Михаил Ахманов - Куба, любовь моя Страница 6

Внезапно я уловил знакомую ментальную эманацию. Тянуло не с плато и не от камней на склоне, а снизу, оттуда, где стоял наш джип. Запах крепчал с каждым шагом, и я уже не сомневался, что у машины нас поджидают, но не в кустах – спрятаться там было негде. Анна, Кортес и дон Луис спускались, оживленно размахивая руками и что-то обсуждая на испанском; Анна смеялась, полковник крутил усы, старый археолог дымил сигарой. Они ничего не заметили. Ну, на то я и Забойщик, чтобы первым чуять неприятности.

Вытащив обрез, я ускорил шаги и обогнал своих спутников. Смех Анны за спиною тут же смолк; сообразила моя ласточка, что дело пахнет керосином. «Шеффилд» лежал в моих руках, точно смертоносный груз. Я ощущал холод приклада и ствола – мое чудесное оружие не нагревалось на солнце и словно бы успокаивало меня, напоминало, что мы с ним единое целое. Это чувство было ясным и острым. Пот на висках внезапно высох, биение пульса замедлилось, солнце выпустило меня из жарких объятий. Зной, пыль, непривычный пейзаж, запахи чужой земли – все это не имело значения; сейчас я был готовым к схватке воином. Ловцом божьим, как назвал меня когда-то архимандрит Кирилл.

Ноги сами несли меня к джипу. Среди травы и редких кустов не спрячешься, мелькнула мысль; значит, затаились под машиной… Тварь была не одна – запах слишком силен. Сколько их?.. Двое, трое?.. Не больше трех, решил я; четверым под джипом не укрыться.

Кажется, нас считали легкой добычей: старик и девушка не в счет, а у мужчин оружие несерьезное, не автоматы и базуки, а пистолет и допотопного вида обрез. Зато кровушки – двадцать с лишним литров! Большое искушение. Особенно для вторичных, ставших упырями пару месяцев назад.

Я притормозил шагах в пяти от джипа и сказал:

– Вылезайте, сучьи дети. Кушать подано.

Конечно, они меня не поняли, но тон был важнее слов. Этим горячим кубинским упырям я предлагал поединок. Ружье и клинок против клыков, дьявольской ловкости и жажды крови.

Дальнейшее заняло секунды. Три – все-таки три! – полунагих ублюдка выкатились из-под машины. Быстрые, но все же не состязаться им в скорости с Малютой, приговоренным мною на Рублевке. В сравнении с этими вторичными Малюта был орел! Древняя тварь, хищная и смертельно опасная… Таких, как он, в мире десяток или два, и устаканить любого – изрядный подвиг для Забойщика.

П-пах! – прошептал мой «шеффилд», и упырь, не успев подняться, рухнул у колеса с разбитым черепом. Второго я снял в прыжке, всадив ему пулю точно между глаз. Третий собирался навалиться на меня, рвануть за горло, но не тут-то было: я приласкал его прикладом в лоб, потом отступил и снес башку катаной. Иницианты, судари мои, и к тому же без большого опыта.

Мои спутники сошли вниз. Анна была спокойна и свежа, как майская роза, но на лицах мужчин читалось потрясение. Дон Луис нервно жевал окурок сигары, полковник шарил рукой у пояса – должно быть, пытался достать пистолет. Его роскошные усы висели, словно две мочалки.

– Мучас грасиас….[6] – наконец выдавил Кортес. – Как вы их!.. Я кобуру не успел расстегнуть! Вы, дон Педро, вы…

– …профессионал, – положил я конец его восторгам. Затем наклонился над убитыми, раздвинул им челюсти кинжалом и осмотрел клыки. – Больших клыков еще не отрастили, дон Алекс. Все вторичные, иницианты.

– Что это значит, компанейро?

– После объясню. Вы узнаете кого-нибудь? Хотя бы этого? – Я ткнул клинком в отрубленную голову.

Полковник пожал плечами, но тут вмешался дон Луис – выплюнул свою сигару, вытер лоб платком и произнес:

– Тот, кого вы, дон Педро, изволили обезглавить, – Пабло Неро из Каримбы, почтовый служащий. Развозил по окрестностям письма и газеты на велосипеде, исчез три месяца назад. Еще одного тоже могу опознать, татуировка у него заметная. – Он показал на труп с изображением Фиделя на предплечье. Команданте был как живой, в бороде и берете, с решительным выражением лица. – Это Алонсо Куэва, пастух из Опончи. Ему лет сорок, и когда-то он служил в армии. Большой фантазер! После третьей кружки любил рассказывать, как сражался с контрас в заливе Кочинос.[7]

– Вы уверены? – с сомнением спросил Кортес.

Барьега гордо вскинул голову.

– Я, полковник, тридцать два года езжу в эти края! Я тут каждый камень знаю – от Куманаягуса до Санкти-Спиритус! Каждый камень и каждого человека! Только безголовых, – он бросил взгляд на третий труп, – опознать не могу!

– Ладно, – пробормотал полковник. – Пришлю людей, чтобы забрали трупы.

Говорили они на испанском, и речи Барьеги и Кортеса перевела мне Анна. Мы забрались в машину, и полковник развернул джип на залитой кровью траве. Я сел рядом с ним и всю обратную дорогу объяснял разницу между первичными и вторичными вампирами и пересказывал гипотезы Байкалова и других специалистов. С литературой об упырях на Кубе было напряженно – если Кортес что и читал, так только откровения святого Юлиана. Ввиду отсутствия вампиров тут занимались классовой борьбой и разоблачением коварных планов американского империализма.

Так, беседуя о полезном и приятном, мы добрались до Каримбы, до городской площади и кабачка «Паэлья», у дверей которого нас встретил капитан. Я, кажется, упоминал, что он мулат?.. У всех темнокожих, у негров и мулатов, бледность проявляется специфически – кожа не бледнеет, а сереет. Так вот, Мигель Арруба был серым, точно пепел.

Интермедия 1

Из записок Педро Санчо,

секретаря и хрониста экспедиции

Мы достигли этой страны в год 1532 от рождения Господа нашего Иисуса Христа – да будет Он нам опорой и защитой! Мы спустились с гор, и там была красивая плодородная долина в несколько миль шириной, так что после тяжких странствий среди скал и камней мнилась она чертогом небесным. Многие из нас подумали, что вся страна такова, и возрадовались в душе своей; тогда мы еще не знали, что эти края совсем не походят на Старую и Новую Испании и на те большие острова, что были первыми открыты в Новом Свете. Страна эта тянется между Мар-дель-Сур, Южным морем, и огромными неприступными горами на тысячи миль, и большей частью она неприветлива и бесплодна, населена враждебными племенами, и мало в ней деревьев, злаков, трав и иных плодов земли, зато много камня, много скалистых гор, теснин, пропастей и ущелий. А еще много золота, что искупало в наших глазах и сердцах все другие ее недостатки.

Вслед за генерал-капитаном мы спустились в долину. Нас было сто шестьдесят восемь человек, все в доспехах, с добрыми толедскими клинками, с аркебузами и фальконетами, и часть войска шла пешком, а часть ехала на лошадях, которых удалось сберечь по дороге через горы. Все эти люди были опытными закаленными воинами, сражавшимися с дикарями на островах, и в Новой Испании, и в Панаме, и в иных местах. Что до генерал-капитана, а в будущем – маркиза и нашего губернатора, то исполнилось ему уже больше пятидесяти, но отличался он телесной крепостью, умом и властным нравом. Поговаривали, что он не родовит, что был он в прошлом бедным конюхом и, достигнув звания своего, так и не выучился читать и писать. Возможно, есть истина в тех разговорах и тайных шепотах, но генерал-капитан провел в Новом Свете тридцать лет, жил на островах и во многих землях континента, предводительствовал многими походами и умел усмирять дикарей и править своими людьми. Никто не ставил под сомнение его власть – никто, кроме…

Из свидетельств Педро Катаньо,

участника экспедиции

Дикари ужаснулись при звуках стрельбы, а еще более их напугали всадники, ибо лошадей они не видели никогда. И вот на площади и за ее пределами началась ужасная бойня; воины местного владыки, устрашившись, не оказывали сопротивления, а думали лишь о том, как убежать и спасти свою жизнь. Но ворота в стене были слишком узкими, и потому они не могли убежать все разом, и те из них, две или три тысячи, что находились далее всех, бросились к стене и частью свалили ее, обрушив камни себе на головы. Этот пролом был шириною в десять шагов, а стена, низвергнутая толпой бегущих, была в человеческий рост и весьма толстой. За стеной лежала равнина, и дикари хлынули туда, а наши всадники преследовали их и рубили сотнями. Пешие солдаты, оставшиеся на площади, расправлялись с дикарями так быстро, что в скором времени все они были преданы мечу.

Всадники, мчавшиеся по равнине, кричали: «Бейте их, колите копьями! Не давайте никому скрыться!» Когда отряды, стоявшие на равнине за городскими пределами, увидели толпу бегущих в ужасе людей, они тоже дрогнули и пустились в бегство. Вся долина была заполнена их воинством, и многие из них были убиты. Уже спустилась ночь, а всадники скакали и скакали тут и там, пронзая дикарей мечами и копьями. В тот день полегло шесть или семь тысяч воинов владыки, а у многих были отсечены рука или нога или нанесены другие раны. Если бы не страх перед лошадьми и грохотом аркебуз, эти люди могли бы задавить нас числом, но они не сражались, они бежали, как кролики, преследуемые волком. Мы избивали беззащитных.