Изгои (СИ) - Владимиров Денис Страница 63

— Ты забываешься, аристо! — подал голос эльф из свиты, с такой же мазней на броне, что и у главного, а тот молчал и бледнел, — Не смей говорить с почтенным Раинхелем в таком тоне…

— Когда я говорю, чернь молчит и внемлет! — оборвал оратора, и не дал развиться возмущенному воплю в осознанные слова (если что вернемся, и еще одному остроухому подведем правильные вещи к носу), — Но я не закончил мысль. Так вот, есть на свете еще более замечательные вещи, чем вода и огонь, например, я люблю наблюдать, порой из первых рядов, как расцветают цветы. Особенно в ваших домах. Это апогей всего… Чудо, настоящее маленькое чудо. Красота. И неважно, когда происходит это событие, светлым днем или темной ночью. Им можно любоваться вечно. Не правда ли, Раинхель?

Тот постарался натянуть прошлую маску презрительной невозмутимости и не терять ее.

— Несмотря на то, что редкий человек может это оценить, понять саму суть этого великолепного процесса, его естество… Но все именно так, аристо, — будто кость собаке бросил словеса.

— Отлично! — изобразил я радость и воодушевление, — Наконец-то я нашел того, кто меня понимает. Вот он настоящий ценитель, который тоже знает, что цветы Тьмы и Хаоса безупречны в любое время суток! — остроухий вместе со спутниками поперхнулись, людишки в свите не остались в стороне, а я продолжил с полуулыбкой, — Думаешь, тогда тебя что-то защитит, эльф, или твоих близких?

— Не играй со мной, глэрд! — совсем змеей зашипел тот.

«Ты что творишь? Его нельзя трогать! Можешь убить того, который влез в диалог!», — пришло возмущенное от лэрга, а сам он делал страшные глаза. Я еще не начал. А вы, интриганы, в следующий раз сто раз подумаете, как меня вплетать в свои дела без права отступления и не информируя заранее.

— И не подумаю. Учитывая, что некоторые представители твоей расы под этим термином понимают. Не так давно убитый мною светлый эльф, который охранял вот эту гнилую ветвь, — указал пальцем на беспечно смеющихся дуэлянтов, — Говорил, что под ним во время игр все стонут, как шлюхи. Прости меня, эрлглэрдесса, что оскорбил твой слух дословной цитатой, — та озорно мне подмигнула, мол, и не такое слышали, — Мне даже стало страшно за своего пса. Не малых трудов, стоило уговорить твоего родича не трогать питомца, не играть с ним. И только тогда, когда я заклинал его богами, он пошел мне на встречу, заявив прилюдно: «Я не буду драть твою собаку!». Все так и было. Клянусь кровью! — пламя на кулаке вызвало не только ропот, но и изумленные глаза большинства из присутствующих, особенно в стане противника. Взгляд же лэрга говорил: «и почему я не в курсе?», журналистка открыла рот, в глазах азарт, а сама девушка напоминала борзую, — А настроен этот оставшийся безымянным воин из младшей ветви твоего Дома был очень решительно. Я бы сказал, «крайне». Поэтому, эльф, я не играю с тобой, а лишь делюсь мудростью, которая, увы, но несмотря на долгие лета, дарованные вам богами, часто проходит мимо, оставаясь уделом меньшинства.

«Я не смогу выйти за тебя сражаться с ним! Мне нельзя! Он опасен! Невидимость не поможет!», — лэрг продолжал сигнализировать.

— Все я больше не намерен это терпеть! Если ты победишь, то я вызываю тебя на дуэль! За оскорбление всего эльфийского народа!

— Не много ли ты на себя берешь, защитник? И чем я оскорбил целый народ? Скажи прилюдно.

— Ты сказал, что мы… мы… с собаками!

— Разве? Зачем именно ты пытаешься выставить в глазах общественности всех добрых эльфов насильниками домашних животных и скота? — у визави через мертвенную бледность лица, стали проступать красные пятна, но я не дал вставить ему слово, — Несмотря на длинные уши, ты еще и оглох к закату своих дней? Или память начала подводить? Я сказал «некоторые представители вашей расы». Клянусь кровью! — пламя на кулаке показало, кто здесь убогий, — Но позволь поинтересоваться, отчего это тебя так взволновало? Задело? Неужели… — при последнем слове я сделал интонации, будто о чем-то догадался, совершил некое открытие, изобразил на лице безмерное изумление, а затем быстро ладонью прикрыл рот, обрывая многозначительно фразу, состроил понимающую мину, закивал заговорщицки, подмигнул, чтобы все заметили, — Традиции Дома… Посвящение во взрослую жизнь… Понимаю… понимаю. Но молчу-молчу, — обвел взглядом и ладонью окружающих, — Господа и дамы, не стоит обращать внимания на это небольшое недоразумение. Да и мало ли у кого и какие имеются увлечения и предпочтения? Простим им небольшие грехи, никто ведь из разумных не страдает…

— Дуэль до смерти! — вот уже и брызги слюней пошли, скорее всего не ожидал подобного, — До смерти! Ты понял⁈ Ты будешь молить о пощаде! Я сниму с тебя шкуру! Я заставлю тебя сожрать часть своих кишок за каждое слово! Я… я…

— Сталь и магия.

— Что?

— Поединок состоится через двадцать минут, после уничтожения Янтарной розы, чтобы люди успели сделать ставки, — и все умения откатятся, если придется их использовать, — Я собираюсь сделать на тебе деньги, а не только ожерелье из ушей. Как говорят в народе, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Но, не бойся, и она займет такое же достойное место в попоне моего будущего боевого товарища, как и твоих подопечных. Гордись. И не опаздывай, а то я ни разу не слышал, что пунктуальность входит в число твоих добродетелей, — опять чистая правда. Мог и на крови поклясться.

— Договорились! Я отрежу… я отрежу тебе язык и все лишнее! Все! — на каблуках развернулся тот, прошествовал в гордом одиночестве к своим питомцам, которое вытягивали шеи, стараясь рассмотреть и подслушать происходящее.

Пришел черед тявкать шавкам, которых подмывало вмешаться, но не смели пока вождь беседы говорил.

— Аристо, ты назвал меня «чернью»? Меня, Асхеля ле Руаса из Великого Дома Серебряной ядовитой орхидеи⁈

— Разве? — изобразил недоумение на лице, — Когда?

— Ты сказал, а я запомнил слово в слово: «Когда я говорю, чернь молчит и внемлет!».

— И? Ты-то здесь при чем?

Тут дер Вирго заржал по-конски, дер Ингертос кривил губы в улыбке, что часто означало у него заливистый смех, рассмеялась и журналистка, и только лэрг сверлил меня яростным взглядом.

— Но ты сказал… — захлопал глазами тот, только сейчас понимая, что загнал себя в ловушку. Нет, все же расслабились эльфы в Демморунге. Расслабились.

— Неужели у вас в Лесах и Кущах не так? У вас, когда говорит благородный, простолюдины его не слушают? — спросил с недоумением.

— Все так!

— Тогда я тебя не понимаю.

— Ты намекнул, что я не ровня тебе!

— Чем? Ты можешь выражаться яснее?

— Намеком!

— Каким, к Эйдену, намеком⁈

— Что я чернь, а это, значит, меня нагуляла мать, ты оскорбил и ее честное имя! И я не чистой крови, а бастард! Именно поэтому в Доме принижают мои достоинства!

— Да?.. — вложил весь возможный скепсис в данное междометье.

— Все так!

— Послушай, Асхель, да, у нас в народе часто говорят, что многие отцы воспитывают своих детей не подозревая, что они не от них. Неужели и у вас такое болтают? И эти пустые слова пустили корни в твоей душе? Не верь толпе, она, как баба. Кстати, а, действительно, как так получилось, что твой брат официальный представитель, а ты всего лишь при нем, хотя вроде бы он тебя младше? — судил по лицу, — У эльфов разве не по старшинству обязанности и регалии распределяются? — тот едва не скрипнул зубами, я попал в больное место. И трудно было промахнуться, учитывая вводные.

— Я вызываю тебя на дуэль, если выживешь в других поединках!

— Основание?

— Ты меня оскорбил!

— Чем? — воззрился со всем возможным недоумением, а тот сопел, пришлось самому продолжить, — Тем, что засомневался, что ты принадлежишь к черни? Что не стал поддерживать твои домыслы, что отец подозревает твою мать в ветрености и поэтому тебя всячески принижают в Доме? Смеются над тобой за твоей спиной? Переглядываются? Перемигиваются. И каждый шепчет: «ублюдок, ублюдок, ублюдок⁈», — люблю комплексы, они у всех одинаковые, хотя каждый считает себя избранным, — Еще раз повторю четко и внятно, я, глэрд Райс глава Дома Сумеречных, со всей ответственностью заявляю, что пока не будет представлено доказательство обратного из надежных источников — Асхель ле Руас достойный сын Великого Дома Серебряной ядовитой орхидеи, он не бастард, даже потому, что его признал отец, и получает все то, что заслуживает! И никто, повторяю, никто над тобой не смеется! — опять заржал дер Вирго, — Я защитил твое доброе имя?