А отличники сдохли первыми - 2: летние каникулы (часть 3) - Рик Рентон Страница 6

Чуть повернувшись, я встретил её взгляд. Широко раскрытые глаза горели острым любопытством.

Отвернувшись, я посмотрел на звёзды и легко улыбнулся:

— Как говорится, я был молод... И мне нужны были деньги...

— Много платили за участие?

Я кивнул:

— Ты вот меня то и дело пытаешь, где я работал до всего этого горького катаклизма, который мы тут наблюдаем... Так вот — нигде. В нормальной жизни моя профессия была не очень нужной. По крайней мере, за ту оплату, которая помогла бы мне сохранить семью и дом.

— Значит, всё-таки, ты был учителем... — Кира легонько хмыкнула. — Сохранить семью... По крайней мере ты помнишь, что был в разводе, как там написано.

— Уж лучше бы забыл. Так себе воспоминания.

— И чё... Жена ушла, потому что денег не было? Ты, конечно, извини... Но это тот ещё поступочек...

— Как бы то ни было, я здесь. А она... В лучшем случае бродит где-то по Питеру в поисках пропитания. Или тоже где-нибудь в метро...

— Фу... Ну и поделом. Как можно своего мужика из-за каких-то денег швырануть... Вообще...

Я покосился на возмущённую девчонку. Похоже, она говорила искренне. Ладно. Не буду уточнять, по какой именно причине её отец тоже предпочёл жить отдельно.

— В общем, важно то, что это я всё помню. И про то, что планировал принять участие в эксперименте, и про развод... Но до недавнего времени я точно так же был уверен, что этой зимой Белла всё ещё жила со мной. В Митино. Пока в наше убежище не заявились шмели. В том самом биоцентре... Где, похоже, я всё это время обитал один. В полубессознательном состоянии... — Я продолжать смотреть на Киру и, как только она взглянула на меня в ответ, озвучил ту мысль, которую моя собеседница никак не решалась воспроизвести сама. Ту идею, что явно немного настораживала и пугала её. — В состоянии тупого жоры.

После знакомства с текстом документов, я не раз пытался снова вспомнить подробности того, как выживал в первые дни после начала катастрофы. И смог прожить до весны. По крайней мере, как мне казалось — вместе с дочерью... Но каждый раз, при каждой попытке, события и картинки этой страшной зимы расплывались и ускользали. Словно предрассветный сон. Который, не смотря на интересный сюжет и яркие образы, быстро исчезает из памяти почти сразу после пробуждения, как бы ты ни напрягался сохранить его в памяти. Из сюжета мгновенно испаряется логика и структура, из образов и ролей — яркость и живость. И сон оставляет после себя вовсе не память о конкретных событиях, местах и людях, а скорее об ощущениях, которые ты испытывал, когда видел все эти бессознательные галлюцинации. В моём случае это была горечь безвозвратной утраты. В которой я обвинил несчастных шмелей.

Кира продолжала внимательно меня разглядывать. Сейчас на её лице не было ни тени испуга или отвращения. Ничего из того, что я заметил тогда в машине, когда мы в первый раз увидели документы.

— Сними маску, пожалуйста.

Я исполнил её просьбу. И снова в её взгляде не было ни тени отвращения или страха. Только внимательное любопытство. И, кажется, сочувствие.

— Память может врать. Но шрамы-то у тебя настоящие... — Девчонка осторожно коснулась моей щеки и провела ноготком по одному из кривых рубцов, идущему от уголка губ почти до шеи. — И шмели тебя узнавали. И Шершень узнал. Хоть и не сразу.

— Вот именно. Теперь я понимаю, что тогда в Отраде он вспомнил и узнал именно меня, а не Беллу. В тот момент, когда я показывал ему фотографию.

— Думаешь?

— Теперь уверен. Когда Шершень подыхал, он сказал «так это ты». А не «так это вы». Или «так это она».

Кира явно опять не решалась сделать вывод из этих слов самостоятельно. И я избавил её от неловкости, завершив логическую цепочку:

— В апреле они залезли в биоцентр и нашли там меня. Тупого жору. Со скуки решили поиздеваться... Хотя, может, я проявлял агрессию, кто теперь знает... Им на такие дела особых причин не нужно, ты сама прекрасно знаешь. С тех пор у меня эти шрамы. Ожоги. Порезы. Рваные дыры. По всему телу. Но, пожалуй, мне нужно быть им благодарным.

— Это ещё почему?

— Скорее всего, именно из-за их пыток и издевательств я и пришёл в себя. Ты же читала в документах про стресс и прочее. Про то, что именно выводит такого как я «субъекта» из... Из жорского отупения.

— Да... Получается так... — Кира высунула из-под спальника руку и просунула мне её под плечо, коснувшись ладони. — Но всё равно они все подонки. Правильно ты с ними. И с варщиками. Эти уроды, похоже, с девчонками ещё хуже обращаются, чем шмели... Жалко близняшек...

— Если верить бесам, Юля и Аня помогли спасти с десяток других девчонок. И отвели их на север, в деревню. Хоть Яр и ругался, что то и дело одни убегают. Никого не слушали. Бунтарки... — Я нащупал её прохладные тонкие пальцы и легонько сжал в кулаке. — Напоминают мне кое-кого...

— Хм... — Девчонка глубоко вздохнула. И на этот раз она решилась задать вопрос быстрее. — А ты же... А ты же, наверное, когда мы всё что нужно узнаем... В Питер с моряками поедешь, да? То есть в этот... в Кронштадт.

Я знал, почему она так решила. И не стал уточнять. К тому же, чуть помедлив, Кира продолжила сама:

— Ты же тут за неё тут чуть ли не половину города порвал. А она, оказывается, жива. Наверное, ждёт тебя там...

Я поднял руку и, подперев лоб кулаком, приложил её пальцы к изрезанному виску. Это прохладное чужое прикосновение было одним из самых приятных ощущений за последние месяцы.

— Кто знает... Теперь я не уверен даже в том, что она вообще хочет меня видеть. Может то, как она ко мне относилась, я тоже выдумал. Как и всё остальное в этом своём жорском полусне.

— Да как же это... Если бы я знала, что мой отец жив и здоров... Я бы больше всего на свете хотела его снова увидеть! — Эти слова девчонка горячо прошептала громче, чем