Юрий Валин - Окраина. «Штрафники» (litres) Страница 61

После решения об отставке Иванов заметно сдал. Не физически, но духом точно. Язык перестал за зубами держать. Впрочем, в ФСПП дали добро на расширение круга допуска. Впереди уже маячили большие перемены. Андрей и так о многом уже давно догадывался.

Генка был родом из Химок. Те Химки и та Россия уже исчезли. Как и еще три «кальки», о которых было достоверно известно. В Генкином мире все началось восемь лет назад…

Генка был мобилизован в четырнадцать. Родители были рады – еще оставалась иллюзия, что в силовых структурах сохраняется порядок и существуют стабильные зоны безопасности. Свой первый бой мальчишка принял как раз в казарме – бойня после неудавшегося подрыва училища, когда шестеро террористов расстреливали новоявленных курсантов, еще не успевших переодеться в военную форму. Потом служил у Тагила – прикрывали Восточный коридор, по которому шла эвакуация стремительно гибнущей Сибири. Еще надеялись: прочно держался Хабаровско-Харбинский периметр и крепость Владивосток. Адово Поле, разросшееся у Усть-Кута, разбомбили и даже успели затопить гигантскую радиоактивную чашу мертвыми водами Лены. Пандемию остановили. ООН все еще рассылало декларации, при всей своей наивности, а скорее благодаря ей, кажущиеся обнадеживающими. Генка тогда гонялся по тайге и горам за террористами и бандитами. С Чужими и Лешими сталкивались редко – те считались тварями, сумевшими выбраться с Адова Поля. Маневренная группа возвращалась в гарнизонный форт лишь за солярой и боеприпасами. Размышлять, откуда берутся безумные террористы и что происходит с мирными еще вчера деревнями, было некогда. Да и не дело пулеметчиков размышлять о причинах и следствиях. Телевидение исчезло как явление: лучшее, что мог показать «ящик», – это DVD знаменитых комедийных шоу Докризисного времени. Но Екатеринбург каждый час передавал радиосводки. О положении в мире сообщалось мало. Репортаж тогда еще живого СНН о Флоридском потопе Генка успел посмотреть на курсах. Было понятно, что Америка и Австралия пытаются отбиться, и оставалось только пожелать им успеха. Вести из Казахско-Китайского военного района интересовали куда больше – все-таки соседи. Африка уже сгинула. Иногда говорили, что там от верховий Нила до реки Оранжевой сплошное Адово Поле, но местным уже без разницы – у них пандемия прошла чуть раньше, и теперь там даже шакалы передохли. В той стороне уцелели только хитроумные евреи, успевшие возвести над Тель-Авивом колпак из кварцевого стекла. Шел четвертый год Кризиса. Генка, если успевал выспаться между рейдами, трахал девчонок из поселения вокруг форта, ходил в баню, пил самогонку и думал, что жизнь налаживается. Весной Казахско-Китайский ВР напрягся и даже перешел в наступление. Черт знает что там произошло, но через неделю связь с Астаной пропала. Говорили, из беженцев никто не прорвался. Еще через пять дней президент выступил с планом «Сохранение нации». К осени Генка очутился в самарском госпитале. Зацепили легко, но в суставе началась «жвачка», руку не оттяпали чудом. Сосед по койке, снайпер береговой обороны, доставленный одним из последних рейсов из Хабаровского Периметра, рассказывал, как беженцы начинали резать своих, стоило только отвернуться. Ни психологические проверки, ни карантины не помогали – в мозгах крючочек соскакивал, и амба. Сосед умер, Генка выздоровел и в сентябре ушел в режимную роту спецназначения. До того как перебросили в Дубну, успел посмотреть на Красного Кондома. Когда танки и два дивизиона РСЗО прямо с набережной расстреливали тварь термитными, Волга выкипала на глазах.

В Дубне, в охране «Эва-1», Генка прослужил до конца. Пережил Валентинку G1A6 и Варшавскую малярию. Стрелял в своих и чужих, жег трупы, снова стрелял. Отделение держало свои двести метров сектора «Эвы», держало жестко. Иногда наскребали маневренную группу, совершали рейды вдоль берега водохранилища. Держался Московский укрепрайон, держалась Рокада и форты вокруг нее. На севере, у «Эва-2», и у белгородского «Эва-3» шла своя драка. А у Генки были свои двести метров: от крайнего дома бывшего Золотилово – до заросшей канавы-канала давешней осушительной системы. У, сколько там растяжек и «лягушек» было установлено.

Отступать было некуда. Потому и нельзя было пропустить «не того». Генка стрелял в голову. И люди не мучились, и смотреть в мертвые глаза не приходилось. Они все были свои. Думали проскочить: на удачу, на фарт, спасти себя, жену, детей. Собак, кошек, попугаев. Генка как-то расстрелял магазин, добивая скрипучего ару, прыгающего вокруг мертвого хозяина. Всем им, и людям, и попугаям, нужно было идти к КПП. Только туда, мать их… Не психовать, не рваться-напирать в истерике, а идти к КПП. Или лететь, хрен бы их…

Попугая сожгли с хозяином и хозяйкой. Сколько их было, убитых своих? Чужие, «заряженные», тоже были своими. По большей части они не знали, что уже не совсем люди. Подрывали себя и других, кидались с заточками, стреляли – в мозгу их соскакивал крючочек. Миллионы крючочков. Человечество пожирало само себя. Была ли это чужая программа? Дьявольский умысел? Или случайная комбинация экспериментальных штаммов? Большой Кризис. Война. Но это не было правильной войной. Или было?

В июне сектор атаковала бронетехника. Отделение разменяло четырех бойцов на древний «Т-62». Еще два танка и диковинный грузовик, обшитый нержавейкой, сжег подоспевший «крокодил»[11]. Вечером остатки отделения сидели, кашляли от гари солярной «капельницы» и пили наградную пепси-колу. Больше поощрить неожиданных противотанкистов коменданту сектора «Эва-1» было нечем. Спиртное за два года в Дубне Генка не пробовал ни разу, а сладкого в сухпаях хватало и так. Вот старинная шипучка – совсем иное дело. В сумерках из дыма, плача и прихрамывая, выбрел мальчишка лет девяти с рюкзачком за плечами. В видавшем виды рюкзачке таился, понятно, заряд тола с грубоватым самодельным детонатором. А может быть, и качественный пластит с дистанционником. Вариантов могло быть несколько, но все они здесь не проходили. Все-таки Кризис был туповат. Или просто не разменивался на частности? Брал напором?

Радио, кроме служебной рации, Генка не слушал. Хорошего все равно передавали мало. «Эва-3» уже не существовало. «Эва-2» испытывал «трудности технического характера». Остальной мир уже кончился. Американцы вроде бы еще держались в Неваде и Орегоне, до последнего выжимали свою программу «Ковчег», вышвыривая в космос набитые людьми жестянки с крайне сомнительным замкнутым циклом жизнедеятельности. Никакого значения это не имело. «Эва-1» жил своей напряженной жизнью. Формировались и уходили транспорты. Сначала экспериментальные: тысяча – две тысячи человек. Потом первой серии: три – пять тысяч. Потом стандартные: восемь – десять. Говорили и о конвоях на сорок – пятьдесят тысяч душ, но Генка не сильно верил: в карантине столько народу размещать неразумно. О том, куда именно перебрасывали эвакуированных, тоже много болтали. Президент еще в том самом «Плане сохранения нации» заверял, что проводится непрерывный мониторинг и что некоторые разведгруппы возвращаются с обнадеживающими результатами. Из чего следовало, что некоторые не возвращаются вовсе. Другие возвращаются не с теми результатами. Надо полагать, с транспортами тоже шло не все гладко. Так не сидеть же и ждать?

В декабре пришло неожиданное подкрепление. «Эва-2» закрыли, и остатки охраны авиацией перебросили в Дубну. Сержант-северянин рассказывал, что собственными глазами видел разведчиков, вернувшихся из «прыжка». Проверяли они какой-то пустынный мир, вроде Гоби. Жарища, по колючке на версту, но жить можно. До воды смогли добуриться, то да се.

Старты транспортов шли один за другим – Генка научился их чувствовать по легкой боли в затылке. Но к февралю частота спала – перебрасывать было почти некого. Здешняя Россия заканчивалась. 10 февраля сектор получил приказ отойти на позиции к городу и плотине.

Было тихо. Авиация последний месяц почти не летала. На водохранилище тоненький лед сиял радужными пятнами – разбившийся вертолет утонул еще в теплом январе. Забираясь в грузовик, Генка в последний раз взглянул на «свои» двести метров. Уходить жалко не было. Северянин сказал, что на транспорт не пойдет. Пусть верблюды в колючках живут. Лучше к северу двинуть, в скитах или охотничьих избах можно отсидеться. Ведь не навечно же Кризис? Генка ответа не знал. Фотографию родителей и сестренки сжег еще в блиндаже. Все равно уже не встретиться.

Что произошло дальше, Генка не знал. Очевидно, машина наскочила на фугас. Вспышка вроде бы помнилась. Но почему Генку нашли одного и в совершенно другом мире? В ФСПП высказали версию, что подрыв совпал со стартом одного из транспортов. Плюс измененное состояние сознания самого Генки. Занесло парня. Были такие прецеденты. Имелись и коллеги по счастью-несчастью. Правда, свалившиеся из иных, чужих, «калек». Генку подлечили – череп ему зацепило действительно крепко. Потом он сам попросился в ФСПП. И встретил мальчишку – настоящего земляка.