Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Север Страница 61

Отказываться было невежливо. Не знаю — то ли спирт из фляги был причиной улучшения моего самочувствия, то ли нужно было просто разодрать челюсти, чтобы вышел гной из раны… Без понятия. У меня еще не было уверенности, что через минуту меня не накроет и я не отброшу берцы прямо тут, у подножия искалеченной телебашни. Но, тем не менее, я был благодарен парню. И обижать его не хотелось. Видимо, эти железки очень много для него значат.

Я протянул руку. Теплые, довольно увесистые кусочки металла легли мне в ладонь. Огонь, почуявший новую добычу, рванулся ко мне. Затрещали волоски на предплечье, кожу пальцев ожгло. Ничего, не такое терпели. Зато теперь я знал главное — парень, который водит дружбу с огнем, не может быть обычным бродягой, который забрел в Красный туман и решил поужинать у костра.

Руку я отвел не спеша, с достоинством. Надеюсь, обойдется без ожоговых волдырей. Но ведь каждый знает, что в такие моменты хороший понт дороже денег. Иной раз человек руку себе полностью спалить может ради такого дела, история факты знает…

Но до подвига Гая Муция Сцеволы дело не дошло, зато в моей ладони теперь лежали три эмблемки, которыми — по глазам видно — очень дорожил их создатель. Не исключено, что я первый, кому он показывает свои творения. Что ж, посмотрим.

Первый жетон был простым кругляком, в котором терпеливый резчик по бронепластинам выточил трехлопастный пропеллер. Знакомый знак. Можно сказать, до очень сильной боли знакомый. Слишком часто я видел его, блуждая по зараженным радиацией землям Украины. На треугольных «пропеллерах смерти», на БТРах, фонящих уже более четверти века, на рукавах пыльников у бродяг, которые гнались за длинным рублем, а получили пулю в живот или острую лучевую болезнь. И еще неизвестно, что хуже.

Я осторожно положил «пропеллер смерти» на асфальт рядом с собой. К чему лишний раз вспоминать пройденный этап моей жизни? Все равно что ковырять ногтями старые, почти зажившие раны. Бесполезное и болезненное занятие.

Следующий жетон был знаком биологической опасности — правда, очень неудачно исполненным. Значок получился похожим на толстенького карикатурного тюленя с растопыренными ластами и забавными рожками. Эдакий мутантик — последыш атомного взрыва. Были бы детишки, можно было б им отдать играться… Хотя, может, создатель специально его для детей и делал, чисто на потеху. Не все ж их знаками радиационной опасности пугать, которые имеют свойство намертво отпечатываться в памяти…

Эмблемка-тюлень легла рядом с первой. Странно, конечно, что человек столько труда затратил, выпиливая из броневой стали смешную игрушку. Но каждому своё, может, для него это важно…

А вот третий, последний жетон меня заинтересовал. Тот же знак радиационной опасности, только более искусно исполненный и с развернутыми крыльями мутанта-рукокрыла по бокам. Вроде ничего особенного — а зацепила поделка. Видно, что создатель вложил в нее душу и постарался на славу. Все линии ровные, четкие, законченные, выполненные тщательно и с любовью. И не скажешь, что простым патроном по бронепластине такое вручную выточили… Мастерская работа!

— Нравится?

Я кивнул.

— Что ж, забирай, — просто сказал парень. — Теперь это твой путь. И твоя боль.

Последние слова были непонятны, но я не стал переспрашивать.

— Не могу, — покачал я головой. — Тобой в нее столько труда вложено…

— Для меня время не имеет значения, — пожал нескладными плечами парень. — У меня его много. Слишком много…

Я хотел спросить его о чем-то еще — но запнулся на полуслове. Искорки жизни в его глазах гасли, словно горячие угольки, выброшенные из костра. Я понял: еще немного — и парень замкнется, уйдет в себя, и никакие силы мира не смогут до него достучаться. Потому я озвучил самое главное, что давно хотел спросить, да все как-то не до этого было:

— Звать-то тебя как?

Почему-то мне казалось, что я слышал о нем. Раньше, в той, другой жизни за пределами этого мира…

— Когда-то меня называли Букой, — еле слышно произнес парень, отрешенно глядя в пламя костра. — Словно чудовище, которым пугают детей. Потом я стал просто Тварью… И уже двести лет я просто Тварь…

Точно! Старая байка, которую травили бродяги в немногочисленных барах на зараженных землях Украины. Тварь, которую невозможно убить… Тварь, из-за которой, возможно, произошел печально известный взрыв на Чернобыльской АЭС… Тварь, которую когда-то звали Букой и настоящего имени которой не знает никто…

Он сидел, глядя потухшим, остановившимся взглядом на догорающий костер. Немая статуя из плоти и крови. Памятник самому себе, который невозможно убить… Который живет вечно в аду, созданном им самим…[4]

Я поднялся на ноги и потрогал лицо. И почти не удивился, когда ощутил кончиками пальцев не отвратительное гнилое мясо, а трехдневную щетину, отросшую на абсолютно целой щеке.

«Месть — это путь в никуда. Однажды я попытался отомстить. Стало только хуже. Намного хуже. Прошлое нельзя изменить…»

Я зажмурился. Потом вновь открыл глаза. Что это было? Слова Буки? Нет, непохоже. Он даже не пошевелился, продолжая глядеть на костер остановившимся взглядом. Но я же ясно слышал, как бесплотный голос принес из пустоты эту странную фразу! Ладно, спишем на последствия ранения. Когда нет объяснений произошедшему, сознание само подсказывает наиболее простой выход из логического тупика.

— Спасибо тебе. Прощай, — сказал я, уже зная, что не дождусь ответа…

Оставалось только одно — положить в нагрудный карман подарок Буки, подобрать автомат, развернуться и пойти в сторону близкой границы Красного тумана, вздымающейся сразу за гигантской перевернутой розеткой основания Останкинской башни…

Легкий ветерок дул мне в спину, и возможно, мне показалось, что он принес на своих невидимых крыльях тихий шепот:

— Прощай, Снайпер…

Но, скорее всего, мне это только показалось…

На этот раз стена тумана приняла меня более мягко. Я прошел сквозь нее, лишь ощущая легкое сопротивление воздуха, чуть более густого, чем обычный. Кирпичные струи расступались передо мной — и вновь скручивались позади меня в тугие жгуты, состоящие из крошечных осколков разрушенного мира…

Я сделал последний шаг — и увидел солнце. Редкое явление в этих местах. Здесь, в мире за чертой Красного тумана, утро было в самом разгаре. Светило на мгновение выглянуло из-за тучи, словно пытаясь повнимательнее рассмотреть чудо невиданное — человека, живым выбравшегося из преисподней. Подивилось и вновь спряталось за мрачным пологом свинцовых туч. И то правда. Невесело, наверно, смотреть на планету, которую ее жители превратили в оплавленный шар, затерянный в просторах космоса…