так чтобы расслышал только Джеймс, произнес ректор. — Ты знаешь, что впервые встретил килрачей лишь в сражении при Церере шестьдесят восемь лет назад?

— Нет, сэр, — оставил бесполезные попытки справиться со своим голосом Джеймс. — Мне не говорили об этом. Неужели это правда?

— Да, это правда. Я хотел бы поговорить с тобой после церемонии. Зайди ко мне в ректорат, я буду ждать тебя, — сказал Бентаре. Улыбнувшись, он положил руку на плечо юноше и повысил голос, говоря уже для всех остальных:

— Не скрою, запрос Военного Совета удивил меня. Среди нас нет таких, кто бы помнил о чем-то подобном за все время работы в Академии. Но… — отступив на вытянутую руку от Джеймса, он оглядел его с ног до головы, — …но решения Главного Координационного Совета не оспариваются. Поэтому я поздравляю вас с окончанием Академии и желаю успешной службы в войсках Конфедерации, младший лейтенант Джеймс Ли Твист.

Гася улыбку, ректор протянул Джеймсу руку. И Джеймс, охваченный бурей противоречивых чувств, с гордостью пожал ее:

— Благодарю вас, сэр.

Глава 2.

— Разрешите, сэр? — тихо пискнул коммуникатор на столе ректора Высшей Академии Космонавигации.

— Слушаю вас, — отвлекшись от созерцания целой кипы бумаг, ответил Роджер Бентаре.

— Пришел Джеймс Ли Твист. Он говорит, что у вас с ним назначена встреча. Пропустить его? — коммуникатор несколько искажал голос говорящего, но ректор почувствовал нотку заинтригованности в нем: известие о необычайном решении ГКСК и том, что один из выпускников Академии отправляется на легендарный «Гетман Хмельницкий» (который некоторые политики предлагали сделать военным символом Конфедерации), уже разнеслось по всей Академии. Сплетни, успешно действовавшие тысячу лет назад, с прежней эффективностью выполняли свою роль и в век технического прогресса, но это зависело скорее не от бездушных машин, а от практически не изменившейся за века человеческой природы. При мысли об этом старый экс-адмирал едва слышно рассмеялся.

— Сэр? — возглас из передатчика напомнил, что на другом конце линии дожидаются его ответа.

— Да, пропустите его. И не беспокойте меня.

— Слушаюсь, сэр…

Джеймс машинально пригладил волосы, и без того прилизанно лежавшие на голове, после повелительного кивка секретаря на пневмодверь кабинета ректора. В последний раз оглядев форму: нет ли где пылинки? — он решительно подошел к створкам двери и под любопытным взглядом секретаря коснулся блокирующей клавиши дверного замка. Зашипев, дверь разошлась в две стороны и сразу же закрылась за его спиной, стоило ему преступить порог.

Джеймс впервые был в кабинете ректора Академии и с интересом оглядывался по сторонам. Комната выходила окнами на западную сторону, и кроваво-красные лучи заходящего солнца бросали бурые блики на стены. Сам кабинет был обставлен крайне скудно, словно в подтверждение слухам про строгую и скромную жизнь главного администратора Академии. Вдоль стены по правую руку от входа располагались узкие полки забитые книгами, папками с документами, листами исписанного пластика; прямо напротив окна стоял массивный медного цвета стол, за которым восседал ректор, молча наблюдая за гостем. Над его левым плечом Джеймс отметил висящий в кольце силового поля Орден Конфедерации, награда, которой награждали в самых исключительных случаях; впрочем, сражение при Алосе-12 было одним из таких случаев.

Интерьер комнаты дополняли несколько легких стульев возле левой стены, полностью скрытой детальной схемой Конфедерации и известных людям приграничных секторов килрачей. Разглядывая карту, Джеймс заметил обведенный красным фломастером кружок примерно по ее центру; знаний юноши в космографии вполне хватило для того, чтобы определить какой именно сектор пространства отметил ректор: сектор Дакота, место его будущей службы. Скользя взглядом по карте, он не заметил, как ректор встал рядом с ним. Сей факт дошел до сознания Джеймса только тогда, когда, после длительного молчания, Бентаре обратился к нему.

— Готовишься?

Вздрогнув, как от удара током, Джеймс повернулся к ректору:

— Сэр? — но тот, словно потеряв к нему весь интерес, тоже рассматривал карту. Прошло наверно минут пять, в течении которых Джеймс не смел нарушить тишину, прежде чем ректор заговорил. Однако на сей раз трудно было понять, к кому обращался Бентаре: голос его больше напоминал не до конца очнувшегося от глубокого сна человека.

— Семьдесят пять лет назад я был таким же: молодым, нетерпеливым юнцом, горящем попасть в бой и громить «котов»; правда, я был немного постарше тебя. Тогда меня направили на станцию близ Юпитера, а после нескольких лет службы — на Цереру, где я дослужился до полковника. Потом была Церереанская битва, а еще позже — Алос-12. Долгий путь, как думаешь?

— Я..я думаю долгий, — запинаясь, ответил Джеймс, настороженно глядя на ректора. Поняв это, Бентаре рассмеялся и, жестом пригласив юношу в кресло, занял свое привычное место. Достав из стола тонкую сигару, он закурил ее и сквозь кольца дыма посмотрел на Джеймса.

— Как настроение? — внезапно спросил он. — Страшно?

«Страшно?» Джеймс задумался, морща лоб. Пожалуй: в конце концов, всей Конфедерации было известно, что самые ожесточенные бои шли именно в секторе Дакота, одном из ключевых мест, упорно удерживаемых человечеством. Отправиться на «Гетман Хмельницкий» — значит не просто подвергнуть свою жизнь опасности; это значило посвятить себя бесконечным поединкам в черных безднах космоса, где каждый из них мог закончиться твоей гибелью от руки фанатично ненавидящих человечество килрачей. «Правда стоит заметить, — подумал Джеймс, — что килрачи ненавидят и иные расы, с которыми им приходилось воевать, а для человечества и Конфедерации исключение делается в совсем другом смысле. За всю истории войны „коты“ не встречались с достойным себя противником, а тем более не терпели поражений, подобные разгрому на Церере».

Килрачи, испытывая к остальным расам отвращение, относились к Конфедерации и человечеству с большой опаской и своеобразным уважением. То, что они были фанатиками, отнюдь не делало их безрассудными камикадзе или дураками, хотя нередки были случаи, когда пилоты-килрачи таранили земные шатлы, погибая вместе с врагом. Но на это они шли лишь в самых исключительных случаях: когда не было другого выбора или когда ценой своей жизни они могли нанести серьезнейший урон противнику.