Ларри Мэддок - Крах Золотой Богини Страница 6

Часть телепатической структуры Уэбли была постоянно настроена на партнера; остальную же он нацелил на мозги противников Форчуна. Несколько секунд между Уэбли и Форчуном происходил беззвучный диалог, на все вопросы Форчун немедленно получал ответ через протоплазматический усик у своего уха. Как только Ки'ем напрягся, чтобы пустить дубину в дело, Форчун сократил расстояние между ним и собой и резко выбил тяжелым мечом оружие из рук противника. И тут же неожиданно с размаху ударил щитом в лицо двум другим и отступил назад.

— Кому еще нужна старая карга? — бросил он вопрос толпе, расставив ноги пошире.

— Справа, — сообщил Уэбли ему в ухо. — Он целит низко.

Форчун опустил кончик меча к поверхности дороги, буквально в нескольких сантиметрах перед молодым манукронийцем, который бросился ему в ноги. Опершись на меч, Форчун подпрыгнул и тяжело приземлился на спину своему противнику, затем отступил в сторону, держа оружие наготове.

— Сзади кинжал, — сообщил Уэбли. Развернувшись, Форчун ударил мечом. Клинок окрасился кровью, получив боевое крещение.

— Следующий! — обратился он к манукронийцам.

Толпа отхлынула назад на безопасное расстояние. Но Форчуну противостояли еще полдюжины дружков Ки'ема. Уэбли чувствовал, что они не оставили агрессивных намерений.

— Боитесь меча? — засмеялся Форчун и с презрением воткнул меч в землю. Чтобы усилить оскорбление, он повесил щит на рукоять меча. — Мой кинжал хочет пить! — Ганнибал отцепил его от пояса и подбросил так, чтобы лучи заходящего солнца угрожающе сверкнули на его отполированномt лезвии, потом выставил оружие перед собой, двигая его полукругом. — А тебя я поражу магией, — сказал он, театрально указывая на ближайшего из противников.

Он нажал замаскированный спуск на рукояти кинжала. Молодой человек рухнул, схватившись за живот, убежденный, — как и вся толпа, — что он уже мертв. Только Форчун и Уэбли знали, что его мнимая кончина была результатом относительно безвредного наркошприца.

— Теперь тебя! — закричал Форчун, разделавшись точно так же еще с одним.

Воинство Ки'ема отступило. Форчун смерил этих парней презрительным взглядом.

— А вас, трусливые бабы, — сказал он, раскатывая во рту это местное оскорбление и делая паузу нужной длительности, — я отпускаю живыми.

Наступила тишина, когда страсть толпы к насилию боролась со страхом. Затем кто-то выкрикнул:

— Забирай себе глупую старую каргу!

— Сумасшедшая — твоя. Ты проклянешь тот день, когда встретил ее! — добавил другой.

Продолжая ворчать, головорезы отправились назад. Толпа последовала за ними.

Смеясь, Форчун снова повесил щит на спину, вытер меч о свою злополучную жертву и вложил в разукрашенные ножны.

— Твоя храбрость продолжает удивлять меня, — заметил симбионт. — Ты, конечно, понял, что забыл включить свое защитное поле?

— Где старуха, Уэб? — спросил Форчун.

— Прячется в кустах на обочине дороги, как раз за поворотом.

Выйдя победителем из этого сражения, Ганнибал Форчун громко затянул мелодию, которая поддерживала не только его дух, но и Уэбли тоже. Особенно впечатляла строчка:

— Йо-хо-хо и бутылка ксанти…

Когда они поравнялись с укрытием беглянки, он прервал пение, чтобы сказать:

— Выходи, старушка, я выиграл тебя в честной битве. Все равно тебе негде переночевать, а я бы хотел перемолвиться с тобой словечком.

Удивленная, она вылезла из кустов и, полная сомнений, пала ниц в шаге от него.

— Поднимись, я хочу взглянуть на тебя.

Она послушно встала. Он мысленно посоветовался с Уэбли: — Вернемся переночевать в это святилище?

— Отличная идея, Ганнибал.

Старушка в этот момент споткнулась. Форчун бросился поднимать свою оборванку. В старости у людей хрупкие кости, и агент испугался, что она себе что-нибудь сломает. Она тяжело оперлась на его руку, но, сделав первый шаг, застонала от боли. Оказалось, что ее лодыжка просто вывихнута. Форчун тихо проклинал свое невезение. Всем уважающим себя героям песен и легенд удавалось спасти молодых девиц. Почему же он обременен скрюченной старой каргой? Он попытался представить себе ее в юности; пятьдесят лет назад она, должно быть, была лакомым кусочком. А ее ноги до сих пор оставались красивыми.

Между тем старушка могла быть гораздо полезнее, чем любая из ее внучек. Она была тем историческим справочником, о котором он мечтал час назад.

Форчун поднял ее на руки и понес обратно в гору. Старушка оказалась не особенно тяжелой ношей.

Вскоре он подошел к пещере, скрытой в склоне холма. Если даже Ки'ем вновь наберется храбрости и организует поиски, найти их будет непросто.

Войдя в святилище, он бережно опустил женщину на сухой пол. Снаружи небо было уже темно-синим, ночь тихо наступала с моря, настигая солнце за курящимся вулканом на западе. Внутри крошечной пещерки мрак был почти непроницаемым. Форчун коснулся шлема сбоку, и спереди включился замаскированный под маленький драгоценный камень в основании его геральдической эмблемы инфракрасный прибор ночного видения. Форчун посмотрел на старушку, которая в свою очередь пыталась разглядеть собственного спасителя на фоне появляющихся звезд.

— Ты в безопасности, — заверил он ее. — Кто ты?

— Меня зовут Норни, господин. Я пророчествовала твое появление все эти долгие годы. Спасибо Нодиесопу, что ты наконец пришел, о великий Спаситель и Мститель!

Она, тяжело дыша, легла на мягкий песок.

— Я так устала, господин.

Глаза старушки закрылись, и голова бессильно откинулась. На мгновение Форчун подумал, что она умерла, но Уэбли быстро заверил, что она просто уснула, измотанная побегом от толпы. Форчун задумчиво снял плащ и накрыл ее.

— Одно хорошо в этих людях, — сказал он, выпрямляясь, — они верят в героев.

— Прежде чем слишком выпячивать грудь вперед, — парировал Уэбли, — вспомни, как ее называла толпа.

— Как же?

— Сумасшедшей.

Глава 3

РАССКАЗ СТАРУШКИ

Сумасшедшая Манукрониса — а это было, признала она, одним из многих имен, которыми поклонники Йоларабас наградили ее, — пробудилась после короткой дремоты. Форчун развел костер, пока она спала, и сварил на нем вкусную похлебку. Старушка попробовала ее с настороженностью животного, имеющего опыт того, как лакомство становится ловушкой, затем жадно принялась есть.

Небо теперь было бархатно-черным, только на западе, где сверкающая красным лава освещала небо над возвышающимся вулканом, создавалось впечатление длящегося всю ночь заката.

— Манукронис… — повторил Форчун, выслушав признание женщины.

— Кое-кто помнит дни, когда он назывался Нодиесопис. Уверяю тебя, господин, есть много тех, кто все еще молится морскому богу и кто плюет на Йоларабас, как это делаю я.

Форчун подавил улыбку. Многолетняя преданность Норни богу моря была в его пользу. Ведь символы Нодиесопа, как оказалось, украшали его собственные щит и шлем.

— Поэтому толпа хотела убить тебя? — спросил он.

Она покачала головой:

— Я называла Йоларабас ложной богиней много раз и прежде. Сегодня я зашла слишком далеко: я выступила против самого Кроноса. Хранители терпят различия в религиозных воззрениях, но это они назвали изменой.

Форчун кивнул:

— Значит, они отдали тебя толпе.

— Толпа отняла меня у них. Забить камнями было бы быстрее, чем ждать, пока Р'кагн вынесет мне приговор. — Она улыбнулась и нетерпеливо продолжила трапезу. — Они, конечно, не могли знать, что ты спасешь старую Норни.

— Норни, я иностранец. Расскажи мне, как все это началось, чтобы я смог понять. Начни со времени, когда Кронос появился впервые. Что ты знаешь о нем?

Глаза старой женщины заблестели в свете костра, когда она погрузилась в свои воспоминания:

«Приход Кроноса был предсказан Ману много лет назад в правление царя Оранаса, который был великим воином своего времени, но не оставил наследника. Каждая из его жен беременела в свой срок, но все потомки Оранаса рождались мертвыми. В гневе он бросал их всех в огненное озеро С'ратрат вместе с их матерями. Каждая новая жена выбиралась из древнейших семей царства, чтобы быть уверенным, что в жилах потомства течет кровь героев. Говорят, что старый Оранас обвинял эти благородные семьи в вырождении и нечистоте крови. Иначе почему же их дочери не способны были произвести на свет живого ребенка? Также шептали за его спиной, что бог моря проклял семя Оранаса и сделал его бесплодным, но старая Норни сомневается, что Нодиесоп мог быть таким жестоким».

Старушка остановилась, ища подтверждения своим словам на лице ее великодушного спасителя, но, не увидев на его лице ничего особенного, продолжила свой рассказ:

«В то время в портовом районе жила очень милая и талантливая молодая девушка, единственная дочь скромного корабела Ллахвена. Девушку звали Сэгея, что означает «щедрая». Ее мать рано умерла. Ллахвен очень любил свою дочь и называл ее царицей своего сердца. Однажды, когда царь Оранас осматривал свой флот, на глаза ему попалась девушка, и он спросил, как ее зовут. Когда она сказала, что ее зовут Сэгея, он велел ей отправиться во дворец вместе с ним.