Татьяна Апраксина - Мир не меч Страница 6

Мне хочется его стукнуть – за то, что стоял и смотрел и не остановил драчунов. Тоже мне повод для любопытства! Впрочем, вряд ли дело в любопытстве. Лаан просто слегка ленив и вмешивается, только если дело действительно того стоит. Мелкую стычку он явно не считает поводом для применения своих атрибутов миротворца – кулаков.

– Хайо, что вы тут устроили? Зачем?

– Он пришел, – кивок на тенника, – без спроса. Из стены вылез.

– Я говорить пришел… – бухтит волчонок.

– Ну и Альдо к нему пристал. Как обычно. – Можно не пояснять, все знают, что Альдо ненавидит тенников. Сами тенники тоже знают. – Ну, сначала он кулаками отмахивался. Хорошо так отмахивался. В общем, смешно было. В глаз вот мне засветил. По-честному, в общем. Потом Альдо ему подножку поставил и решил по полу повалять. А он подпрыгнул – и когтями. Ну и все.

В глаз засветил? Хайо? Чудные дела творятся в Городе. Или Хайо решил сыграть с мальчишкой в поддавки, за что и огреб? Тенники – ребята шустрые, скорость их реакции непредсказуема. Иной доходяга может вдруг продемонстрировать такую быстроту движений, что остается только позавидовать. Ладно, Хайо, кажется, синяком только доволен. Нечасто ему попадаются достойные спарринг-партнеры, вот он и пытается поиграть с кем попало.

– А за что ты Альдо?

– А за все. – Тут тоже можно в подробности не вдаваться: что Хайо большой поборник справедливости – знают все. Как в понятия о ней укладывается давняя дружба с главным скандалистом Города – тайна.

– Ясненько. Молодцы. Пошли в кухню, чай будем пить.

Лаана приглашать дважды не нужно – он бросает полотенце, обгоняет меня и начинает стучать посудой так, что слышно и здесь. Хайо поднимается и протягивает мальчишке руку. Тот смотрит на руку, в лицо Хайо, потом поднимает глаза на меня. Я выразительно хмурю брови и делаю страшные глаза. Тенник соизволяет принять руку, встает и начинает отряхиваться с таким видом, будто его костюму беспризорника могло повредить лежание на нашем полу.

Жду пару минут, потом не выдерживаю – тоже мне чистюля выискался.

– Пошли, пошли…

Я замыкаю шествие, надеясь, что смогу расслабиться. В отсутствие Альдо, редкостного красавчика, изрядного подлеца и уникального истерика, это представляется вполне реальным. А скорого возвращения белобрысого ожидать не стоит. Скорее всего его выбросило на одну из первых завес. Но даже если и нет – на путь сюда ему потребуется несколько часов.

Терять сознание на верхней завесе не рекомендуется.

Особенно – от удара по голове. Временное исчезновение гарантировано.

И мы пьем чай, заваренный Лааном, – с корицей, имбирем и гвоздикой и, по желанию, с красным вином. Хайо подливает вина больше, чем заварки, и кипятком пренебрегает. Я таких крайностей не люблю, пью, как делает сам Лаан – пару столовых ложек вина, на два пальца заварки, остальное – вода. Не кипяток, немного попрохладнее. По мнению бородатого любителя чая, кипятком заваривают только варвары. А люди, мало-мальски смыслящие в чаепитии, пользуются слегка остуженной водой.

Сходимся мы с ним в одном – чай с сахаром пить нельзя. Это уже не чай и не сахар, а сладкая бурда. Впрочем, Хайо эти наши представления по барабану. Хотя вот кому бы пошло соблюдение всех правил чайной церемонии, так это ему. Темноволосого, скуластого и слегка раскосого Хайо легче всего представить в каком-нибудь чайном домике, облаченным в японские одеяния и с парой мечей, лежащих неподалеку.

Внешность порой обманчива – он дерется врукопашную, стиль борьбы некий смешанный. Он всегда готов рассказать, откуда тот или иной прием, но у меня в голове все это задерживается плохо. Да и искусство Востока Хайо вовсе не привлекает. Его основные увлечения – мотоциклы и парапланы.

Из сладкого – чернослив, нафаршированный грецкими орехами в меду, и шоколадные вафли, тоненькие и хрустящие. Тенник аж облизывается и на правах несправедливо обиженного дважды протягивает кружку за новой порцией чая. Обычно тенники не очень-то жалуют пищу людей. Да и крепкие напитки у них сугубо свои – на мой вкус, редкая дрянь. Но этот – из клана верхних, видно сразу. Они меньше отличаются от нас.

Допивая вторую кружку, я поворачиваюсь к нашей жертве и спрашиваю:

– И о чем же ты пришел говорить, камикадзе?

Мальчишка хмурится и, сложив губы трубочкой, всасывает чай. Натуральный беспризорник…

– Ну, как хочешь.

– Про метро.

Хайо закатывает глаза и тихо стонет. У меня тоже пропадает аппетит.

– Что с метро?

– Нужно чистить синюю ветку. Всю, повдоль.

– Ай, спасибо, хорошо, положите на комод… – напевает Лаан, усмехаясь. Нос у него уже пришел в совершенно нормальный вид – напрасно я думала, что сломан. На этом медведе все заживает, как на… допустим, на собаке.

– Хорошо, скоро займемся.

– Какое скоро? – заводится с пол-оборота ребенок. – Вы туда спуститесь, б… блин!

– Горелый.

– Что?! – Тенник поворачивается ко мне, в желтых глазах совершенно человеческого разреза, но без белков, пульсируют кошачьи зрачки.

– Блин, говорю, горелый. А также кочерга. Ядреная. Мы тебя услышали. Тебя кто послал, староста нижних?

Тенник аж давится вафлей от моей проницательности. Интересно, где достали такого молоденького мальчишку. И зачем. И с какой поры нижние вот так вот по-простому отправляют к нам курьеров с ценными указаниями. И кого звать на зачистку, дело грязное, муторное и неблагодарное. Много интересного принес малолетний когтистый тенник. Или я как-то проснулась в неполной памяти?

– Вот что, любитель блинов. Допивай чай и отправляйся к своим, скажи – все сделаем. На Альдо обиду не заковыривай. Он, конечно, сволочь – но он ветку чистить и будет, сам знаешь.

– Мне велели с вами пойти.

– Зачем? – Брови Хайо ползут вверх, скрываются под челкой, там и остаются. У него вообще очень выразительная физиономия, и рожи он строит мастерски. Сейчас на его лице написано горькое сожаление о том, что Хайо не позволил белобрысому обидеть тенника так, что тот смылся бы. Тенник, разумеется. Альдо мы как-нибудь переживем.

– Я слухач, – гордо заявляет мальчишка.

Я приглядываюсь к нему – тощий, долговязый, в затрепанной одежонке не по размеру. Возраст, конечно, не определишь, но по нашим меркам – лет пятнадцать. Мордочка с острыми чертами слегка чумазая, но очень симпатичная. Длиннющие нечеловеческие пальцы, когтей сейчас почти не видно, только самые краешки. Волчонок с кошачьими лапами. Забавная зверушка и живучая, на первый взгляд. Но тащить его на зачистку?

– Как тебя зовут?

– Кира, – отвечает тенник.

Повисает многозначительная пауза. Про Киру-слухача мы слышали множество легенд, баек и сплетен. Весьма лестных, надо сказать. Самого ни разу не видели – слишком деловой он был, не снисходил до нас. И уж никак в них не вписывался строптивый подросток вида «я начал жизнь в трущобах городских». А имена у тенников не повторяются – прописная истина.

И чужим именем назваться не посмеет никто.

– Да нет, не можешь ты быть тем самым Кирой, – лениво говорит Лаан.

– Я? Да, блин… – взвивается мальчишка, подскакивает, роняя кружку.

– Горелый. – Хайо усмехается. – Ну и куда с тобой таким идти? Дергаешься, как блохастый.

– Не верите – идите сами. – Кира вспоминает про профессиональную часть и садится, демонстративно медленно поднимая кружку и водружая ее на стол. – Вот я посмотрю, что от вас оглоеды оставят…

Меня пробирает дрожью, Хайо приоткрывает рот и так и застывает.

– Еще и оглоеды. Все лучше и лучше, – басит Лаан. – Радуешь ты меня, дитя городских джунглей.

– Ну а я про что…

– Ладно, Кира. Если ты не будешь драться с Альдо и вообще дергаться, пойдешь с нами. А сейчас – пойдем-ка со мной, пошепчемся, – говорю я.

Тенник покладисто идет за мной в комнату напротив студии. Сейчас это здоровенная, квадратов на сорок, гостиная. Кожаные кресла, широкий диван, всякая прочая европейского вида мебель, на стенах какие-то гобелены, икебана…

Я сажусь на диван, смотрюсь в зеркальный шкаф напротив. Круглая физиономия, длинные светлые волосы, джинсы и белый свитерок в облипку. Забавно. Черт лица мне не видно – далеко, но это и не самое интересное. Нос, рот, глаза на месте – и достаточно. Тенник усаживается рядом, вплотную, и кладет лапу мне на бедро. Рука горячая – чувствуется даже через плотную ткань. Поворачиваю к нему лицо – он усмехается, демонстрируя тонкие острые кошачьи зубы, наклоняется, прижимает лоб к моему виску.

Тепло. От него пахнет морской солью.

Не такой уж он и юный, слухач Кира. Я удивляюсь, как ловко он нас всех провел, притворившись мальчишкой. Или не притворившись – среди тенников есть и те, кто меняет не внешность, но возраст. Сейчас это – взрослый, уверенный в себе мужчина. Даже слишком, пожалуй, уверенный – рука уже у меня на плече, и пальцы спускаются по груди, а зубы прикусывают шею.

Я вздрагиваю от удовольствия, потом смотрю на настежь открытую дверь.