Маргарита Тара - Сомнирум Страница 6

По мощеной дорожке Блэки спустилась к Старым прудам – ее маленькому островку спокойствия и уединения. Это было одно из немногих мест в городе, которых модернизация почти не коснулась – не слышно было шумных аттракционов, вода была настоящей, а не той серебристо-голубой субстанцией, на которую транслировалось голографическое изображение водорослей и рыбок – золотых и пестрых, как на Центральных прудах Шерасского квартала. Не было и фонтанов, исторгающих из самого центра прудов водяные струи, которые, изгибаясь, принимали самые невозможные формы, а затем обрушивались вниз и распадались на сотни мельчайших брызг.

Был лишь каскад из четырех чистейших прудов, отделенных друг от друга пешеходными аллеями, да скамейки, аккуратно выстроившиеся вдоль набережной. И тишина, изредка нарушаемая пролетающим над головой аэромобилем.

Блэки с наслаждением втянула в себя свежий воздух и медленно выдохнула. Забравшись с ногами на причудливую резную скамью, оглядела пруды прищуренным взглядом. Солнце слепило, а она практически никогда не надевала визор. Благодаря живому воображению и умению улавливать малейшие оттенки голоса ей не нужно было видеть лица собеседника, чтобы понять, когда он хмурится, злится или улыбается. Только дужка наушника за правым ухом была неизменна, но не потому, что ежеминутно разрывалась от звонков. Блэки привыкла слышать голоса только двух, самых близких ей людей. Но большего ей и не требовалось.

Сегодня на прудах она оказалась не одна – что уже само по себе удивительно. Молодая пара – по возрасту чуть старше Десс – прогуливалась рука об руку. Парень с красивым мужественным лицом смотрел прямо перед собой и говорил что-то своей подруге. Девушка смеялась, изредка заправляя падающую на лицо прядь светлых волос обратно за ухо. Выходило это у нее совершенно искренне и совсем не кокетливо.

Блэки, задумчиво оглядев незнакомку, мысленно окрасила ее в серебристый цвет. Таким ей казался ее смех – хрустальным, нежным, как множество колокольчиков. Присмотрелась к ее спутнику. Четкий, гордый профиль, под тонкой тканью футболки вырисовываются крепкие мышцы. Блэки воспринимала его чуть иначе. Темно-серым, цвета пасмурного неба. Сдержанный, сильный – именно таким она хотела видеть своего будущего избранника.

Блэки любила определять в людях подходящий им Цвет. Если бы Десс прознала о ее невинной забаве, всенепременно подняла бы на смех. Ей не объяснишь, что многие вещи Блэки привыкла видеть иначе. Когда Долго пребываешь в одиночестве, невольно придумываешь себе увлечения, какими бы странными они ни казались. Чем больше проводишь времени наедине с самой собой, тем больше отыскиваешь в своей душе потаенных уголков, незаметных для посторонних.

Воображение рисовало Блэки совершенно другой мир – принадлежащий ей одной и не допускающий чужого грубого вмешательства.

В этом ее фантазийном мире, где царствовали цвета, звуки и ощущения, Десс принадлежал бордовый цвет – цвет силы, ярости, внутреннего напора. А ей – темно-синий, спокойный и глубокий, как море, которое она видела лишь однажды – во время ее единственного, но запомнившегося на всю жизнь посещения Сомнирума.

Блэки вынырнула из глубин памяти, положила на колени тетрадь и вооружилась ручкой. Быстро набросала портрет пары – она не слишком была сильна в рисовании, но это помогало лучше прочувствовать момент. Задумчиво глядя на свое творение, Блэки попыталась понять: кто они, эти двое? Как давно знакомы, что значат друг для друга? Просто друзья, влюбленные или даже супруги? Как часто ссорятся? Есть ли у них собственные традиции – вроде поедания шоколадного мороженого за просмотром видеовизора по воскресеньям?

Она задумчиво полистала тетрадь. Страницы приятно шуршали, кончики пальцев ощущали шероховатость бумаги. Листы похрустывали от пролитых на них чернил и графитовых зарисовок. Пометки, наблюдения, мысли, подслушанные когда-то удачные диалоги, цитаты, слова, подчеркнутые жирными линиями – кусочки одного большого пазла. Когда Блэки будет готова, она его соберет.

Девочка предвкушала этот момент. Книга о Бене-Исс должна была стать делом всей ее жизни. Блэки хотела написать историю, которая изменит представление граждан города-государства о мире, в котором они живут. О людях, которые их окружают. О Системе и ее механических слугах.

Поэтому каждый божий день Блэки скрупулезно записывала в толстую тетрадь все, что видела и слышала. Слова кружились в голове в ожидании подходящего часа, чтобы выплеснуться на бумагу. Перед глазами вставали эпизоды из жизни выдуманных ею героев, которых и не существовало вовсе – но Блэки видела их так отчетливо, так ясно ощущала все их эмоции, что и сама начинала верить в собственную фантазию.

И она чувствовала себя ответственной за то, чтобы донести истории этих людей всему Бене-Исс. Праэко называли себя вестниками Системы. Блэки же хотела стать голосом, вестницей живых.

И пусть она была странноватой для других одиночкой, лишенной друзей и популярности, за которой так гнались сверстники. Пусть Система лишила ее матери, в одночасье разрушив и без того невеселую жизнь. Одного Система не могла отобрать у Блэки – ее мечту.

Глава четвертая

НАРУШИТЕЛЬ

Харт парил над землей на стареньком ховерборде. Впервые любимое увлечение не приносило никакого удовольствия. Все его мысли сейчас занимала Элси. Чертовый список электов, с которыми ее свела Система. Испуг, заполнивший прекрасные глаза девушки, когда она услышала предупреждение. Элси – одна из многих, для которых правила Системы были непреложны и нерушимы.

Что делать со всем этим, Харт не знал.

Стеклянные двери института приветливо распахнулись, впуская его внутрь. Он ловко соскочил с магнитной доски. Выдвинув панель, сложил ховерборд и закинул в свой шкафчик. В коридорах учебного корпуса царило оживление. Девушки, сбившись в стайки, вдохновлено о чем-то шептались, парни громогласно обсуждали последнюю игру.

Харт обменялся парой приветственных фраз с однокурсниками. От него не укрылись их сочувствующие взгляды – все здесь знали о нем и Элси. И, разумеется, уже знали о том, что его в списках ее электов не было. В городе, где любительского дрона едва ли можно было отличить от дрона Системы, где сообщениями по визору обменивались со скоростью звука, где можно скачать на видеовизор шпионскую программу и наблюдать за жизнью соседей, устроив себе персональный развлекательный канал, не было шансов что-то утаить.

Слушая голоса, скользя взглядом по лицам, Харт не мог избавиться от навязчивых мыслей, что именно благодаря кому-то из них Система узнала о несовпадении данных его анкеты с реальными данными. Ведь если список фильмов, которые Харт закачивал из Сети на видеовизор, был действительно Системе доступен, то что насчет всего остального? Откуда Система могла знать о книгах, которые он читал, всегда старательно пряча в непроницаемую обложку? В электронном виде таких книг не существовало – не одобренные Системой, они были попросту стерты из Сети. Откуда знала о музыке, которую он слушал?

Кто-то из этих людей, сейчас глядящих на него честными глазами, предал его. Ради благ Системы стал осведомителем. Стукачом.

Стало мерзко. Даже если он ошибался и его сокурсники к доносам были непричастны, ему не нужно было их сочувствие. Ему нужна была Элси.

Харт прошел в туалет, плеснул холодной воды на щеки. Зеркало со встроенным чипом не преминуло отметить его нездоровый цвет лица и голосом Системы учтиво поинтересовалось, не хочет ли он посетить доктора. Харт беззвучно выругался. Даже здесь невозможно побыть в одиночестве.

Он вышел из туалета и нос к носу столкнулся с «учебным» дроном-наблюдателем. Тот прошелся синими линиями по лицу и, просканировав, сообщил, что лекция началась семь минут назад. Назвал номер аудитории и проследил, чтобы Харт послушно поднялся на второй этаж. Поплыл прочь – отслеживать других нарушителей дисциплины. Как только дрон скрылся из виду, Харт взбежал на этаж выше. Осторожно выглянул из-за угла, но курирующего этот сектор наблюдателя не увидел.

Стихийно возникшее желание прогулять лекцию вдруг показалось очень заманчивым. Харт посмеивался над самим собой – нарушая правила, он словно бы мстил Системе. И плевать, что ей, по большому счету, до него не было никакого дела.

Он преодолел пустой коридор. Замер у огромного, в пол, окна, выходящего на внутренний двор кампуса. Тишина стояла невероятная, казалось, можно ножом резать – звуконепроницаемые двери не пропускали голосов лекторов и учеников. Но внезапно внимание Харта привлек какой-то посторонний шум. Повернув голову, он увидел уборщика – высокого громилу с непривлекательным лицом. Несмотря на жутковатую внешность, уборщик был самым спокойным и миролюбивым человеком из всех, кого знал Харт.