Александр Афанасьев - Огонь с небес Страница 6

– Рахмат… – вежливо сказал я, прижав руку к сердцу. Проезд я с лихвой оплатил еще при посадке…

– Арзимайди, эфенди… – проявил ответную вежливость таксист. – Екимли иштаха…[8]

Все больше и больше похожу на местных – русского во мне уже не видят. Не знаю, плохо это или нет.

Одна из достопримечательностей Ташкента – не архитектурная, а кулинарная – это дни плова. Плов – настоящая жемчужина местной кухни: рис со специями, овощами и мясом. Есть более двухсот способов его приготовления. Место, где подают плов, можно найти в любом крупном городе Империи, но настоящий плов – это, конечно же, Ташкент.

Центры по приготовлению плова называются «ошхона», каждый день они готовят плов тоннами, в громадных, больше похожих на котлы казанах. Считается, что чем больше плова готовится в один раз в одном казане – тем он вкуснее. Этот плов не подают в ресторанах, в Ташкенте есть места, где его по традиции готовят прямо под открытым небом в определенные часы и тут же подают. Одно из этих мест как раз здесь, у старого телецентра и театра Алишера Навои. Гурманы и ценители плова специально приезжают в Ташкент ради того, чтобы попробовать плов не в ресторане, с тарелки, а здесь, с деревянного блюда. Плов здесь готовят «свадебный», на основе баранины или говядины. Конечно же, не свинины – большинство здесь мусульмане. Считается, что первый рецепт плова разработал известный математик, астроном и лекарь Ибн-Сина (Авиценна), которому дали задание разработать блюдо для армии эмира, которое можно готовить как единственное блюдо трапезы, которое готовится из хорошо хранимых, занимающих немного места продуктов, позволяет поддерживать силы во время долгих пустынных переходов и при приготовлении которого не требуется много воды. Из этого задания и появился плов.

Как и положено настоящему человеку с Востока – я отказался от вилки, которой плов едят цивилизованные люди. Заметил, что на раздаче мне положили порцию побольше, признали мусульманина, более того – человека, уважающего традиции. С пловом я заказал местный зеленый чай (неверные брали местное сухое вино) и немного сухой конской колбасы «казы». Ее тоже принято есть после плова.

Протискиваясь с блюдом, я нашел место рядом со средних лет бородатым человеком, который поглощал свою порцию, тоже руками, поджав под себя по-турецки ноги и оставив рядом с собой большую сумку с логотипом какой-то спортивной команды.

– Кечиразиз…[9] – сказал я, подходя ближе…

Бородач посмотрел на меня, потом убрал сумку, освобождая место. Я присел рядом, так же как и он – правда, менее ловко. Но не пролить чай мне удалось…

– Ишларингиз калай… – вежливо спросил я, поглощая руками чудесный, дымящийся ароматным парком плов.

– Рахмат, якхши… – ответил Араб, который свою порцию почти доел, – в сумке…

Я подвинулся, задел локтем сумку. Она не была застегнута на молнию. В проеме тускло блеснула вороненая сталь автоматов.

Всегда и везде – одно и то же.

– Следят?

– Нет. Не думаю.

– Не думаешь или знаешь?

– Я проверился три раза только за сегодня.

Араб сказал это громче, чем следовало, – пара человек на нас обернулось. Но главным, конечно, тут был плов, сюда приходили целыми семьями и потому – вернулись к своим делам. По-русски… так здесь все по-русски говорят.

– Хорошо… – сказал я, – за мной тоже не должны.

– Что в столице?

– Алим-бек убит, – сказал я.

– Вы?

– Нет. У него дома жили британские агенты. Один из них.

Араб почмокал губами, как делали на Востоке в знак неодобрения. Я наклонил тарелку.

– Возьми немного с моей…

Араб себя уговаривать не заставил – перевалил часть моего плова и принялся за еду.

– И я, кажется, в розыске, – сказал я, – за убийство. Возможно, и два. Ты – нет, ты пока чист.

– Иншалла…

– Я пристрелил одного урода в Кабуле, – сказал я, – в собственном кабинете. Он назвал Ее Императорское Высочество и мать моего ребенка проституткой и предложил мне участие в военном перевороте.

– В пользу кого?

– Не знаю. Явно не в пользу России. А до этого, задолго до этого, – я убил женщину. Связанную и лежащую на земле – собственно говоря, этим урод и пытался меня шантажировать. Рассказать, как так это получилось?

Араб отрицательно покачал головой

– Нет, не нужно.

– Уверен? Мы должны быть уверены друг в друге.

– Я уверен, – твердо сказал он, – для этого не надо знать. Иногда лучше наоборот – не знать. Но я в вас уверен, Ваше Высокопревосходительство. Как ни в ком другом не был уверен.

Тут надо было бы что-то сказать… патриотическое, что ли. Да слов уже нет.

– Твои новости?

– Веселые, как никогда. Отрубили связь с Санкт-Петербургом. Нет ни телевидения, ни Интернета – ничего.

Я едва удержался, чтобы не присвистнуть. Началось!

– И что слышно? Как местные к этому относятся?

– Да как бы ни относились… – Араб смахнул в рот последние крошки плова. – Час с небольшим назад кто-то обстрелял из минометов взлетную полосу ташкентского авиазавода и взорвал заправочный терминал в Ташкентском международном аэропорту. У них остается база стратегической авиации, но она неудачно расположена, и там нет достаточных сил стратегической авиации. И полагаю, в Бухаре аэропорт тоже взорван. Так что как бы тут кто к этому ни относился, сделать он ничего не может.

Араб подмигнул мне.

– Иншалла. Мы тут договорились, что основная точка сбора – ресторан «Голубые купола». Там накормят чем-то получше, чем плов.

Я тоже доел свою порцию.

– А сколько времени осталось?

– Два часа.

Иншалла. Во имя Аллаха…

«Голубые купола»…

Это место причудливым образом сочетало в себе Запад и Восток и, будучи построенным еще в шестидесятые, почти сразу стало культовым. Здесь причудливо сочетались европейские и азиатские традиции строительства: например, кушали не в закрытом помещении, а на открытой огромной террасе с бетонным ограждением по пояс; с трех сторон было построено искусственное озеро с небольшими фонтанчиками, поэтому даже в самые жаркие дни здесь была благословенная прохлада; зала – то есть закрытого помещения – здесь не было вообще, эта терраса и была всем ресторанным залом; и, наконец, голубые купола на крыше, как в старой Бухаре. Когда это построили, ресторан заклеймили «китчевым», но теперь он был одной из достопримечательностей Ташкента.

Ну и кухня. Здесь не подавали модный европейский фьюжн, здесь не кормили блинами и пирожками. Только местная кухня, богатая и самобытная, которую ставил сын главного повара Эмира Бухары, не желающий работать во дворце.

Второй рассвет это заведение пережило с тех пор, как Ташкент стал отправной точкой на пути русских в Афганистан. Такой рассвет, что владелец даже открыл еще два ресторана, точно таких же – в Кабуле и в Мазари-Шарифе. Почему-то именно это место стало популярным среди среднего и старшего офицерского состава, возвращающегося на родину после нескольких лет кошмара…

Появиться здесь – было в какой-то степени вызовом. Но с другой стороны, именно здесь нас бы и не тронули: потому что – кто такие заговорщики? Это подонки, отщепенцы, предатели. Их мало, очень мало, и, если бы они посмели открыто высказать свои взгляды и убеждения, их бы просто разорвали на части. Они и пошли-то на заговор потому, что легально им просто «не светит» – никто их не поймет, никто не согласится. Так что здесь – самое место.

Место Араб заказал с самого утра, иначе бы не нашлось. Как только мы заняли его, к нам подлетел половой-узбек.

– Слушаю, господа хорошие…

Вот этот вот все-таки китч – купеческое «господа хорошие» и половой – типичный молодой узбек – наверное, и привлекали сюда людей. В мире, где все поставлено с ног на голову – это вполне даже нормальное место…

– Стол на троих… – начал распоряжаться Араб на русском, – третий подойдет. Китайский лагман на первое – по большой тарелке. Дальше чучвару и ачич-кудук. И чая. Зеленого чая, побольше. К каждому блюду.

– Да мы не съедим… – усомнился я

– Еще добавки попросим, – безапелляционно заявил Араб. – Давай, бача, сделай красиво…

– Сей момент, господа хорошие… – узбек побежал на кухню.

Оркестра тут не было – живой музыки вообще не было, как и сцены. Когда-то была, еще в восьмидесятые, помнят и говорят, что тут выступали лучшие современные ансамбли Туркестана. Играли совершенно нетипичный для этого места джаз, блюз, даже рок. Но если когда-то сцена здесь и была, то сейчас не было, ее снесли, чтобы увеличить вместимость зала. Мест не хватало практически всегда, но у Араба, видимо, были здесь подвязки.

Невидимые колонки развлекали гостей музыкой. Играли новый вариант «На сопках Маньчжурии».

Тихо вокруг.Сопки покрыты мглой.Вот из-за туч блеснула луна,Могилы хранят покой.

Белеют кресты —Это герои спят.Прошлого тени кружатся вновь,О жертвах боев твердят.

Тихо вокруг,Ветер туман унес,На сопках маньчжурских воины спятИ русских не слышат слез.

Плачет, плачет мать родная,Плачет молодая жена,Плачут все, как один человек,Злой рок и судьбу кляня.

Пусть гаолянВам навевает сны,Спите, герои русской земли,Отчизны родной сыны.

Вы пали за Русь,Погибли за Отчизну.Но верьте, мы за вас отомстимИ справим мы славную тризну.

Этот вариант появился в тридцатые годы после второй русско-японской, когда нам удалось отвоевать Желтороссию, прекратить продвижение японцев в районе Внутренней Монголии – но не удалось нанести поражение японскому флоту и вернуть половину Сахалина. Предыдущий вариант, классический, был одновременно и слишком длинным, и слишком надрывным, даже антигосударственным. Совсем не победным.